О. Гарни - Хетты. Разрушители Вавилона
Смотрите, Мурсили ныне — сын мой. <…> На место льва бог [возведет] другого льва. И в час, когда раздастся призыв к оружию, <…> вы, мои слуги и лучшие граждане, должны будете [прийти на помощь моему сыну]. Когда истечет три года, он выступит в поход. <…> Если вы возьмете его с собой в поход [когда он будет еще ребенком], приведите [его] обратно [невредимым]. <…>
До сих пор ни один [из моей семьи] не подчинялся моей воле; [но ты, мой сын] Мурсили, ты должен повиноваться. Соблюдай слово [своего отца]! Если ты будешь соблюдать слово своего отца, ты будешь [есть хлеб] и пить воду. Когда зрелость [войдет в] тебя, ешь два или три раза в день, и это пойдет тебе во благо! [Когда же] старость войдет в тебя, тогда пей досыта! И тогда можешь забыть слово своего отца.
[Ныне] вы, мои главные слуги, вы [также] должны [соблюдать] мои слова, [слова] царские. Вы ешьте [только] хлеб и пейте воду. [Тогда] Хаттуса будет выситься крепко, и земля моя [будет] в мире. Если же не соблюдете вы царское слово <…> то не останетесь в живых — погибнете.
Мой дед объявил своего сына Лабарну [наследником трона] в Санахуитте, [но после] его слуги и лучшие граждане отвергли (?) его слова и посадили на трон Пападилму. Ныне сколько же лет минуло и [сколько из них] избежали своей участи? Дома тех лучших граждан, где они? Или они не погибли? <…>
А ты, [Мурсили], не мешкай и поддавайся лени. Если ты промедлишь, [это навлечет на тебя] все то же старое несчастье. <…> Что вложено в твое сердце, сын мой, на это всегда и полагайся в своих деяниях!».
В начальных словах этого текста уже присутствует прототип той вводной формулы, которая обычно встречается в позднейших надписях. Интересен также исторический пример (упоминание о заговоре Пападилмы), ссылаясь на который царь предостерегает своих подданных от раздоров. Фрагменты других текстов того периода свидетельствуют, что это был излюбленный риторический прием. Сохранился один документ, целиком состоящий из «нравоучительных анекдотов», наподобие следующих:
«Цити был чашником. Отец царя приказал поднести госпоже Хестайари и Маратти сосуд-хархара вина. Он [т. е. Цити] поднес хорошее вино царю, а им дал другое вино. Первый [т. е. Маратти?] пришел и сказал царю: «Подали другое вино». Когда царь увидел это, он [т. е. Цити?] пришел и сказал, что это так. Тогда его увели и «разделались» с ним, и он умер.
Санта, человек из Хурмы, был дворцовым прислужником в Хассуве. Он служил хурритам и пошел на встречу со своим господином [т., е. царем хурритов]. Царь услышал об этом, и его изувечили».
Быть может, этот странный документ служил ораторам своего рода справочным пособием, из которого они выбирали подходящие «иллюстрации» к своим речам? Так это или нет, но отношение к истории как к поучительному материалу ярко отражено во всех царских указах позднейшего времени.
От периода между правлением Мурсили I (преемником Хаттусили) и правлением Телепина надписей не сохранилось, и, когда у нас в руках наконец оказывается великий указ Телепина, устанавливающий нормы поведения для членов царской семьи и провозглашающий закон о престолонаследии, поздний тип государственных документов предстает перед нами уже полностью развитым. Как и речь Хаттусили, этот текст, очевидно, зачитывался вслух перед собранием знати; но, в отличие от более раннего документа, указ Телепина имеет упорядоченную структуру и, очевидно, был тщательно проработан заранее. Исторический пример превратился в длинную преамбулу (первые несколько абзацев из нее приводились выше), живописующую катастрофические последствия междоусобиц и тем самым подготавливающую почву для главной темы, с объявления которой начинается вторая часть документа. С того времени историческая преамбула становится неотъемлемой частью всех царских указов, в том числе и так называемых договоров, в которых она содержала перечисление всевозможных услуг, оказанных в прошлом зависимому царю, и была призвана пробуждать в последнем чувство долга и благодарности. Наконец, при Мурсили II описание исторических событий выделилось в самрстоятельный жанр: появились первые царские анналы. Однако даже здесь повествование не сводится к простой хронике событий. Оно остается тематическим, причем тема, как правило, носит религиозный характер: вся летопись царских достижений с благодарностью и почтением излагается перед божеством — покровителем царя. Приведем в качестве примера один абзац из введения в «Анналы Мурсили»:
«Когда я, солнце{24}, воссел на трон моего отца, прежде чем выступить против враждебных стран, объявивших мне войну, я посетил ежегодные празднества солнечной богини из Аринны, госпожи моей, и отпраздновал их, и к солнечной богине из Аринны, госпоже моей, я воздел руку и сказал так: «Солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, окрестные враждебные страны называют меня ребенком, и не принимают меня всерьез, и постоянно пытались захватить мои земли, о солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, — снизойди, о солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, и сокруши ради меня эти враждебные страны». И солнечная богиня из Аринны услышала мою молитву и пришла мне на помощь, и по прошествии десяти лет после того, как я воссел на трон моего отца, я покорил эти враждебные страны и уничтожил их».
Анналы этих первых десяти лет правления Мурсили записаны на одной табличке, большой и на удивление хорошо сохранившейся (фото 25). Подводя им итоги, царь возвращается к той же теме, которая заявлена во введении:
«С того времени, как я воссел на трон моего отца, я правлю вот уже десять лет. И эти враждебные страны я покорил за десять лет сам; не считая тех враждебных стран, которые покорили царевичи и знатные военачальники. И все то, чего в дальнейшем удостоит меня солнечная богиня из Аринны, госпожа моя, я запишу и положу перед ней».
Этот документ можно назвать «личной летописью» Мурсили II. Существовала также подробная версия анналов всего его правления, занимавшая много табличек, но большая часть их до наших дней не дошла. Несколько выдержек, позволяющих составить представление о стиле этой хроники, приведено выше, в главе, посвященной военному делу.
Царь Мурсили был выдающимся хронистом. Он сделал записи не только о собственном правлении, но и о царствовании своего отца Суппилулиумы. Но, к сожалению, его преемник Муватали подобных анналов не оставил, а о том, что примеру Мурсили последовал его второй сын, Хаттусили III, свидетельствует лишь единственный небольшой фрагмент таблички. Анналы Тудхалии IV тоже сильно пострадали от времени.
Однако от правления Хаттусили III до нас дошел хорошо сохранившийся текст, в котором эта традиционная литературная форма использована с особой целью. Свергнув своего племянника Урхи-Тешуба, Хаттусили тем самым преступил старинный закон Телепина, благодаря которому в стране царили мир и спокойствие. В оправдание этого своевольного поступка он сочинил изысканную апологию, которую нередко называют «автобиографией Хаттусили». Начинается она следующими словами:
«Так говорит Хаттусили, великий царь, царь Хатти, сын Мурсили, великого царя Хатти, внук Суппилулиумы, великого царя, царя Хатти, потомок Хаттусили, царя Куссара.
Я изъявляю божественную власть Иштар; да услышат это все люди, и отныне почести, обращенные ко мне, солнцу, [к] моему сыну, [к] сыну моего сына и [к] потомству моего величества, да будут отданы из всех богов [богине] Иштар».
Это — традиционная тема. Однако в центре дальнейшего повествования оказываются отнюдь не военные победы, одержанные во имя божества. Царь рассказывает о своем детстве (упоминая, в частности, что ребенком он много болел) и описывает, как он был посвящен богине Иштар, как его со всех сторон окружали враги и завистники и как Иштар помогла ему справиться с недругами. Она продолжала помогать ему и тогда, когда он стал наместником северных областей, — но лишь до тех пор, пока Урхи-Тешуб не взошел на трон и из зависти к достижениям Хаттусили не примкнул к рядам его недоброжелателей. Далее царь продолжает:
«Но из уважения к моему брату я воздерживался от своекорыстных поступков и вел себя смиренно семь лет. Но затем этот человек вознамерился уничтожить меня <…> и отнял у меня Хакписсу и Нерикку, и тогда я отринул смирение и взбунтовался против него. Но, взбунтовавшись против него, я совершил это не злодейски, не восставши против него в [его] колеснице и не восставши против него в [его] доме, но [открыто] объявив ему войну [в таких словах]: «Ты предпочел вступить со мною в ссору; ты — великий царь, что же до меня, то как оставил ты мне одну крепость, так я и есть царь этой крепости. Вставай же! И пусть Иштар из Самухи и бог грозы из Нерика рассудят наш спор». Относительно того, что я написал это Урхи-Тешубу, ктонибудь мог бы сказать: «Почему ты сначала возвел его на трон, а теперь пишешь ему, чтобы вступить с ним в войну?» Но [я отвечу так: ] если бы он [сам] не поссорился со мной, то разве [боги] допустили бы, чтоб он, великий царь, потерпел поражение от ничтожного царька? Но поскольку он сам предпочел вступить со мною в ссору, боги вынесли приговор и присудили ему поражение. <…> И поскольку госпожа моя Иштар прежде обещала мне трон, ныне она посетила мою жену во сне [и сказала]: «Я помогаю твоему мужу, и вся Хаттуса встанет на сторону твоего мужа». <…> Затем я увидел великую милость Иштар. Она покинула Урхи-Тешуба, и не в каком ином, а [в своем же] городе Самухе она затворила его, как свинью в свинарнике, <…> и вся Хаттуса перешла ко мне».
