Жан-Ноэль Робер - Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений
Действительно, в последний век существования Республики нравы быстро меняются. Уже в пьесах Плавта изображаются похотливые молодые люди и развратные старики, проводящие свое время на Форуме и преследующие молоденьких девушек. Наиболее обездоленные классы откровеннее выражали свои чувства — очевидно, потому что меньше, чем знать, были скованы рамками старинных традиций.
Пепел Везувия сохранил для нас живую картину этого состояния нравов. Стены некоторых улиц и публичных зданий покрывают граффити, являющиеся свидетельством веселой и беспокойной жизни в Помпеях. Здесь и неприличные словечки, обозначающие любовные подвиги, и прелестные стишки. Влюбленный выражает на мраморе гложущее его нетерпение; погонщик мулов напрасно жаждет утолить страсть с молодым человеком: «Если ты испытываешь любовную страсть, погонщик мулов, поспеши лучше к Венере. Я люблю молодого красивого мальчика»[118]. Некто мстительно пишет, обращаясь к богам: «Прошу о том, чтобы погиб мой соперник».
Часто встречаются надписи, свидетельствующие о нежности любви: «Да здравствует тот, кто любит, да сгинет тот, кто не умеет любить». Или: «О! Как бы я хотел, чтобы твои руки обвивали мою шею, как бы я хотел целовать твои нежные губы…»[119] Эти надписи в полной мере передают любовный пыл, свойственный средиземноморским народам.
Но любовь — это также искусство. Вместе со свободой нравов приходит их утонченность. Не случайно самое известное произведение Античности в этом роде называется «Наука любви». Его автор, поэт Овидий, был изгнан Августом за безнравственные высказывания, помещенные в этой книге. По крайней мере, такова была официальная причина, которой воспользовался император. А ведь Овидий не описывал ничего такого, что не происходило бы ежедневно на улицах и в домах Рима в течение уже долгого времени. Да и Гораций не имел в виду ничего дурного, когда призывал наслаждаться телом куртизанки, поскольку прелести матроны в длинном платье обходятся дороже:
Кроме лица, ничего у матроны никак не увидишь,Спущена стола до пят, и накинута мантия сверху —Много всего мешает добраться до сути!
Прозрачная же туника куртизанки позволяет лучше разглядеть ее красоту и убедиться, что запрошенная цена соответствует «товару»:
Здесь же все на виду: можешь видеть сквозь косские тканиСловно нагую; не тоще ль бедро, не кривые ли ноги;Глазом измеришь весь стан[120].
Овидий особенно ценен для нас тем, что он скорее являлся хроникером своего времени, нежели скандальным поэтом. Его описания любви являются не столько описанием собственного опыта, сколько изложением общей теории. Овидий обобщает куда больше, чем Гораций. Он не считает, что для наслаждения пригодны только куртизанки. В каждой женщине Овидию хочется видеть желанную. Таково ощущение мужчины-победителя. Овидию нравится сравнивать любовную победу с военной службой. А еще поэт любит представлять любовника охотником, обязанным хорошо изучить территорию. Благоприятной же территорией для любви как раз и является Рим. Разве анаграммой Roma (Рим) не является amor (любовь)?
Для любовной охоты подходит Форум, а еще больше места для зрелищ:
Здесь ты хоть рядом садись, и никто тебе слова не скажет,Здесь ты хоть боком прижмись — не удивится никто.Как хорошо, что сиденья узки, что нельзя не тесниться!Что дозволяет закон трогать красавиц, теснясь!Здесь-то и надо искать зацепки для вкрадчивой речи,И ничего, коли в ней пошлыми будут слова[121].
Завязывается разговор. Появляется возможность проявить к красавице знаки внимания:
Если девице на грудь нечаянно сядет пылинка —Эту пылинку с нее бережным пальцем стряхни.Если пылинки и нет — все равно ты стряхни ее нежно…[122]
«Наука любви» — больше чем простой учебник практических советов. Это книга, в которой поэт проявляет себя тонким психологом и показывает нам те представления, которые имели о любви мужчины и женщины его времени:
Как ни твердит «не хочу», а скоро захочет, как все.Тайная радость Венеры мила и юнцу, и девице,Только скромнее — она, и откровеннее — он.Если бы нам сговориться о том, чтобы женщин не трогать, —Женщины сами, клянусь, трогать бы начали нас[123].
Или:
Правда, иную игру начать не решается дева, —Рада, однако, принять, если начнет не она.Право же, тот, кто от женщины ждет начального шага,Слишком высоко, видать, мнит о своей красоте.Первый приступ — мужчине и первые просьбы — мужчине,Чтобы на просьбы и лесть женщина сдаться могла.Путь к овладенью — мольба. Любит женщина просьбы мужские —Так расскажи ей о том, как ты ее полюбил…Если, однако, почувствуешь ты, что мольбы надоели,Остановись, отступи, дай пресыщенью пройти.Многим то, чего нет, милее того, что доступно:Меньше будешь давить — меньше к тебе неприязнь.И на Венерину цель не слишком указывай явно:Именем дружбы назвав, сделаешь ближе любовь.Сам я видал, как смягчались от этого строгие девыИ позволяли потом другу любовником стать[124].
Итак, мужчина должен верить в себя и смело приступать к ухаживаниям:
Все хотят посмотреть и хотят, чтоб на них посмотрели, —Вот где находит конец женский и девичий стыд.
Возможно, придется заручиться поддержкой служанки. Кроме того, следует обещать, уверять, делать подарки, осыпать комплиментами подругу, которая, сдавшись, сложит оружие перед силой красноречия. Однако следует с осторожностью относиться к некоторым вещам, например к дням рождения той, кого любишь:
…Дни рожденья и прочие сроки подарков —Это в уделе твоем самые черные дни.Как ни упрямься дарить, а она своего не упустит:Женщина средство найдет страстных мужчин обобрать.Вот разносчик пришел, разложил перед нею товары,Их пересмотрит она и повернется к тебе,«Выбери, — скажет, — на вкус, посмотрю я, каков ты разборчив»,И поцелует потом, и проворкует: «Купи!»…Ежели денег, мол, нет при себе — попросит расписку,И позавидуешь ты тем, кто писать не учен.Ну, а что, коли в год она дважды и трижды родится?И приношения ждет на именинный пирог?[125]
Любовник также должен строго относиться к своему внешнему виду. «Будь лишь опрятен и чист» — вот главная заповедь. Овидий набрасывает нам портрет идеального мужчины: загорелая кожа, короткая и без пятен тога, волосы и борода подстрижены, чистые ногти, никаких волос в носу, а особенно: «Пусть изо рта не пахнет несвежестью тяжкой». При соблюдении этих правил влюбленный имеет хорошие шансы добиться желанного. Ему остается лишь воспользоваться своим красноречием, чтобы осыпать комплиментами красавицу, восхищаясь ее нежным личиком или крошечной ножкой. Ибо верно, что
скрасить изъян помогут слова…Если косит, то Венерой зови; светлоглаза — Минервой;А исхудала вконец — значит легка и стройна;Хрупкой назвать не ленись коротышку, а полной — толстушкуИ недостаток одень в смежную с ним красоту.
И, наконец, любовник должен уметь плакать, поскольку «слеза и алмазы растопит. / Только сумей показать, как увлажнилась щека!». Если же заплакать не удалось, «маслом пальцы полей и по ресницам пройдись».
Я говорю: будь уступчив! Уступки приносят победу.Все, что придет ей на ум, выполни, словно актер!Скажет «нет» — скажешь «нет»; скажет «да» — скажешь «да»: повинуйся!Будет хвалить — похвали; будет бранить — побрани;Будет смеяться — засмейся и ты; прослезится — расплачься;Пусть она будет указ всем выраженьям лица![126]
Подчинение любимой является гарантией наслаждения — наслаждения, которое испытываешь подле своей избранницы. Овидий считает: вступая в брак, исполняешь долг, ведущий в супружескую постель даже тогда, когда вы с женой в ссоре; когда же ты любовник — то ты имеешь дело только с любовью. Любовь, следовательно, прежде всего является наслаждением. И во имя этого наслаждения любовник даже может вынести соперника, уверенный, что его красавица к нему вернется, если он будет терпеливым и сдержанным:
Жарко было в тот день, а время уж близилось к полдню.Поразморило меня, и на постель я прилег.Ставня одна лишь закрыта была, другая — открыта,Так, что была полутень в комнате, словно в лесу, —Мягкий, мерцающий свет, как в час перед самым закатомИль когда ночь отошла, но не возник еще день.Кстати такой полумрак для девушек скромного нрава,В нем их опасливый стыд нужный находит приют.Тут Коринна вошла в распоясанной легкой рубашке,По белоснежным плечам пряди спадали волос.В спальню входила такой, по преданию, СемирамидаИли Лаида, любовь знавшая многих мужей…Легкую ткань я сорвал, хоть, тонкая, мало мешала, —Скромница из-за нее все же боролась со мной,Только сражалась, как те, кто своей не желает победы,Вскоре, себе изменив, другу сдалась без труда,И показалась она перед взором моим обнаженной…Мне в безупречной красе тело явилось ее.Что я за плечи ласкал! К каким я рукам прикасался!Как были груди полны — только б их страстно сжимать!Как был гладок живот под ее совершенною грудью!Стан так пышен и прям, юное крепко бедро!Стоит ли перечислять?.. Все было восторга достойно.Тело нагое ее я к своему прижимал…Прочее знает любой… Уснули усталые вместе…О, проходили бы так чаще полудни мои![127]
Понятно, что могло разозлить Августа в этих стихах. Тот портрет любовника, который описан Овидием, являет полную противоположность римлянину, каким его изображали политики. У Овидия речь идет о мужчине, предпочитающем свободную любовь браку, согласном на неверность, становящемся рабом той, кого любит; супруг же, как мы уже видели, должен служить образцом добродетели. Где же традиционный образ отца — господина и главы семьи? Что бы сказал старый Катон, для которого интимная жизнь строго регламентировалась авторитетом мужа, соблюдавшего традиции вопреки наслаждению? Однако к тому времени теории Катона устарели. В этом и было оправдание Овидия, поскольку терпение и подчинение любовника имели одну цель: любовь. Эта любовь, по словам Овидия, должна защищаться, подпитываться, стать необходимой с помощью силы привычки. Тогда каждый отдастся другому и получит равную долю наслаждения, а само наслаждение никогда не превратится в обязанность. Овидий в равной мере порицает и проституцию, и… брак: «Слишком легко обладать теми, кто рядом всегда…»
