Гитлер: мировоззрение революционера - Райнер Цительманн
Что ссылка на насильственную революционную попытку ноября 1923 г. действительно играла важную роль в спорах с противниками внутри партии, становится ясно из письма Грегора Штрассера от 7 августа 1930 г., в котором он отчетливо высказал свое отрицательное отношение к критике со стороны своего брата Отто. Между последним и Гитлером незадолго до этого произошел окончательный разрыв, причем свою роль сыграл и спор по вопросу о «легальной» революции. «Адольф Гитлер и его сотрудники, — пишет Грегор Штрассер, — никогда не скрывали, что хотят одного, а именно власти в государстве, причем целиком и полностью, чтобы потом реализовать то, что они уже описали и провозгласили в 1919 г. Никогда не отстаивалась точка зрения, что захват власти может быть достигнут только одним путем, а именно революцией снизу, хотя в соответствующее и подходящее время и такая попытка была предпринята с риском для жизни 9 ноября 1923 г., притом что ни один из находящихся сегодня в „революционном“ лагере не участвовал и даже не был членом партии»[474].
Из этой аргументации Г. Штрассера, как и Гитлера, становится ясным значение 9 ноября 1923 г. во внутрипартийных спорах. Гитлер всегда мог сослаться на то, что он вполне в состоянии действовать как революционер, если понадобится и с использованием насильственных средств. Но, хотя Гитлер восемь лет придерживался провозглашенного им курса легальности, не только у многих его сторонников, особенно в СА и среди левых нацистов[475], но и у него самого иногда возникали сомнения в том, что этот путь действительно приведет к успеху.
Экскурс: подумывал ли Гитлер в августе 1932 г. о насильственной революции?
В августе 1932 г. возникла взрывоопасная ситуация, скрытые причины и взаимосвязи которой до сих пор в значительной степени остаются неясными. Это было после выборов 31 июля 1932 г., на которых НСДАП с большим отрывом стала сильнейшей партией, и как ее членам и сторонникам, так и ее вождям казалось, что до превращения успеха в давно желанную политическую власть рукой подать. Геббельс пишет в дневнике на следующий день после выборов: «Теперь нам нужно во власть и искоренять марксизм. Так или так! Что-то должно случиться. Время оппозиции закончилось. Теперь дела! Гитлер того же мнения. Теперь события должны проясниться, а потом надо принимать решения. К абсолютному большинству мы так не придем. Значит, пойти иным путем. Мы стоим перед тяжелыми решениями»[476].
2 августа происходит его разговор с «фюрером»: «Гитлер думает. Перед тяжелыми решениями. Легально? С Центром? Блевать хочется! Пресса разгадывает загадки. Всё ерунда! Мы думаем, но не приходим ни к какому результату». 6 августа Геббельс записывает: «Волна террора нарастает. За этим обычно следуют убийства из мести или в драке. Что-то должно случиться. А именно что-то окончательное. О половинчатых решениях не может быть и речи. Новые люди, новые идеи, новый курс. И потом решительно стряхнуть реакцию. Это главное». Геббельс возлагает все надежды на непосредственно предстоящий захват власти: «Если рейхстаг отклонит закон о предоставлении чрезвычайных полномочий [который, стало быть, планировался уже тогда. — Р. Ц.], отправим его по домам. Гинденбург умрет уже при новом кабинете. Мы никогда больше не отдадим власть, нас придется выносить трупами. Это будет окончательное решение. Это будет стоить крови, но она проясняет и очищает. У врат власти. Сохранять нервы. Не уступать. Быть мужественными. Великий час настал»[477].
Тем временем по Берлину поползли слухи о запланированном путче национал-социалистов: с вечера 8 августа на Вильгельмштрассе полиция несет караульную службу, вооруженная карабинами[478]. Геббельс пишет в дневнике о «глупостях» СА и планах главы берлинских СА графа Хельдорфа, которым надо воспрепятствовать, записывает, однако, двумя днями позднее: «СА стягиваются вокруг Берлина. Это очень нервирует господ. Вот в чем смысл учений. Они уступят. <…> Стянуть СА. Это поднимает настроение»[479]. Очевидно, национал-социалисты намеревались угрозой путча СА вынудить «легальную» передачу власти Гитлеру. В ответ Шлейхер вызывает к себе вождя берлинских СА и заявляет ему, что, если безобразия не прекратятся, рейхсвер будет стрелять[480]. Гитлер возвращается из Оберзальцберга в Берлин, он хочет поговорить с президентом Германии и потребовать всю власть. Накануне беседы, как мы знаем из мемуаров барона Э. фон Аретина, ситуация драматически обостряется. Баварскому премьеру Хельду звонят из Берлина: Гитлер якобы стянул вокруг Берлина 60 000 штурмовиков, чтобы ночью войти в Берлин и вынудить Гинденбурга сделать его рейхсканцлером. Если Гинденбург откажется, то он должен быть арестован, и, по образцу мюнхенского Бюргерброй в 1923 г., должна быть провозглашена «национальная революция»[481]. В провинции Бранденбург тоже готовятся к «маршу на Берлин»: в районе Хоэнлюхен СА обзаводится пулеметами. Под Нойруппином она пытается реквизировать грузовики и оружие[482]. 13 августа происходит разговор между Гинденбургом и Гитлером. Гитлер требует всю власть и ссылается при этом на итальянский пример: король так же не только предложил Муссолини после его марша на Рим пост вице-канцлера, но и передал ему всю власть. Ее он теперь требует и для себя. Гинденбург, однако, отказывается в такой форме, которую Гитлер должен ощущать как унижение. По данным «кайзерховского» дневника Геббельса, после провала беседы с Гинденбургом Гитлер обращается к СА. Геббельс записывает: «Для них это тяжелее всего. Кто знает, удастся ли сдержать их формирования»[483]. В оригинале дневника Геббельс пишет 15 августа: «Берлинские события и здесь потрясли всех. Я говорил со многими членами партии. Большая безнадежность. СА питали слишком большую надежду. Ошибка»[484].
Фактом является, очевидно, что в дни вокруг 13 августа СА были мобилизованы. Однако действительно ли это служило тому, чтобы оказать давление на Гинденбурга? Существовали намерения устроить путч только среди штурмовиков или такая возможность взвешивалась и Гитлером, и Геббельсом? Различные намеки говорят в пользу предположения, что в этот момент сам Гитлер взвешивал возможность отхода от легального курса. Герман Раушнинг рассказывает о беседе с Гитлером в августе 1932 г.: «Все мысли Гитлера боролись тогда с соблазном вырваться из проложенной им самим колеи легального прихода к власти и захватить власть с помощью кровавой революции. Его самые близкие сотрудники атаковали его призывами отбросить сдержанность и начать революционную борьбу. Он сам разрывался между собственным революционным темпераментом, требовавшим от него страстных действий, и своей политической хитростью, которая советовала идти
