Эрих Соловьев - Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время
17 июля Лев X распорядился, чтобы новая анафема «Exsurge Domine» («Да восстанет господь…») была распространена в Германии. Экк направлялся для этого в средне- и восточногерманские земли, папский библиотекарь Джироламо Алеандр — в западные.
Экк действовал нагло, суматошно и неумело. Он добился полномочия включать в буллу новые имена лютеровских приверженцев и пользовался этим для сведения счетов со своими противниками. При оглашении буллы он по самонадеянности не соблюдал положенных формальностей, а потому дал повод считать ее впоследствии вообще как бы неоглашенной. В итоге акция Экка окончилась полной неудачей. Только в трех немецких землях ему удалось добиться опубликования «священного папского проклятия». Особенно поразительным был прием, который Экк встретил в Лейпциге, где он год назад восхвалялся в качестве триумфатора. Городской совет не оказал ему по прибытии никаких почестей. В городе начались студенческие беспорядки. Экк укрылся за стенами доминиканского монастыря, но и там ежедневно получал угрожающие письма.
Второй папский посланник — Алеандр был более удачлив. Он добился императорского эдикта, запрещавшего «виттенбергскую ересь» в бургундских провинциях (в том числе в Нидерландах), и сожжения сочинений Лютера в Кёльне, Майнце, Левене и Люттихе. Однако и здесь дело не обошлось без курьезов, свидетельствовавших о подлинных общественных настроениях. В Левене студенты подсовывали палачу схоластические фолианты и старые собрания проповедей, так что в костер попало больше «доброй католической литературы», чем лютеровских публикаций. В Майнце таким же способом жгли сочинения противников Лютера. Рейнская область вообще отказалась от опубликования буллы.
Лютер получил известие о булле в начале осени и трактовал ее просто как изготовленную Экком фальшивку. Он говорил, что, покуда не увидит собственными глазами документ с пломбой, восковой печатью и папской подписью, он не поверит распространяемым о булле известиям. В октябре эту фикцию пришлось отставить в сторону. Лютер публично признал, что стоит на высшем этаже инквизиционного процесса — лицом к лицу с самим папой. Внутренняя позиция реформатора была проста и определенна: идти на смерть, ни от чего не отрекаясь. Эта давно созревшая готовность к мученическому концу делала Лютера неумолимым. Он наотрез отказался от компромиссных предложений, которые изобретали Мильтиц, курфюрст Фридрих и гуманисты-эразмианцы.
Лютер публикует резкую жалобу на папу в адрес будущего вселенского собора и рассылает по Германии афишу, где просит императора, князей, имперских рыцарей, города и общины немецкой нации не давать хода нечестивой булле, покуда он, Лютер, не будет выслушан беспристрастным, законно созванным судом, который опроверг бы его на основе Священного писания. Многочисленным доброжелателям, присылающим ему предложения об убежище или советы быть осмотрительным, Лютер отвечает теперь только одно: выступайте против буллы или по крайней мере не поддерживайте ее, — вот единственная дружеская услуга, которую он может принять. Вся Германия прислушивается теперь к нему как к пророку и затаив дыхание ждет, что же с ним станется.
В конце ноября Лютер узнал о сожжении своих сочинений в западных городах Германии. Без каких-либо колебаний он решился на беспримерное ответное действие, получившее название «Эльстерского аутодафе».
Ранним утром 10 декабря Меланхтон по просьбе Лютера вывесил на дверях виттенбергской городской церкви плакат. В нем говорилось следующее: «Все друзья евангельской истины приглашаются к 9 утра за город к часовне Креста, где сообразно с древним апостольским обычаем будут преданы огню безбожные книги папских каноников и схоластических теологов».
На место сожжения явилась небольшая группа университетских магистров и студентов. Для экзекуции была выбрана площадка живодерни, находившаяся за Эльстерскими воротами, недалеко от Эльбы. Кто-то из магистров (по-видимому, уже известный нам Агрикола, ассистент доктора Мартинуса) развел костер. Сначала в него были брошены то ли пражское, то ли базельское издание канонического права и «Summa angelica» авторитетного доминиканского богослова Анжело де Чиавассо. За ними последовали два тома сочинений Экка.
Тут Лютер выступил вперед и отправил в костер еще одну книжицу, сопровождая это действие следующими словами: «Поскольку ты погубил истину божью, погибни сам сегодня в этом огне». Лишь немногие из присутствующих догадались, что сожжению была предана папская булла.
На следующий день, однако, Лютер счел необходимым публично оповестить о случившемся. Свою университетскую лекцию он начал с заявления, сделанного по-немецки. Вчера говорил он, писание папы было предано сожжению. Перед каждым присутствовавшим при этом стоит теперь грозное «или — или»: ад или мученичество. Вечное проклятие угрожает тем, кто не найдет в себе силы противиться «антихристовой папской церкви». Венец мученика уготовлен тем, у кого достанет на это мужества.
Это была анафема, отлучение папы и всей послушной ему католической иерархии от христианской религиозной общины.
В рассказах об «Эльстерском аутодафе» события, случившиеся 10 и 11 декабря, слились в единый акт. По всей Германии говорили о том, что Лютер в ответ на сожжение своих сочинений принародно предал огню папскую буллу, сопроводив это действие анафемой по адресу Льва X. Эта молва оказала серьезнейшее влияние на ход антипапистской борьбы, а потому была объективно значимым историческим фактом. Выдающийся немецкий историк Ф. Шлоссер писал о нем так: «Лютер не ограничился резкими революционными речами; публичными символическими действиями он возвестил папе от имени народа, что настал конец его царству и закону…»
У Эльстерских ворот сожжена была, как мы помним, не одна папская булла, первыми в костер отправились своды канонического (церковного) права. На теологически образованную часть Германии это произвело, пожалуй, даже большее впечатление, чем экзекуция над грозным документом, подписанным Львом X.
Своды канонического права были, если угодно, основным законом существования церкви как феодального института и главным выражением того, что Ф. Энгельс назвал средневековым «теологическим мировоззрением»[34]. Для западного христианства они означали то же, что Талмуд для иудаизма или шариат для ислама. Именно в формулах канонического права наиболее четко отобразилось средневековое искажение первоначального, евангельского христианства. Проклясть эти формулы значило совершить акт куда более серьезный и дерзкий, чем изречь анафему над личностью папы Льва X. Речь шла об отвержении юридических обоснований папской власти.
Канонична была и сожженная на живодерне под Виттенбергом «Summa angelica», превращенная церковью в одну из обязательных, настольных книг католического исповедника. Она содержала средневеково-католическую теорию благочестия, доведенную до предела вульгарности. Земная жизнь человека изображалась здесь как пребывание в своего рода исправительном заведении, а его добрые дела как «зачеты», которые бог скрупулезно подсчитывает при определении небесного удела исправляющегося грешника. До наступления Страшного суда весомость этих зачетов определялась церковью. Духовник трактовался в качестве судьи, а поведение мирян — в качестве исполнения назначенных церковью «уроков», о безупречности которого в исповедальне судили как в трибунале. Даже в молитве автор видел род налагаемого на мирян наказания.
В «Summa angelica» была в крайней форме выражена и идея папского примата. «Сумма этой книги, — писал Лютер, — вот какова: папа есть бог на земле, возвышающийся над всеми духовными и светскими властями, и все находится у него в собственности. Никто не может сказать ему: «Что ты делаешь?».
Не приходится удивляться, что известие о сожжении сводов канонического права и книги «Summa angelica» потрясло все немецкие университеты и дало толчок для самых рискованных обсуждений юридических основ папского господства.
Что касается простого народа, то его воображение было захвачено расправой над папской буллой и анафемой, которую немецкий монах изрек над духовным владыкой целого мира. Германия была растревожена снизу доверху и находилась во власти непрекращающейся полемики.
Действие, совершенное Лютером, беспрецедентно. Мало сказать, что монах-августинец противопоставил самосудным действиям курии свой личный самосуд, — он еще опередил папу по части обвинительных приговоров. На условное отлучение, объявленное ему в «Exsurge Domine», он ответил анафемой безусловной и окончательной. В январе 1521 года папа, уже проклятый простым монахом, срочно издает буллу «Decet Pontifex Romanus…» («Гласит римский первосвященник…»), содержавшую бесповоротное отлучение Лютера.
