Борис Черток - Ракеты и люди. Лунная гонка
На втором витке о хорошем приеме телеметрии доложили все десять наземных пунктов. Параметры орбиты измерялись на восьми пунктах. Агаджанов требовательно опрашивал каждый пункт. Все докладывали о нормальной работе всех средств. На третий виток корабль № 8 ушел с нормальной закруткой на Столице.
Впервые за семь пусков «Союзов» появилась уверенность и надежда, что все пойдет по программе, несмотря на то, что «Союзы» для перестраховки, даже в случае успеха, будут названы «Космосами» с очередными номерами.
В 16.30 оперативно-техническое руководство (ОТР) по предложению баллистиков приняло решение провести коррекцию орбиты включением СКДУ — системы коррекции двигательной установки для понижения высоты перигея. Коррекции орбит являлись и генеральной проверкой всех бортовых систем управления движением.
Начиная с № 7 на все «Союзы» устанавливались датчики ИКВ — инфракрасной вертикали — 76К. Нам следовало это сделать с самого первого корабля. Переоценка всемогущества ионной системы тогда помешала принять такое естественное и уже проверенное на «Зенитах» решение. Коррекция на пятом витке прошла в соответствии с расчетом. Апогей увеличился на 6 километров, а перигей уменьшился на 22 километра. Все шло к тому, что мы должны были передать на космодром телеграмму с официальным докладом о разрешении пуска второго корабля.
Утром 15 апреля после «глухих» витков мы убедились, что на борту все в порядке. По двухчасовой готовности к старту, переданной с космодрома, меня что-то потянуло в комнату группы анализа.
«Если все идет хорошо — значит чего-то не доглядели» — этот закон ракетно-космических пусков проявился, как только я о нем вспомнил.
Я надеялся получить от Ирины Яблоковой заверения в том, что очевидный перезаряд серебряно-цинковых буферных аккумуляторов большим «током Солнца» за время «глухих» витков не требует доклада на Госкомиссии. В комнате анализа столпились, спорили и жестикулировали все наличные сотрудники Раушенбаха во главе со Львом Зворыкиным. Волнуясь, он начал объяснять, что только что обнаружено серьезное замечание. При закрутке в двух случаях эффективность двигателей ориетнации (ДО) по каналу вращения была в десять раз ниже расчетной. Может быть, виноват основной прибор системы ориентации — блок включения двигателей причаливания и ориентации (БВ ДПО). В этом случае мы рискуем сорвать предстоящее сближение. БВ ДПО выдает команды на двигатели, управляющие процессом сближения. Зворыкин был настолько увлечен этим открытием, что предложил мне просить Госкомиссию отложить на сутки пуск седьмого номера. Я возмутился:
— На старте двухчасовая готовность! Окончена заправка. Вы соображаете, что говорите? Сутки ракету держать под кислородом!
Прежде чем докладывать Мишину на космодром, я по ВЧ-связи отыскал Раушенбаха и Легостаева. Они никуда не улетели и следили за событиями из Подлипок. Зворыкин и его молодой сотрудник Пименов начали невыносимо длинное объяснение по ВЧ-связи с Легостаевым, который, отрываясь от телефона, консультировался с другими дежурными теоретиками. Я не вытерпел, вырвал трубку и потребовал от Раушенбаха официального и немедленного заключения, разрешающего пуск.
Теоретики на другом конце линии связи спорили и колебались. Мне уже было не до перезаряженных Солнцем батарей. Перебежав в комнату управления, я только успел сказать о происшествии Агаджанову и по прямой связи нашел на КП — командном пункте — второй площадки Феоктистова. Объяснив ему ситуацию, просил доложить Мишину. Феоктистов сказал, что все на площадке, он обещает выехать на «козырек» и найти Мишина, но сам считает, что откладывать пуск на сутки недопустимо!
— Эти раушенбаховцы всегда в чем-нибудь сомневаются, — заключил Феоктистов, — и вас никто не поймет.
Через десять минут из бункера на связь вышел Юрасов. Он сразу понял наши опасения.
— Сейчас найду и приведу Василия Павловича, — сказал он.
Через пять минут на связь вышел возмущенный Мишин. Он поступил формально правильно.
— Где начальник ГОГУ Агаджанов?
Я передаю трубку Агаджанову.
Мишин потребовал:
— Мы должны объявить часовую готовность. Даю всем десять минут. Вы присылаете нам ЗАС-телеграмму, подтверждающую готовность к пуску или даете категорический запрет с обоснованием. В любом случае отвечаете вместе с Чертоком.
Агаджанов сам взял секретный блокнот для ЗАС-телеграмм и написал текст, подтверждающий готовность всего КИКа и корабля № 8 к работе с № 7. Он заготовил подписи и начал опрос техруководства. Все были «за», кроме Зворыкина, Дубова и Пименова.
Я попросил у Мишина еще десять минут. Он дал две. Я истратил три, чтобы убедиться, что Раушенбах и Легостаев продолжают колебаться.
Это были мгновения, когда для технического анализа в треугольнике Тюратам — Евпатория — Подлипки нет времени и необходимо немедленно принять рискованное решение либо сорвать программу.
Агаджанов протянул мне блокнот, в котором стояло уже девять подписей. Я подписал, и телеграмма тут же пошла на передачу. Из бункера Агаджанова вызывал Керимов:
— Где вы были раньше? Мы объявляем тридцатиминутную готовность. Почему не могли разобраться? У вас там имеются все специалисты. В какие условия вы ставите меня и всю Госкомиссию?
Что можно было сказать в оправдание? Он был прав. Но теперь ЗАС отправлен — решение принято.
Агаджанов передал мне трубку, и Керимов то же повторил и мне. Положив трубку, я ободрил окружающих, которые ждали комментариев:
— «Пещерные люди», не располагая полной информацией, приняли правильное решение, руководствуясь врожденными инстинктами.
Получив с полигона воспитательные комплименты, мы с Агаджановым почувствовали срочную необходимость психологической разрядки и тут же созвали оперативно-техническое руководство для показательного разноса руководителям группы анализа Кравцу и Зворыкину.
По пятиминутной готовности Керимов потребовал, чтобы я был непрерывно на прямой связи и докладывал ему лично ход процесса после выведения, а он будет транслировать мои доклады всем в бункере.
В 12.34 прошел доклад «Подъем». Спустя теперь уже стандартных 530 секунд выведения последовал доклад о выходе на орбиту, а еще через двадцать секунд напряженного ожидания успокаивающее сообщение: «Все элементы раскрыты». Я доложил Керимову, что на «активном» корабле «Игла» включена и готова к работе с «пассивным».
Теперь вся надежда на информацию «тридцать пятого», так при переговорах шифровался НИП-15 в Уссурийске.
Самочувствие десятков людей, набившихся в бункер первой площадки космодрома и в зал управления в Евпатории, полностью зависит от быстроты, с которой телеметристы в Уссурийске разберутся с информацией, излучаемой пролетающими над ними двумя кораблями.
В 12.54 Уссурийск доложил, что по его данным был радиозахват и расстояние между кораблями при уходе из зоны всего 335 метров, относительная скорость на сближение два метра в секунду. Из зоны связи корабли ушли в 12.53.
— Как мы работаем! — похвалился за всех телеметристов полковник Родин. — Всего минута на расшифровку, размышления и доклад!
Теперь где-то над океанами всего второй раз в мире начинался недоступный нашему контролю процесс сближения, причаливания и стыковки беспилотных космических аппаратов.
Меня не оставляло чувство досады за инцидент по поводу предложения Зворыкина об отмене пуска. В паузе напряженного ожидания начала связи я сказал:
— Баллистики так точно подогнали пассив к «активу, что они и без БВ ДПО сойдутся.
Зворыкин и его товарищи подавленно молчали. Они будут виноваты в любом случае. Если стыковка совершится, над ними будут посмеиваться по поводу перестраховки. А если сорвется, то будет строгий спрос: «Что там у вас случилось и почему не настояли на отмене пуска? Из-за вашей беспринципности загубили хороший корабль».
На обоих кораблях систему «Заря» Быков дополнил линией малоинформативной телеметрии на КВ-диапазоне. Была слабая надежда на то, что КВ-центры примут информацию еще до появления кораблей в зоне прямой видимости нашего пункта. Если правы трое из голосовавших на оперативно-техническом руководстве за отмену пуска, то теперь происходит необратимый процесс вытравливания топлива ДПО и «активный» корабль появится в нашей зоне способным только на баллистический спуск.
Керимов и Мишин переехали из бункера на КП второй площадки и требуют докладов:
— Почему молчит «Заря»?
Мы теребим связистов, хотя они и сами завопят, как только по «Заре» появятся признаки изменения КВ-сигналов. Но они спокойно отвечают:
— Нет изменений «параметра два». КВ-центры ведут прием.
«Параметр два» — условное название канала контроля электрического соединения разъемов двух кораблей. Если уровень с 0 подскочит до 100%, значит корабли не только состыковались механически, но даже соединились электрически.
