Евгений Анисимов - Россия без Петра: 1725-1740
Как бы то ни было, казавшиеся химерическими брачные проекты австрийского посланника графа Кинского, предлагавшего Петру Великому решить сложную династическую проблему путем заключения брака Петра и Елизаветы, вдруг стали вполне реальными. Долгорукие всполошились, начались интриги, разговоры о том, чтобы выдать легкомысленную дочь Петра Великого за какого-нибудь заграничного короля, инфанта или герцога.
Но тревога была напрасной, Елизавета не рвалась под венец с племянником, не стремилась она и к политической власти, — пути царя и веселой цесаревны довольно быстро разошлись, и год спустя они скакали по полям Подмосковья уже с другими спутниками. На этот счет есть примечательная цитата из донесения де Лириа: «Любящие отечество приходят в отчаяние, видя, что государь каждое утро, едва одевшись, садится в сани и отправляется в подмосковную (имеется в виду усадьба Долгоруких — Горенки. — Е. А.) с князем Алексеем Долгоруким, отцом фаворита, и с дежурным камергером и остается там целый день, забавляясь, как ребенок, и не занимаясь ничем, что нужно знать великому гocyдapю»27.
Все понимали, что князь Алексей начал активно вести свою собственную игру. С одной стороны, он хотел отвлечь царя от Елизаветы, а с другой — оттеснить от трона своего сына, с которым был в сложных отношениях и соперничал при дворе. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий — бывший смоленский губернатор, президент Главного магистрата при Петре I — ничем примечательным себя не проявил, оставаясь где-то во втором-третьем ряду петровских сподвижников. Как и его сын Иван, он долго жил в Варшаве в доме отца, Г. Ф. Долгорукого, но ни знание латыни, ни годы жизни в Польше и Италии ничего не дали князю Алексею, человеку «посредственного ума», по словам Щербатова, «нехитрого разума» — по словам другого мемуариста, В. А. Нащокина28.
К весне 1729 года стало ясно, что соперничество с сыном не самоцель князя Алексея. Иностранные дипломаты стали примечать, что князь Алексей «таскает своих дочерей во все экскурсии с царем». Среди трех дочерей Алексея выделялась 17-летняя Екатерина — «хорошенькая девушка, роста выше среднего, стройная, большие глаза ее смотрели томно»29. Так описывает будущую невесту царя генерал Манштейн. Позже, в Березове, Екатерина показала себя человеком неуживчивым, капризным, склочным, что, в общем-то, понять тоже можно: сибирская ссылка — не остров Капри.
Вся веселая компания часто останавливалась в Горенках, проводя время в танцах, карточной игре, пирах и, естественно, на охоте. Кончилось это тем, чего и добивался князь Алексей: 19 ноября 1729 года Петр, вернувшись с охоты, собрал Совет и объявил, что женится на Екатерине Долгорукой. Таким образом, был начат, по меткому слову де Лириа, «второй том глупости Меншикова».
Исполненный важности, князь Алексей на правах не просто члена Совета, но и будущего тестя стал ходить к императору на доклады. Впоследствии в особом указе о «винах» клана Долгоруких императрица Анна Ивановна не без мстительности злорадствовала: Долгорукие «всячески приводили Е. в., яко суще младого монарха, под образом забав и увеселений, отъезжать от Москвы в дальние и разные места, отлучая Е.в. от доброго и честнаго обхождения… И как прежде Меншиков, еще будучи в своей великой силе, ненасытным своим властолюбием, Е. в…племянника нашего, взяв в свои собственные руки, на дочери своей в супружество зговорил, так и он, князь Алексей, с сыном своим и с братьями родными Е. и. в. в таких младых летех, которые еще к супружеству не приспели. Богу противным образом… противно предков наших обыкновению, привели на зговор супружества ж дочери ево, князь Алексеевой, княжны Катерины»30.
Указ этот появился в апреле 1730 года, но в то время, о котором я пишу, о будущем никто не знал, и 30 ноября 1729 года в Лефортовском дворце торжественно прошло обручение 14-летнего царя и «принцессы-невесты». Долгорукие начали деятельно готовиться к свадьбе, которая намечалась на январь 1730 года.
Предстоящий брак очень много «весил» в придворной борьбе. Он обеспечивал закрепление влияния клана Долгоруких на длительное время, означал их победу в давней борьбе с другим влиятельным кланом — князей Голицыных. Перевес Долгоруких наметился давно — с тех пор как Иван вошел «в случай», и когда в феврале 1728 года Иван стал обер-камергером, майором гвардии и андреевским кавалером, двое из Долгоруких — отец фаворита и Василий Лукич Долгорукий — были введены в состав Совета. Если фельдмаршала М. М. Голицына явно «придерживали» на Украине, где он командовал южной группой войск, до января 1730 года, то его соперник из клана Долгоруких — генерал князь В. В. Долгорукий довольно быстро («по болезни») выбрался из гнилого и опасного Прикаспия и получил чин генерал-фельдмаршала. Стоило только сыну князя Д. М. Голицына Сергею, камергеру двора, чем-то понравиться царю, как его тотчас направили посланником в Берлин. Голицыны, конечно, не мирились с господством Долгоруких, интриговали через царицу Евдокию, Елизавету и ее фаворита А. Бутурлина, но, как высокопарно выражался о взаимных гадостях, сплетнях и подсиживаниях первый историк царствования Петра II К. Арсеньев, «поле единоборства осталось за Долгорукими»31.
Параллельно с царской свадьбой готовилась и свадьба Ивана Долгорукого, который внезапно воспылал любовью к богатейшей невесте России — графине Наталии Борисовне Шереметевой, 15-летней дочери покойного петровского фельдмаршала Б. П. Шереметева. Две грандиозные свадьбы должны были украсить триумф Долгоруких. Но судьба рассудила иначе…
Присутствуя вместе с невестой на льду Москвы-реки на традиционном празднике Водосвятия 6 января 1730 года, Петр сильно простудился. На следующий день он занемог, а через три дня у него были обнаружены признаки оспы. Нормальное течение этой, тогда уже излечимой, болезни 17 января внезапно приняло опасный оборот, состояние больного сделалось сначала серьезным, а потом безнадежным, и в ночь с 18 на 19 января 14-летний император умер. По свидетельству Лефорта, его последние слова были: «Запрягайте сани, хочу ехать к сестре»32. (Наталья умерла осенью 1728 года.)
Мужская линия династии Романовых, шедшая от Михаила Федоровича к Алексею Михайловичу, а затем к Петру I, Алексею Петровичу и Петру II, пресеклась. Россия стремительно вошла в полосу смут междуцарствия…
Прощаясь с Петром II, мы не можем не задуматься над тем, что же ждало Россию, если бы он выздоровел и потом правил бы страной много лет. Можно, используя исторические аналогии, высказать некоторые предположения на этот счет.
Есть два исторических примера. Один был перед глазами современников Петра II. Став королем в малолетстве, Людовик XV (1710–1774 гг., король — с 1715 г.) вошел в историю как коронованный прожигатель жизни, редкостный развратник и абсолютный бездельник. Власть находилась в руках его фавориток, имя одной из которых известно Жак символ всевластия и каприза, — кто же не знает маркизу Помпадур! В итоге правления Людовика XV Франция приблизилась к той черте, за которой всеобщему разложению власти противостоял только страшный нож революционной гильотины.
Другой пример не менее выразителен. За три десятилетия до событий 1730 года о юном шведском короле-охотнике Карле XII только и знали, что он вечно занят развлечениями, травлей зверей, а однажды, озорства ради, выпустил в зал заседаний риксдага вначале зайцев, а затем охотничьих собак, которые, к ужасу парламентариев и удовольствию юного монарха, начали гоняться за дичью. Но стоило начаться Северной войне, как внезапно для всего мира шалопай и бездельник превратился в блистательного полководца.
Может быть, у Петра II был какой-то свой особый путь, отличный от пути Людовика XV и Карла XII, так же, как и он, беззаботно проведших свою юность. Но, зная историю краткой жизни русского императора, неприглядные черты его характера, не будем питать иллюзий. «Бог знает, что он любит, — писал саксонский посланник Лефорт в 1729 году, — он становится ко всему апатичным, исключая охоту». С. М. Соловьев, обобщая в своей «Истории России с древнейших времен» все сведения о Петре II, нашел, по-моему, самое емкое определение, дал точный исторический диагноз и прогноз: «Петр дичал, горизонт его суживался»…33
«Хоть и зачнем, да не удержим…»
Смерть Петра II была для всех неожиданной: царю только что исполнилось четырнадцать — заря жизни. Но в последние дни, даже часы накануне роковой ночи с 18 на 19 января 1730 года клан Долгоруких все-таки попытался схватить за хвост ускользавшую от них птицу счастья. Позже стало известно, что Долгорукие в дни болезни императора непрерывно совещались в доме князя Алексея Григорьевича. На допросе весной 1730 года Василий Лукич Долгорукий показал, что обсуждали, как возвести на престол Анну Ивановну. Но это была неправда. Правда стала известна лишь восемь лет спустя, когда в 1738 году началось дело Долгоруких и князь Иван, не выдержав допросов и пыток, рассказал, как был задуман «долгоруковский путч».
