М. Воробьев - Русская история. Часть I
Ничто не помогает: к нему в Вологду приезжает игумен Кирилло-Белозерского монастыря Трифон и говорит, что он должен ехать в Москву, а проклятье игумен возьмет на себя и отмолит князя. Самое интересное, что здесь нет никакой провокации, это инициатива самого Трифона. Когда он попадает, еще не ослепленным, в татарский плен, то татары хотят одного: выкупа. С деньгами у них уже очень плохо, Москва давно ничего не платит. А тут есть возможность поживиться. Москва уплачивает требуемый выкуп, гигантскую сумму. И тут татары не просто возвращают свободу своему пленнику, но многие знатные татары едут вместе с ним и начинают бодро принимать Православие и определяться на службу к великому князю. Он разбит, он никто, он пленник — нет, все равно он сильнее татар, все равно он лучше!
Удивительная вещь: всё против него — и всё за него. Чем же объяснить такой парадокс? Конечно, мы можем сказать, что Церковь постоянно поддерживала Василия Темного. Вряд ли Церковь одобряла историю с ослеплением Василия Косого. Но, с другой стороны, когда князь был ослеплен, его тоже жалели. Московское боярство в основном было за Василия Темного. Ремесленники, посадские — тем более. Поразительное единодушие; мы, несмотря ни на что, будем отстаивать свой, московский порядок, своего князя, и этим мы сильны. Его, действительно, фактически выталкивают опять наверх.
Когда после ослепления, после возвращения из Вологды он оказывается в Москве, тут уже очевидно: борьба подходит к концу. Василий Косой уже давно вышел из игры, да и Дмитрий Шемяка растерял свои силы, хотя еще и пытается держаться под Костромой, но потом, разбитый, бежит в Новгород, тогда еще независимый, где ему дают приют. Но туда отправляется с особой миссией по делам службы московский дьяк Степан Бородатый. Очевидно, он там должен представлять какие-то интересы великого князя, а заодно, как выясняется, он делает еще одно важное дело — ведет переговоры с одним из новгородских бояр, у которого вскоре должен пировать на званом обеде Дмитрий Шемяка. Кто конкретно давал соответствующее зелье повару, который должен был готовить на этот званый пир, а может, сам повар проявил инициативу, — это уже детали. Факт тот, что Дмитрий Шемяка на этом званом обеде откушал особенно вкусно приготовленную курочку, после чего очень быстро скончался. Специальный гонец был послан в Москву с этим чрезвычайно важным известием. Это был какой-то подьячий, который только за то, что просто привез это известие, был тут же произведен в дьяки, а это был уже очень высокий чин. Так закончилась эта, честно говоря, переполненная гнусностями, клятвопреступлениями, безобразиями 20-летняя война.
Она шла с перерывами, были замирения. Но сказать, что мы здесь не были на уровне Западной Европы, при всем желании нельзя. Все то, чем переполнены хроники Шекспира, было и в нашем любезном отечестве: отравление, выжигание глаз, клятвопреступление и т. д. Но коль скоро затронута процедура {стр. 57} ослепления, скажу, что тут были некоторые тонкости. Иногда противника хотели просто пугануть, и тогда, повалив его на спину и держа за руки, специалист этих дел просто надрезал ему надбровные дуги. Кровь заливала глаза, но человек оставался зрячим, хотя ему и казалось некоторое время, что глаза он потерял. Вторым способом, который был применен к Василию Косому и великому князю, было ослепление при помощи кинжала: человеку тыкали в глазное яблоко кинжалом. Если останешься жив, то тебе повезло. Ну а третий способ был уже просто варварством — глаза выжигали смоляным факелом. Раскаленную смолу закапывали в глазницы. У нас народ был гуманный, и использовали для этих целей холодное оружие.
Дальше, как раз в середине всего этого кошмара, вклинивается история с Флорентийским Собором — тем Собором и тем митрополитом, которых у нас справедливо полагают предтечами современных экуменистов. Не буду вторгаться в чужую епархию и излагать вам обстоятельства этого Собора, скажу только, что митрополит Исидор был на своей митрополии очень короткое время, потому что в основном был за границей. Но обойти эту проблему нельзя, и решать ее в отрыве от событий общемировых, общеевропейских, тоже не имеет смысла, потому что все это было увязано с фактической гибелью Византии, от которой к этому времени оставались только Константинополь и самые его ближайшие пригороды.
Греки надеялись на какую-то помощь Запада и вместе с тем были почему-то наивно убеждены, что сумеют на Соборе добиться от католиков каких-то уступок. Исидор не был случайным человеком, он был одним из творцов этой унии, искренне убежденным в своей правоте. В Москве, естественно, в этом плохо разбирались, там было не до этого, и поэтому никакой особой подготовки к Собору здесь не велось, разве что митрополит был весьма обеспечен, чувствовал себя чрезвычайно прочно в смысле материальном и представлял Русскую Церковь очень достойно. Затем, когда он вернулся и прочитал акт о Соборе на торжественной службе, где присутствовал великий князь, то реакции не было никакой, несмотря на то, что уже все всё знали: спутник Исидора, епископ Суздальский Авраамий, чья подпись тоже красуется под актом Флорентийской унии, приехал в Россию значительно раньше Исидора и успел, что называется, заложить своего патрона, объяснив, что сам ни в чем не виноват и вынужден был подчиниться. Так что когда Исидор очень активно пытался объяснить, что же произошло на Соборе, реакции не было никакой, а в летописи объясняется, почему: «и воздремавшася и уснуша». То ли Исидор скверно излагал свои мысли, то ли слишком монотонно читал протодиакон, которому было поручено прочесть этот акт. Но через три дня опомнились: Исидор был тут же арестован и заперт в Чудовом монастыре. Потом его пытались пристыдить, якобы даже Собор русского духовенства пытался вернуть его на путь истинный, а затем якобы представители светской власти объяснили ему, что могут быть всякие нежелательные эксцессы и страшные муки, поскольку латинская ересь — ужасная вещь. На самом деле просто не знали, что с ним делать: судить и казнить митрополита пока еще не было принято на Москве. В XVI веке подобная процедура будет рядовым явлением. И только осенью 41-го года так случилось, что он бежал из Москвы. Видимо, ему дали возможность бежать и догонять не стали, таким образом решив эту проблему, разрубив этот гордиев узел.
Собор, который провозгласил митрополитом Московским и всея Руси святителя Иону, установление автокефалии Русской Православной Церкви — все это приходится на правление Василия Темного, которое переполнено такими невероятными событиями, что представить их воедино очень сложно, поэтому здесь необходимо быть особенно внимательными.
Дальше Василий Темный сделал очень умное дело — он возвел на великое княжение своего старшего сына Ивана Васильевича, который впоследствии получил прозвище Ивана III. Иван был уже человеком весьма опытным, потому что успел насмотреться на особенности политической жизни в нашей стране, побывать в ссылках, побегать от врагов своего отца. Очевидно, что он, получив богатейшую практику и замечательные навыки правления, начинает управлять еще при жизни отца, во всяком случае грамоты пишутся от имени двух великих князей, они оба запечатывают эти грамоты. Василий Темный хотел обезопасить своего сына от всяких неожиданностей в случае своей смерти, с тем чтобы великое княжение на этот раз переходило абсолютно автоматически, т. е. он здесь опять-таки следует тому московскому порядку, который укоренился, причем делает это так, чтобы никаких формальностей не возникало: один князь умер — другой уже есть, и все в порядке.
Иван III — это целая эпоха. Самостоятельно он правил 40 лет, а если иметь в виду, что начал править вместе с отцом, то получится чуть ли не 50 лет. За это время чрезвычайно много произошло событий. Первое — это присоединение Новгорода. Вам надо уметь давать характеристику Новгороду, его политическому строю, его экономическому положению и взаимоотношениям с Москвой. Думать, что Новгород был завоеван Москвой, — это весьма формальный подход. Скорее Новгород свалился, как гнилое яблоко — конечно, в подставленные вовремя руки.
Вторая тема, когда речь пойдет об Иване III, — матримониальная: второй брак Ивана III, его женитьба на Софии Фоминичне Палеолог, последней византийской принцессе, и обстоятельства, связанные с этим. Здесь опять-таки я вас отправляю к С. М. Соловьеву, там это все замечательно изложено. Третья тема — это то, что у нас в учебниках называют падением татарского ига. Ига уже не было фактически, потому что никому в голову не приходило платить татарам дань. И не было Золотой орды, а была просто какая-то Большая орда, руководитель которой Ахмат решил тряхнуть стариной и попытаться совершить набег на Москву.
Следующий момент очень специфический, и мы будем заниматься им отдельно — это судебник Ивана III, т. е. все, что было связано с изменением социального состава русского общества. Здесь я пока ничего {стр. 58} не скажу, это тема особая. Следующую тему можно разделить на два вопроса: начало созидания новой государственной идеологии «Москва — третий Рим» (об этом мы еще будем говорить), и строительство московского Кремля (потому что стены, которые мы с вами видим, — это стены Ивана III). Соборы, которые сейчас постепенно начинают использоваться по назначению, построены Иваном III. Грановитая палата — постройка Ивана III. Что касается Кремля, то литература на эту тему очень обширна, лучше всего читать И. Е. Забелина, это самые замечательные книжки по истории Москвы, их признают и все исследователи. А если иметь в виду именно судьбу кремлевских памятников, то надо смотреть П. Г. Паламарчука — «Сорок сороков», первый том. Там все подробно изложено, хотя и сухо, но хорошо иллюстрировано.
