Юлий Анненков - Флаг миноносца
Облако пыли было поднято тремя крестьянскими телегами, нагруженными домашним скарбом. Это были беженцы. На передней телеге среди пропыленных красных подушек и дедовских сундуков сидели женщина с грудным ребенком и девочка постарше. Старик с клочковатой бородой держал вожжи. Заморенные лошади еле передвигали ноги.
Когда телега поравнялась с машиной, Земсков положил руку на понурую шею лошади. Старик натянул вожжи.
Земсков сказал только одно слово:
- Воды!
- У нас нет воды, - ответил старик и шевельнул вожжами. Женщина, державшая на руках ребенка, наклонилась к старику и зашептала на ухо:
- Надо им дать, отец. Смотри, какие они все измученные.
Старик замотал головой:
- Нет воды. Ате - вье!
Женщина передала ребенка девчонке и вытащила из-под матраца двухведерную бутыль, оплетенную ивовыми прутьями.
- Вот это - все, сынок. На три семьи. Отлей себе полведерка.
Лейтенант бережно принял бутыль, подошел к машине и тихо позвал:
- Калина, дружок, хочешь напиться?
- Умер Калина, - глухо отозвался Иргаш.
Земсков не проронил ни слова. Бойцы тянулись к нему с фляжками и котелками, но он отстранил их рукой и стал наливать воду в радиатор. Потом он направился к машине Сомина и вылил в радиатор всю воду до капли. Женщина только тихонько вскрикнула, а лейтенант сел в кабину и сказал: "Заводи!"
Он хотел закурить, но не смог, потому что черные с кровавыми трещинами губы не держали самокрутку.
Ожившие машины набирали скорость. Подъем кончился. Песок остался позади. Теперь дорога шла под уклон. Косотруб и Журавлев легли грудью на крышу кабины, выставив вперед автоматы. Уже видны были красные крыши, церковь и взорванная водокачка Песчанокопской.
- Давай, давай! Жми!
Стрелка спидометра приближалась к восьмидесяти. Телеграфные столбы проносились мгновенными призраками. Машины влетели в Песчанокопскую, как две торпеды.
На перекрестке у стансовета стоял открытый "мерседес". Двое пассажиров в черных мундирах со шнурами не успели даже понять, что это мчится на них, громыхая по булыжнику. Раздался взрыв противотанковой гранаты.
Все-таки Валерка выполнил свое желание. Не раньше - так теперь! Вторую гранату швырнул в бронетранспортер с охраной Журавлев. Завеса пыли скрыла машины.
- Вот это дали по-морскому! - сказал Косотруб.
Зенитный пулемет стрекотал всеми своими четырьмя стволами. Сзади слышалась беспорядочная стрельба из винтовок и автоматов, но, видно, бросок Косотруба наделал немало паники. Немцы были обескуражены.
"Кого это я шарахнул, интересно знать, - думал Валерка. - Не иначе самого Гиммлера! Больно уж шикарная машина".
Проскочив поселок навылет, полуторка и "зис" неслись по шоссе, не сбавляя хода. Только теперь началось преследование. На повороте дороги, когда пылевая завеса отошла в сторону, Земсков, высунувшись из кабины, увидел мотоциклистов. Танков и машин, за исключением бронетранспортера, сопровождавшего Валеркиных "чинов", в поселке, вероятно, не было.
Земсков закричал Сомину:
- Огонь из орудия!
Но разве мог Сомин его услышать? Пулемет использовать было невозможно, потому что машина Сомина закрывала цель. Мотоциклисты приближались. Они уже были не дальше километра, когда Белкин начал освобождать от стопора ствол орудия. Его осенила мысль: "А что, если дать с ходу очередь снарядов! Стрелять с ходу вперед по наземной цели невозможно - мешает кабина. Но ведь нам-то надо назад!" - Белкин прекрасно знал, что такая стрельба не предусмотрена ни одним наставлением, но ведь били же реактивные установки прямой наводкой по танкам. Это тоже не предусмотрено.
Отвернув стопор, Белкин кинулся к штурвалу горизонтальной наводки:
- А-ну, по местам!
- Сумасшедший! - взвизгнул Лавриненко. - Что ты делаешь?
Не сходя с места, Белкин закатил ему затрещину. Уговаривать было некогда.
- Нулевые установки! - крикнул он. Голос Белкина не допускал возражений. Приказ был выполнен немедленно.
Вертикальный наводчик Тютькин замешкался. Он не мог пролезть на свое место. Обычно медлительный Писарчук уже успел поставить на ноль барабанчики скорости и дальности цели. Он тяжело упал на пустующее сиденье наводчика и схватился за вертикальный штурвал.
Мотоциклисты шли тесной кучкой по ровной, как стрела, дороге. Белкин нажал педаль. Трассы снарядов пронеслись над головами преследователей. Тряска и пыль мешали прицелиться как следует. Сомин, услышав выстрелы своего орудия, распахнул дверку, но перебраться на таком ходу с подножки в высокий кузов было невозможно.
- Бери ниже, Писарчук! - закричал он, стоя на крыле. Заряжающий едва успевал втыкать в приемник обоймы со снарядами. Белкин снова дал длинную очередь. Она ударила прямо в гущу. Сомин видел, как валились со своих машин мотоциклисты. Потом все скрылось в пыли.
Не доезжая до железнодорожной линии, идущей на Развильное, Земсков свернул на проселочную дорогу. За деревьями сверкнула вода. Это был всего лишь обмелевший небольшой пруд, полузасыпанный мусором. Дорога огибала его полукольцом. Грязный водоем показался Земскову прекраснее петергофского озера. Машины остановились. Пить воду Земсков запретил. Бойцы смочили лица, долили радиаторы. Пулемет и орудие стояли наготове. Никто не хвалил друг друга, не выражал восторга по поводу всего происшедшего. Люди были слишком взволнованы и утомлены. Только Сомин подошел к Белкину и молча обнял его здоровой рукой.
Нурьев развернул рацию. В тринадцать часов была назначена вторая встреча в эфире с дивизионом. Первую встречу, в девять часов, Земсков пропустил. В то время его атаковали "мессершмитты".
На дороге по той стороне пруда показалась машина, за ней следующая, еще одна - целая колонна. Сомин и Белкин бросились к орудию. Лейтенант отшвырнул котелок с водой, но не успел он подать команду "К бою!", как Иргаш закричал из кузова полуторки:
- Наши, наши!
По шоссе шли тяжело груженные "зисы" с белыми якорями на дверках кабин. В первой машине ехал начальник боепитания дивизиона инженер-капитан Ропак, смирный седеющий человек с больной печенью, любитель преферанса и крепкого чая. Он терпеливо переносил тяготы походной жизни и аккуратно выполнял все, что от него требовалось. Накануне инженер-капитан сильно волновался из-за того, что выезд задержался на несколько часов по вине начальника артсклада.
Ропак не на шутку испугался, узнав от Земскова, что Песчанокопская, куда он преспокойно вел десять грузовиков с реактивными снарядами, занята немцами. Он хотел тут же повернуть назад.
- Поймите вы, капитан! Мне приказано привести эти машины в дивизион, - возражал Земсков.
Ропак не соглашался. Он намерен был ехать только на восток или на юго-восток.
- Дивизион прорвется, мы встретимся с ним где-нибудь тут, - он тыкал в карту Земскова пальцем, на котором блестело толстое обручальное кольцо, - и вы выполните приказ.
- Мы туда не доберемся. - Земсков отнял у него карту. - После нашего прорыва через Песчанокопское за нами обязательно будет погоня. Нас будут искать по дороге на Развильное или южнее, а мы вот возьмем и поедем на северо-запад, навстречу дивизиону. Видите эту степную дорожку?
- Прямо к немцам? Вы понимаете, что вы говорите? Можете ехать куда угодно, а я отвечаю за секретные снаряды.
- Снаряды успеем взорвать в последний момент.
Ропак ничего не желал слушать.
- Лейтенант, я старше вас и по возрасту и по званию. Позвольте мне делать то, что я считаю нужным.
Земсков потерял терпенье. Каждая минута была дорога. Он отвел капитана в сторону и сказал ему на ухо:
- Если вы не поедете немедленно, я вас расстреляю на месте.
- Да как вы смеете грозить мне?! Вы...
Ропак встретился глазами с лейтенантом и замолчал. Яростный взгляд светлых глаз, ввалившихся от усталости, напомнил ему Арсеньева в минуты гнева. Он понял, что этот юноша не замедлит выполнить свое намерение.
Ропак сгорбился, опустил голову и пошел к своей машине.
- Делайте, как хотите, сейчас вы - старший!
- Нурьев! - позвал Земсков. - Есть связь с дивизионом?
Радист покачал головой, зажатой в наушники:
- Дивизион не отвечает.
5. ВСТРЕЧА
Дивизион не мог ответить, потому что в это время он был в бою. Еще ночью, вскоре после отъезда Земскова, Арсеньев послал Николаева и Бодрова с радистом на наблюдательный пункт.
Наблюдательный пункт был выбран удачно. Он находился километра на полтора впереди и чуть правее посадки, где замаскировались боевые машины первой и второй батарей. Третью батарею старшего лейтенанта Пономарева Арсеньев отвел назад, чтобы иметь резерв.
Ночью на наблюдательном пункте услышали гул движущихся танков. Но сколько ни всматривались Николаев и Бодров, они ничего не могли разобрать во мраке, который стал особенно густым, когда догорел пожар в станице.
Вскоре шум прекратился. В станице время от времени взлетали ракеты. Вероятно, немцы боялись ночной атаки.
