Екатерина Монусова - История Крестовых походов
«О, великое море!..»
Это была не просто эпидемия – это оказалась настоящая пандемия. И вскоре весть о героическом мальчике-златоусте прочно обосновалась и на берегах Рейна. Закона парности событий во времена Средневековья никто не отменял – в Германии тут же объявился собственный Этьен. Правда, звали его Николас (не путать с праотцом Деда Мороза – нашему святому Николасу было от роду лет 10, по причине чего он был напрочь лишен бороды). Хронисты оказались к нему не более почтительны, чем к его французскому единомышленнику, – они дружно рассказывают о том, что «пророком» его сделал родной отец, называя последнего «пройдошливым дурнем». Судя по всему, именно родитель явился автором незатейливого, но вполне успешного сценария, по которому развивалась карьера Николаса, – видение Креста, наставления Всевышнего, исцеления несчастных… И вот уже толпа жадно внимает юному оратору, трибуной для которого служили то большие придорожные камни, то бочки посреди площадей. «Пройдем по морю, как посуху. Обратим неверных словом Божьим, да приимут они святой закон Христа!» У собора установили драгоценную раку для пожертвований. Тысячи паломников спешили в Кельн, это священное место, где хранились мощи «Трех королей Востока» – волхвов, принесших дары младенцу-Христу. Когда-то их отбил у миланцев Фридрих I Барбаросса…
Поистине дивные декорации для воплощения нашего сценария! И вот уже немецкие дети маршируют в унисон со своими французскими ровесниками. Правда, Фридрих II, в отличие от Филиппа-Августа, от роли продюсера отказался: страну сотрясают смуты, а тут еще эти неразумные отпрыски взялись мутить воду!.. Решительно запретить!..
Однако запретный плод, как известно, сладок. И дети продолжали стекаться в Кельн. Не то чтобы все происходило в обстановке строжайшей секретности – попробуйте утаить от всевидящего взора императора тысячи ребят, большинству из которых и ночевать-то приходилось прямо в полях вокруг города! Но ореол тайны все же витал в воздухе. Юные германцы жаждали не только освобождения Святой земли – но и мести за тех, кто пал в кровавых походах. Как планировалось свершить эту месть без оружия – на этот вопрос не смог бы ответить даже сам папа римский, в отличие от императора, поддерживавший рвение своих юных чад… А их собралось не менее 20 тысяч, среди которых было куда больше отпрысков благородных фамилий, чем в отрядах Этьена. На то она и Германия – воевать здесь любили и умели с детства, а баронов в стране было «несть числа». Да и майорат, при котором наследство целиком и полностью доставалось старшему сыну, буквально толкал младших в поход в надежде на улучшение судьбы. Именно поэтому в армии Николаса можно было редко встретить бойца старше 12 – а добрую треть и вовсе составляли 6—7-летние малыши. Пройдет всего пара дней, и они начнут уставать, а потом отставать – и навсегда оставаться в придорожных селениях. А те, кто все же продолжит путь, десятками перемрут от голода и болезней…
Но сейчас труба зовет их в поход.
«Кельнцы высыпали на городские стены, – так описывает это июньское утро Константин Купченко. – Тысячи одинаково одетых детей выстроены колоннами в поле. Над серым морем колышатся деревянные кресты, знамена, вымпелы. Сотни взрослых – кто в сутанах, кто в лохмотьях – кажутся пленниками детского воинства. Николас, командиры отрядов, часть детей из знатных родов поедут в повозках, окруженных оруженосцами. Но многие малолетние аристократы с котомками и посохами стоят бок о бок с последними из своих холопов.
Отрыдали и отпрощались матери детей из отдаленных городов и селений. Пришел черед прощаться и рыдать кельнским матерям – их дети составляют едва ли не половину участников похода.
…Дети затянули гимн во славу Христа собственного сочинения, увы, не сохраненный для нас историей. Строй шевельнулся, дрогнул – и двинулся вперед под восторженные клики толпы, причитания матерей и ропот здравомыслящих людей.
Проходит час – и детское воинство скрывается за холмами. Только тысячеголосое пение еще доносится издалека. Кельнцы расходятся – гордые: они вот снарядили своих детей в путь, а франки еще копаются!..
Неподалеку от Кельна воинство Николаса разбилось на две огромные колонны. Одну возглавил Николас, другую – мальчик, чьего имени хроники не сберегли. Колонна Николаса двигалась на юг коротким путем: по Лотарингии вдоль Рейна, по западу Швабии и через французскую Бургундию. Вторая колонна добиралась до Средиземного моря по длинному маршруту – через Франконию и Швабию. Тем и другим путь в Италию заграждали Альпы. Разумнее было бы идти равниной в Марсель, но туда намеревались направиться французские дети, да и Италия казалась ближе к Палестине, чем бургундский Марсель.
Отряды растянулись на многие километры. Оба маршрута пролегали через полудикие края. Тамошний люд, немногочисленный даже по тем временам, жался к немногим крепостям. Дикие звери выходили на дороги из лесов. Чащи кишели разбойниками. Дети десятками тонули при переправах через речки. В таких условиях целые группы убегали обратно домой. Но ряды детского „воинства“ тут же восполнялись ребятами из придорожных селений.
Слава опережала участников похода. Но не во всех городах их кормили и оставляли ночевать хотя бы даже на улицах. Порой гнали прочь, справедливо оберегая своих детей от „заразы“. Ребятам случалось оставаться без подаяния и день, и два. Съестное из котомок слабых быстро перекочевывало в желудки тех, кто посильнее и постарше. Воровство в отрядах процветало. Разбитные женщины выманивали деньги у отпрысков знатных и богатых семей, шулера отнимали у детей последний грош, заманивая играть на привалах в кости. Дисциплина в отрядах изо дня в день падала.
В путь отправлялись рано утром. В самую жару делали привал в тени деревьев. Пока шли – пели немудрящие гимны вроде этого, чудом сохранившегося: „Прекрасны поля, еще прекраснее леса, одетые в летний наряд. Но Христос прекраснее, Христос чище, и натруженные сердца поют ему хвалу“. На привалах рассказывали и слуг-грабителей: они осели в этих местах, не желая или не имея возможности вернуться на родину. Ребята крались по долине молчком, без песен, опустив кресты. Тут бы и повернуть им обратно. Увы, умные выводы сделал только примазавшийся к детям сброд. Эти подонки уже обобрали детишек и разбежались, ибо дальнейшее сулило только смерть или рабство у мусульман. Сарацины зарубили десяток-другой отставших от отряда ребят. Но к таким потерям дети уже привыкли: что ни день они хоронили или бросали без погребения десятки своих товарищей. Недоедание, утомление, стресс и болезни делали свое дело…»
Помните ли вы знаменитую картину Василия Сурикова «Переход Суворова через Альпы»? Десятки солдат с выражением ужаса на лицах скользят вниз по заснеженному отвесному склону, под которым – бездна, готовая стать для героев полотна огромной братской могилой… За несколько веков до суворовских «орлов» такой же страшный переход совершили германские дети. Только, в отличие от «бравых ребятушек», у них вообще не было ни теплой одежды, ни еды. Воду заменял снег, облепивший скалы. Сколько малышей вознеслось к Всевышнему, сорвавшись с обледенелых камней, – только ему самому известно. Они перебирались через горы вдвое дольше, чем обыкновенно делали это купцы, солдаты или монахи. Камни резали обмороженные ступни, но дети уже не чувствовали боли. Спали на земле, тесно прижавшись друг к другу, чтобы было теплее. Тех, кто не вставал утром, – бросали и шли дальше. На самой вершине к скале лепился монастырь, но еды и тепла в нем, увы, хватило не всем страждущим…
Лишь каждый третий, поднявшийся в горы, спустился в долину. Италия встретила детей благоуханием цветов, буйством зелени, теплым сиянием солнца и – лютой ненавистью. Ведь через Альпы перешли «германские змееныши», дети тех, кто вместе с Фридрихом Барбароссой заставлял эту благословенную землю корчиться от боли… Незваных гостей здесь готовы были не приласкать и накормить – а побить камнями, как приблудных щенков. Милостыню подавали редко, питались лишь тем, что удастся стянуть в чьем-нибудь саду. До Генуи дошли лишь три-четыре тысячи детей. Занималась суббота 25 августа 1212 года.
«…И вот в разгар полуденного зноя они увидели внизу море. Справа, окаймленная холмами и отрогами гор, в широкой долине лежала Генуя, нежась в солнечном сиянии. Сверху город напоминал бриллиант, добытый среди скалистых ущелий сказочным великаном. Бриллиант выпал у него из рук, скатился по склонам холмов да так и застрял здесь между горами и кромкой воды. Бесчисленные башенки сверкали под лучами солнца, словно грани бриллианта, а между ними рассыпались блестками крыши домов – целое море крыш! – и над всем этим великолепием вздымался купол собора, половина которого еще была скрыта строительными лесами.
