Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе - Фелицити Дэй
При всем вышесказанном в аристократических кругах родители жениха часто отрицали свою заинтересованность в приданом невесты как средстве пополнить собственные денежные кубышки. Лорд Уиклоу «не желает ни шиллинга в приданое», сообщил лорду Аберкорну его поверенный предварительные итоги обсуждения условий возможного брака между старшим сыном и наследником первого и леди Сесил, четвертой дочерью второго, которой была выделена брачная доля в 10 000 фунтов. «Пусть останутся записанными на нее и ее дела», – посоветовал лорд Уиклоу, явно намекая на передачу этих денег в доверительное управление для сохранности и приумножения, чтобы впоследствии из накопившейся суммы выделять приданое будущим детям пары, выразив при этом готовность внести в этот трастовый фонд также 10 000 фунтов со своей стороны.
Из справедливости по отношению к миссис Фейн следует отметить, что ее непомерные требования, видимо, проистекали не от злонамеренного желания во что бы то ни было воспрепятствовать замужеству дочери. Просто ее преследовало пугающее виде́ние «Гарриет с дюжиной голодающих детей лет двадцать спустя», гнавшее ее в погоню и за пособием по вдовству побольше для своей младшенькой, и за гарантиями того, что ее будущая доля в наследстве не будет просто присвоена и растрачена ее мужем без всякой пользы и отдачи для нее и ее потомства. Чарльз же не делал практически ничего для того, чтобы развеять подобные удручающие картины, которые рисовало миссис Фейн ее взбудораженное воображение. Более того, он не раз заявлял, к ее крайней досаде, что на таких условиях, какие предлагает она, Гарриет «с таким же успехом может выйти замуж за собственного лакея», что и за него.
Не питая иллюзий относительно своей финансовой ситуации, Чарльз приходил во все большее раздражение еще и потому, что прекрасно понимал непозволительность для него такого широкого жеста, на который с легкостью пошел лорд Уиклоу. Давно прожив полученные в относительной молодости в наследство от родственников по материнской линии 23 000 фунтов, он теперь всецело зависел от жалования секретаря казначейства в размере 4000 фунтов в год, которое, во-первых, практически целиком расходовал на собственные нужды, а во-вторых, мог и потерять вместе с постом в случае отставки с правительственных постов своих друзей-тори. Не самая блистательная по сию пору карьера при склонности работать на износ едва ли позволяла рассчитывать на головокружительный взлет под самый ее занавес, а вот перспектива выхода на пенсию в 2000 фунтов в год, причитавшуюся ему за былые заслуги на дипломатическом поприще и пока что не востребованную, на каком-то этапе их супружества имела все шансы материализоваться. И сверх всего этого на нем висело долгов на десятки тысяч фунтов стерлингов, по большей части набранных за время крайне дорого ему обошедшегося пребывания в должности посла в Константинополе, о согласии занять которую он весьма сожалел, но усугубленных также и опрометчивой покупкой им по завышенной цене небольшого поместья в Нортгемптоншире.
Также Чарльз, судя по всему, отличался прискорбным неумением грамотно управлять даже теми небольшими деньгами, которые у него водились. В детальном балансе его доходов и расходов за последний год, которым он поделился с Вером, весьма внушительная сумма была отнесена на статью «Карманные расходы», из которых 300 фунтов ушли вообще не понятно на что, поскольку ни он сам, ни его секретарь отчитаться о том, на что именно были израсходованы эти деньги, оказались решительно не в состоянии. С известными мотами из бомонда он уже вроде бы давно не водился, однако привычку швыряться деньгами, судя по всему, со времен бурной молодости сохранил, возбуждая вполне обоснованные подозрения, не за карточным ли столом или ночными кутежами он транжирит такие деньги, что никак не могло добавить респектабельности его облику в глазах столь добропорядочной вдовы как миссис Фейн.
К ноябрю некое решение было, наконец, согласовано, но надежды Гарриет оно если и возродило, то ненадолго. Чарльз согласился застраховать свою жизнь на сумму выплаты в 10 000 фунтов в пользу вдовы в случае его смерти. Это был нередкий ход в тех случаях, когда жених был стеснен в средствах, однако в данном случае сразу же выяснилось, что у этого конкретного жениха не хватит собственных располагаемых средств даже на ежегодную оплату такого страхового полиса без залезания в неприкосновенную долю невесты (за которую, собственно, и шла вся грызня). Вычтя из суммы своих годовых доходов налоги и проценты по кредитным обязательствам плюс расходы на обучение сыновей в школе и Оксфорде, он, по его словам, ужаснулся: по его выходу на пенсию им с Гарриет на двоих останется жалкая тысяча фунтов в год на двоих на личные нужды. «Едва на хлеб обоим будет хватать», – прибеднялся он.
Последнее, конечно, было явным преувеличением. На 1000 фунтов в год безбедная жизнь новобрачным была заведомо гарантирована. Сельхозработник с семьей в те годы пусть и с трудом, но как-то выживали на 25 фунтов в год, а какой-нибудь трактирщик со всеми его домочадцами – на 100 фунтов. Но, конечно, по меркам той – особенно лондонской – жизни, к которой с рождения были приучены и Гарриет, и Чарльз, тысяча в год виделась полным нищенством. Ведь невеста как раз была из поколения дебютанток, воспитанных на сборнике нравоучений и назиданий Джейн Уэст «Письма к юной леди» 1806 года, где та предостерегала читательниц от замужеств, ведущих к резкому снижению дохода по сравнению с привычным, – а в случае Гарриет он составлял порядка 6000 фунтов в год на семью. «Доход, не обеспечивающий покрытия наших реальных (а не мнимых) нужд, – увещевала она юных читательниц, – бедствие достаточно весомое и для сокрушения тончайшей ткани счастья, и для подавления самых добрых нравов».
Из руководств по домохозяйству того времени следует, что при доходе в 1000 фунтов в год можно было рассчитывать нанять от силы пару служанок, повара, лакея и единственный экипаж с кучером и (или) конюхом, но никак не на дворецкого с экономкой, не говоря уже о десятках слуг, коих
