Арсений Ворожейкин - Последние атаки
Спали в хате вдвоем с капитаном Мамоновым. Он частенько говорит во сне. Вот и сейчас Петр услышал его взволнованный голос:
— Васильич, беда! Пришел с аэродрома посыльной и передал: там немцы и бандеры устроили парад. У них танки и артиллерия.
Опять бедняга бредит, подумал Воронин и, стараясь не потревожить товарища, тихо посоветовал:
— Спи, Ваня. Мало ли во сне что может придти в голову.
Мамонова это не на шутку рассердило, и он затряс друга:
— Вставай, Фома неверующий! Ты теперь командир полка. Решай, что делать!
Воронин вскочил с постели.
— Ты думаешь, что говоришь?!
— Я в здравом рассудке, а ты вот как? У нас же пустые баки в самолетах. И перелететь мы никуда не сможем.
— Подожди, подожди, — перебил Воронин Мамонова. — Про какие танки ты говоришь? Откуда они?
— А может, действительно — недоразумение? Пойдем скорее на аэродром, — предложил Мамонов. — На месте разберемся.
Непроглядная ночь и мертвая тишина внушали недоброе предчувствие. Ни часового, охраняющего дом, ни посыльного не было. В чем дело?
— Товарищ майор? — Хотя часовой и произнес эти слова почти шепотом, они прозвучали для Воронина и Мамонова точно выстрел. Посыльный оказался рядом с часовым. Он торопился доложить:
— В полку объявлена тревога. Весь личный состав занимает свои места согласно плану наземной обороны… — и рассказал, что видел сам и слышал от патрулей, которые вели наблюдение за противником.
Часов в двенадцать ночи часовые, стоящие у самолетов, уловили какой-то подозрительный шум моторов и металлический скрежет. Сначала думали: идут машины по дороге, которая проходит рядом с летным полем. Посланный туда патруль наскочил на большую группу людей, стоящих на краю аэродрома. Рядом с ними — танки и артиллерия. Слышалась немецкая, русская и украинская речь. Начальник патруля спросил, кто такие? «Войска самостийной Украины и проваливайте отсюда, пока живы», — получил он ответ.
С посыльным Воронин побежал на аэродром, а Мамонов с часовым — в штаб полка. Там хранилось знамя. Для охраны его был создан специальный взвод. В такой обстановке самое главное — сохранить святыню. Потеря этой святыни будет означать потерю полка: часть будет с позором расформирована.
Только Воронин с посыльным отбежали от хаты, как раздался бас:
— Эй, пане майор, остановитесь! — голос был, как Петру показалось, того подвыпившего парня, с которым он разговаривал днем.
По давней летной привычке майор сжался, словно прячась за бронеспинку, но тут же опомнился и, выхватив пистолет, бесшумно лег на землю, готовый к любой схватке. Как ни напрягал слух и зрение, но, кроме тишины и тревожного мерцания звезд, — никого. Что мог означать этот оклик? Оклик доброжелателя или недруга? Отозваться? Опасно. Если бы этот человек желал в чем-то помочь, то нашел бы для этого более подходящий момент. И не назвал бы пане майором.
В ночи Воронину казалось, что всюду притаились враги. Стоит шевельнуться — и загремят выстрелы. Минуту, две лежит не дыша.
Но сколько же можно лежать? Может быть, на аэродроме уже случилось что-то непоправимое — гитлеровцы танками раздавили все наши самолеты. И Петр тихо, по-кошачьи, поднялся и, бесшумно сделав несколько шагов, побежал.
На аэродроме, как и в селе, — тишина и все укрыто ночью. На КП собрались офицеры штаба. Полк занял оборону. Не верится, что сейчас в километре от них на шоссе выстроилась, может, тысяча, а может и больше, фашистов и бандеровцев. С ними, говорят, танки и пушки.
В первую очередь нужно было бы о случившемся немедленно доложить в вышестоящий штаб, но аэродром теперь ни с кем не имел связи: ее свернул БАО, уезжая на новое место. Машина, которая только что уехала во Львов, и была единственным средством связи. Но если она и доберется до города, то все равно помощь раньше чем к десяти утра не подоспеет. Пока нужно рассчитывать только на свои силы.
Для уточнения обстановки послана специальная группа во главе с начальником разведки полка, которой поставлена задача еще раз выяснить силы противника и его боевые порядки. И Воронин, прежде чем начать совещание, с нетерпением ожидал разведчиков.
— Они могут и не возвратиться, — с тревожным нетерпением сказал инженер полка капитан Григорий Лебедев. — Бездействовать нам дальше нельзя.
— И все же подождать надо, — ответил ему Воронин, внимательно разглядывая собравшихся офицеров.
В большом сарае они расселись тремя группами по три-пять человек и, как бы приготовившись к бою, уже рассредоточились. При тусклом свете бензиновой коптилки их лиц почти не видно, но по напряженной тишине можно догадаться: ждут командирского решения. Майору Воронину ясно одно: спешить с применением оружия не следует. Если враг хотел бы расправиться с ними, то он к этому бы уже приступил под покровом ночи. Однако чувство тревоги не отступало.
Дверь тихо отворилась. Неторопливо вошел капитан Мамонов. На широком, испещренном ожогами лице никакой тревоги. Он спокойно, точно на тактическом учении, доложил:
— Знаменный взвод с документами штаба прибыл на аэродром и занял оборону на своем участке.
Только Мамонов успел сесть за стол рядом с командиром, как явился начальник разведки. Он, как и положено разведчику, подробно рассказал о противнике.
Основная сила — фашистские войска. С ними несколько небольших групп в гражданской одежде. Очевидно, бандеровцы. Враг танками с автоматчиками окаймил свою пехоту. На стоянку наших самолетов направлены пушки. Разведчики насчитали около сорока танков и более пятидесяти орудий. В заключение начальник разведки сделал вывод:
— Против такой силы мы сейчас силой не можем действовать…
— Как так не можем! — горячо возразил ему Лебедев.
Оказавшись впервые в такой необычной обстановке, оставшиеся на аэродроме офицеры полка коллективно обсуждали, как лучше организовать оборону, Никто не проявил ни спешки, ни суеты. Война научила самообладанию. Быстро пришли к единому мнению — ждать! Если фашисты сейчас и двинут, то их встретят из окопов и щелей, а потом сожгут самолеты и, укрывшись высокой травой, уйдут на Львов. А пока противник не тревожит, надо поднять на козелки хвосты «яков» и их пушки направить в сторону врага.
Решение принято. Полк замер в напряженном ожидании, готовый к отражению вражеских атак. Но за час до рассвета колонны недобитых фашистов как пришли под покровом ночи, так и ушли в темноте на юг. Только когда взошло солнце, в бинокль можно было разглядеть последнюю колонну врага, втягивающуюся в лес, покрывший горы Волыно-Подольской возвышенности. Эта колонна походила на хвост гигантского чудовища. Теперь, словно боясь света, оно уползало в свое логово.
День принес успокоение, надежды и ясность мысли.
* * *От посланного с донесением во Львов офицера на машине — ни слуху ни духу. Еще до рассвета капитан Мамонов улетел на По-2 в воздушную армию с докладом о ночных приключениях на аэродроме и с просьбой прислать горючего, чтобы можно было перелететь во Львов или же ближе к Висле, где теперь базируется вся дивизия. Для большей уверенности в связи из 32-го полка направили во Львов с таким же донесением еще двух человек.
День в ожидании тянется мучительно медленно. Жители села, как и раньше, занимаются своими делами. Попытки узнать от них какие-либо сведения о ночных действиях бандеровцев и гитлеровцев ни к чему не привели.
Под вечер над аэродромом сели два транспортных самолета Ли-2. Они прибыли за оставшимися летчиками. Завтра они должны улететь за новыми истребителями. На Ли-2 был единственный пассажир — майор из штаба фронта. Он как только оказался на земле, сразу же подошел к майору Воронину и, представившись, сказал негромко:
— Мне с вами надо немедленно поговорить.
Воронин предложил пройтись по аэродрому.
— Хорошо, — согласился он,
— Вы говорили с капитаном Мамоновым и наверное в курсе всего случившегося?
— Да. И вы действовали правильно.
Майор вкратце рассказал сложившуюся обстановку в этом районе и заверил, что полк в полной безопасности. Но об этом пока никому не надо говорить. Все должно быть в прежнем напряжении. Так надо…
Перед тем, как идти на КП, Воронин поинтересовался?
— Какая же была цель фашистского парада?
— Генеральная репетиция для выполнения своего замысла. И попутно придать уверенность бандеровским главарям, что их поддерживает немецкая армия.
— Для замысла? Какого же, интересно?
— Позже вы все узнаете. А пока — будьте спокойны. Немцы вас не тронут. У них другие задачи, которые им никогда не выполнить…
С тем майор попрощался и убыл в штаб фронта.
Для полка наступила вторая тревожная ночь, такая же темная и гнетущая своей неизвестностью, как и прошедшая. Теперь все было сделано, чтобы действительно во всеоружии встретить противника. Вокруг аэродрома выставлены дозорные, которые сразу же известят о появлении врага. Личное оружие и пушки более тридцати самолетов приведены в готовность.
