История нравов. Эпоха Ренессанса - Эдуард Фукс
Какой бы откровенности и смелости ни достигала женская мода в обнажении груди – ей ни в чем не уступала в этом та особенность мужской моды, которая отличает Ренессанс от всяких других эпох. Здесь речь идет о том, что немцы называют Latz (клапан, нагрудник), а французы – braquette (передник). Эта подробность придает мужской моде Возрождения в наших глазах поистине чудовищный характер.
Чувственному характеру эпохи Ренессанса как нельзя более отвечала та черта, что как женщина, так и мужчина открыто обнаруживали то, чему их век придавал наибольшую ценность. Никто не находил странным, что мужчина и женщина такими грубоватыми средствами действовали один на чувства другого. А чувства мужчины и женщины оставались отнюдь не равнодушными к этим возбудителям, а приводились ими в постоянное волнение. Литература Ренессанса богата доказательствами того, что чувства мужчины воспламенялись глубоко обнаженной грудью женщины, что эта часть тела всегда прежде всего увлекает и соблазняет его. Нетрудно обосновать документальными данными и тот факт, что женщины не менее воспламенялись демонстративно подчеркнутой энергией мужчины.
Так как это взаимное действие – неоспоримый факт, то обе эти черты представляют собой классические документы моды в пользу вторичного открытия физического человека, в котором заключалась задача и цель нового воцарившегося в мире экономического уклада. Обе эти черты, разумеется, только части общей картины Ренессанса, но они принадлежат к числу тех, которые позволяют разоблачить истинную сущность века. Они его магистральные линии.
3. Любовь и брак
Основной характер любви
Развитие индивидуальной половой любви
Чувственное представление о любви
Добрачное половое общение
Обычай «пробных ночей»
Формы взаимного ухаживания
Брак и верность
Супружеская неверность
Свободное половое общение и нравственная испорченность
Употребление «пояса целомудрия»
Мы уже выяснили, что всякая по существу своему революционная эпоха всегда бывает вместе с тем эпохой напряженной эротики. Поэтому и Ренессанс, особенно на апогее своего развития, неизбежно должен был стать совершенно исключительным веком пламенной чувственности. Всякое более детальное рассмотрение эпохи только подтверждает это положение.
«Мир, – говорит Макс Адлер, – создан не единожды, мистическим, сверхчеловеческим актом, а постоянно вновь создается в момент возникновения нового способа мышления, доводящего свое содержание до сознания мыслящего субъекта в совершенно новой форме».
Если этот процесс никогда не прекращался в истории, то революционные эпохи имеют в рамках этой эволюции совсем особое значение, и бесспорно самое важное для темпа этого процесса. Никогда сознание, что сами люди являются творцами мира, не было так ясно и так интенсивно, как именно в революционные эпохи. В такие эпохи люди в противоположность другим периодам, когда этот процесс протекает в скрытом виде, сознательно действуют как строители мира. Это нетрудно понять.
Революционными эпохи бывают тогда, когда экономическое развитие разбивает старые, мешающие ему общественные формы и ставит перед современниками как высшую задачу, ждущую немедленного разрешения, – необходимость творчества новых форм, приспособленных к изменившимся потребностям. Так как это сознание вспыхивает не в отдельных только лицах, а благодаря концентрации процесса во всем задетом им человечестве, то все его силы пробуждаются, приходят в движение, проявляются в действии, и в такие эпохи человечество как будто переживает свою первую эмансипацию. В такие эпохи оно поэтому сознательно творит мир, а сознательное действование приводит быстрее к намеченной цели, так как люди стремятся пойти кратчайшим путем и избегают обходных дорог, на которые они сбиваются при бессознательном движении. Революционные эпохи играют поэтому огромную роль, ускоряя темп процесса постоянного сотворения мира.
Люди революционных эпох отличаются еще в другой области большей силой и творческой способностью, а именно в области чувственной любви. Или, выражаясь точнее: общая активность людей таких эпох есть последствие их вообще повышенной жизненной силы, которая, в свою очередь, является результатом пробуждения человечества к сознательности. Так как далее сила есть прежде всего чувственность или по крайней мере всегда проявляется и в чувственности, то отсюда ясно, что всякое повышение жизненной силы должно привести к повышенной чувственной деятельности вообще, и в частности эротической.
Неудивительно поэтому, если в так называемые революционные эпохи половое чувство достигает крайней степени напряженности и что эта напряженность развивается в направлении здоровья (см. главу о законе волнообразного движения эротики в моей «Истории эротического искусства»).
Более близкое рассмотрение половой жизни в эпоху Ренессанса в разных странах доказывает на каждом шагу это положение. Каждый документ, оставленный нам этим богатым временем, положительно насыщен здоровой чувственностью, есть в конечном счете не что иное, как облекшаяся в форму творческая чувственность. Эта революционнейшая из всех эпох вместе с тем – грандиозный исторический пример эротики как массового явления.
Половая любовь в эпоху Ренессанса носила прямо вулканический характер и проявлялась обыкновенно как вырвавшаяся из плена стихийная сила, подчинявшая себе все, пенясь и шумя, правда, порой и не без грубой жестокости. А так как каждая стихийная сила, проявляясь, обнаруживает свой конечный закон, то в области любви основным принципом была производительность. И это не подлежит сомнению: мужчина хотел прежде всего оплодотворять, женщина – быть оплодотворенной.
Благодаря этому любовь получила в эпоху Ренессанса такой же героический оттенок, как и идеал физической красоты. Это было логично. Противоположное было, напротив, нелогично, ибо все отдельные проявления духа века органически между собой связаны и потому гармонично дополняют друг друга. То, что в идеале красоты Возрождение привело к благороднейшему воплощению красоты в смысле целесообразности, должно было в реальной жизни привести к подобному же торжеству естественного закона любви. В таком направлении эпоха и идеализировала любовь, как мы видели на ряде примеров. Любовь, так сказать, и в идеологии превратилась из понятия в реальность, стала сознательным осуществлением закона природы и в конце концов культом воспламененных сильнейшим образом инстинктов. Повышенная половая деятельность стала в глазах обоих полов явлением нормальным, дающим право на уважение. Совершенным в глазах эпохи был только тот мужчина, который кроме вышеуказанных физических достоинств отличался никогда не потухавшими желаниями, совершенной женщиной – только та, которая вплоть до самого зрелого возраста жаждала любви мужчины.
Другими словами, высшими добродетелями считались вулканические страсти у обоих полов, неослабевающая даже в преклонных летах производительность мужчины и столь же неослабевающее плодородие женщины. Иметь много детей доставляло славу и было обычным явлением, не иметь их считалось наказанием за какой-нибудь грех и встречалось сравнительно редко.
Такова основная
