В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Холланд Том

Закрыть ее оказывалось непростой задачей. Те, кто жили на территории плодородного полумесяца, знали это лучше, чем кто-либо другой. Линия, разделявшая империи – Римскую и Персидскую, – не следовала вдоль естественного барьера. Вместо этого она петляла вдоль невыразительного, абсолютно ничем не примечательного пейзажа и разделяла народы, бывшие единым целым. Чтобы поддерживать такую границу, нужны были силы, решимость и постоянная работа. Тот факт, что Эдесса, в 216 г. аннексированная римлянами, спустя три века оставалась римской, свидетельствовал о способности цезарей эту работу выполнять85. В 503 г. Кавад осадил Эдессу, но город, в отличие от Амиды, не пал. Строительная программа Юстиниана в Даре, расположенной в ста милях к востоку, служила этой же цели. Чтобы поддерживать границу, нужна сила, причем такая, какой может располагать только хозяин сильной империи.

Но за два века до Юстиниана ни у раввинов, ни у епископов такой силы не оказалось. Их авторитет в возглавляемых ими общинах был велик, но он не помогал строить сторожевые башни или охранять границу. Евреи и христиане уже понимали, что они разные, но пока еще для них оставалось неясным, где именно проходит граница между ними. Еврейские христиане и христианские евреи могли пересекать ее по своему желанию.

Изменить ситуацию мог только человек, который дал бы раввинам или епископам всю полноту власти шахиншаха или цезаря.

Но такая перспектива в 300 г. представлялась крайне маловероятной.

Создание нового рая

Для раввина идея, что нееврейский царь может в конечном итоге стать евреем, вовсе не была смехотворной. Сам Нерон, как сказано в Талмуде, раскаялся в своей порочности и стал прозелитом, и, что еще удивительнее, один из его потомков якобы являлся раввином, причем очень известным!86 Неправдоподобность этих утверждений нисколько не беспокоила раввинов. Даже наоборот, она, по их мнению, делала чудо обращения Нерона еще более изумительным и поучительным. В конце концов, если даже известный цезарь мог прийти к желанию жить по Торе, тогда, кто знает, какие еще могущественные неевреи могут в будущем стать прозелитами?

Христиане тоже жили надеждами, размышляя о множестве царств в мире. Воспоминания о том, как Иисус переписывался с царем Эдессы, хранились очень бережно, поскольку предполагали, что даже на великих монархов может снизойти Святой Дух. Доказательство тому последовало в 301 г., когда парфянский царь Трдат III, правивший в малодоступных горных районах Армении – на пол пути между Римской и Персидской империями, – принял христианство. На этом он не остановился и велел своим подданным следовать его примеру. Поскольку армяне доселе были благочестивыми поклонниками Митры, это вызвало немалое удивление в Ираншехре, где зороастрийцы, всегда с подозрением относившиеся к тем, кто вторгается в чужую область, уже навесили на христиан ярлыки колдунов. В этом обвинении, однако, была немалая доля зависти. Даже злейшие враги не могли отрицать, что христианам удавалось очень эффективно лечить больных. Раввины, считавшие, что все дело в злой силе имени Христа, требовали, чтобы больные держались от этого подальше. Рассказывают об одном раввине, который с огорчением узнал, что его умиравшему внуку вернул здоровье некий маг, нашептывавший над постелью больного имя Иисуса. Это значило, что мальчик лишился перспективы обрести вечную жизнь87. Понятно, что христиане яростно отвергали обвинения в том, что их дар целительства имеет что-то общее с колдовством. Скорее, умение святых мужчин и женщин творить чудеса, изгонять злых духов и даже бросать вызов законам природы, по их благочестивому мнению, связано с явлением прямо противоположным – силой, дарованной небесами. Неожиданное обретение первого новообращенного царской крови подтвердило этот взгляд. Трдат III крестился после того, как из него был изгнан демон. Только имя Христа смогло сделать экзорцизм успешным и убедило царя, что он на самом деле вовсе не дикий кабан. Зная это, христиане стали внимательно присматриваться к шахиншаху в поисках признаков лунатизма или какого-нибудь другого заболевания.

Проблема была серьезной. Даже самый опытный экзорцист не сомневался в особой опасности и злобе своих противников. Духи, спустившиеся с небес в начале времен, все еще были на земле, охотились на людей, и даже победа над ними Иисуса на кресте не ослабила их хватку. Они продолжали держать мировые империи. Персы, в своем невежестве и заблуждении, поклонялись огню, а в перенаселенных римских городах не находилось места, не загрязненного дымом жертвоприношений идолам и не наполненного благовониями ладана, сожженного в их честь. Христиане не отрицали, что некоторые идолы, образы, такие как Палладиум, могут быть во власти сверхъестественной силы, и не сомневались, что духи, которым поклоняются идолопоклонники, как богам, действительно существуют. Но поклоняться им, не важно, насколько древние ритуалы с этим связаны или как страстно римляне верят в их важность для существования империи, – это все равно что пытаться насытить жаждавшего крови вампира. Идол может быть самым прекрасным в мире, но вся его красота – не более чем краска на струпьях блудницы.

Самого Павла, прибывшего в Эфес (богатый город на Эгейском побережье Малой Азии), едва не линчевали, когда он пытался довести до слушателей мысль, что «делаемые руками человеческими не суть боги»88. Смелый тезис, тем более для обнародования его в Эфесе, где находился храм, такой красивый, что считался одним из семи чудес света. Артемида, богиня, сидящая в нем на троне средь мрамора и злата, являлась такой же непорочной и могущественной, как Афина Паллада, но Павла это не смутило. Верный себе, он наотрез отказался, даже находясь под сенью одного из самых святых храмов империи, сделать скидку на чувствительность тех, кто в нем молился, или пойти на компромисс. В итоге он спровоцировал бунт и едва не был разорван на части. Несколькими годами позже отказ Павла отречься от Христа привел к его казни Нероном в Риме89. Петр и много других апостолов погибли в той же волне узаконенных убийств. После этого в течение нескольких поколений немало христиан были казнены имперскими властями за оскорбление богов, которые якобы сделали Рим великим. Христиане выбрали самую высокую цену, и сделали это с радостью. В конце концов, таким образом они смогли разделить страдания Спасителя. Быть крещенным заново в собственной крови значило очиститься от всех без исключения грехов. Душам тех, кто умер за Христа, была гарантирована вечная жизнь. И это еще не самая большая награда: чем более впечатляющими были их страдания, тем больше внимания они привлекали к славе Спасителя и Его земной церкви. Все они погибли как «свидетели» – мученики.

К сожалению, на аудиторию это большого впечатления не производило. Хотя ничего подобного радости христиан, умиравших за своего Бога, люди раньше не видели. Когда мученики проходили сквозь строй, были брошены на съедение диким зверям или поджаривались так, что задыхались от запаха собственной горящей плоти90, толпа редко им сочувствовала. Зачем? Бог лучше всего демонстрирует свое могущество, защищая тех, кто ему поклоняется, а не требуя их смерти. Римлянам это было известно лучше, чем кому-либо. Они знали, как связать себя с богами (по-латыни religare), – принося им жертвы и уважение. А боги, в свою очередь, связывали себя с римским народом, даруя ему свое величие. Такой же связи – римляне назвали ее religio – угрожали предрассудки христиан91. Упрямство мучеников перед лицом смерти не считалось подавляющим большинством зрителей ни достойным восхищения, ни геройским. Скорее это была болезнь, нечто вроде помешательства. В III в. Римская империя едва не рухнула, поэтому власти преследовали христиан с всевозрастающей яростью: они желали умиротворить разгневанных богов и очистить империю от внутренних врагов раз и навсегда. Наша цель, утверждал один из императоров, устроить все в соответствии с древними законами римского народа и обеспечить, чтобы христиане, которые оставили образ жизни своих предков, тоже были возвращены к здравому рассудку92.