Робер Амбелен - Драмы и секреты истории, 1306-1643
Эта армия из 300 солдат воевала не задаром. Да к тому же в ней числилось 300 лошадей. Если предположить, что ее участники получали столько же, сколько простые наемники в Африке в 1975 г., то есть три тысячи франков в месяц простому солдату, общая сумма составит более трех миллионов франков 1975 г. Теперь мы можем составить себе представление о цивильном листе, которым Жанна стала располагать со времени пребывания в Шиноне.
Мы уже отмечали, с каким почтением люди обращались к Бастарду Орлеанскому — Жану Дюнуа. В третьем лице о нем говорили: «монсеньор Бастард»; обращаясь же к нему, его называли «монсеньор». Но Жанна удостаивалась куда более почтительного обращения: во время их первой встречи Дюнуа обратился к ней так: «Как поживаете, благородная дама?», она же с презрением ответила: «Это вы — Орлеанский Бастард?» Объяснялось это тем, что ее сводный брат не мог похвастаться чистотой королевской крови в отличие от Жанны[65], поскольку его мать, Марьетт д’Энгьен, принадлежала к мелкому дворянству, да и замужем была всего лишь за простым офицером Луи Орлеанского, Обером де Кани.
В другой раз она рассердилась на Дюнуа, воскликнув: «Бастард! Бастард! Если ты не будешь подчиняться мне, я разобью свой молот о твою голову!» Он же рассмеялся в ответ: «Не сердитесь, Жанна, не сердитесь…» И это человек, имеющий право на то, чтобы к нему обращались, называя его «монсеньор»…
Следует признать, что Жанна никогда не теряла голову, возгордившись своими успехами. Зато на нее мог повлиять характер, на котором сказывалось ее королевское происхождение. Гены и хромосомы проявляли себя в ней как в хорошем, так и в дурном: великодушие и буйная жестокость — вот ее наследственные черты. Когда 20 апреля 1429 г. под вечер она вступила в охваченный ликованием Орлеан под медленные, торжественные звуки Марша Роберта Брюса[66], исполнявшегося волынками ее шотландских полков, в то время как ее сопровождали прославленные полководцы Франции, причем путь кортежа освещало пламя факелов, она держалась так же просто, как и в той деревне Домреми, где прошла ее юность.
Герцог де Бриссак как-то по телевидению заявил, что единственным положительным качеством, специфически присущим подлинной знати, возможно, является способность командовать, передаваемая по наследству. В конце концов при жизни Жанны всему двору и всем высшим чиновникам была известна тайна ее происхождения, фактически не бывшая тайной ни для кого.
В Орлеане Жак Буше, главный казначей герцогства и великий казначей лондонского пленника — Карла Орлеанского, обращаясь к Девственнице, сказал: «Добро пожаловать, Дама Жанна, благородная принцесса!»
Жан, граф д’Арманьяк, дядя Карла Орлеанского, заканчивал в июле 1429 г. свое письмо Девственнице следующими словами: «Моя дражайшая Дама, смиреннейшим образом вверяю свою судьбу в ваши руки!» А ведь он-то доподлинно принадлежит к королевской семье: он — граф д’Арманьяк, граф де Родез, граф де Карла, виконт де Ломань, де Комменж, д’Анвиллар, де Шаролэ. В те времена он был могущественнейшим из сеньоров герцогства Аквитании. И это он-то так пресмыкался перед дочерью жалких землепашцев? Историки-приспособленцы просто-напросто ни в грош не ставят своих читателей…
Точно так же тогдашний итальянский летописец Лоренцо Буонинконтро в своем сообщении о Жанне называет ее «принцессой» (Процесс, IV, 50).
В «Летописи парижского горожанина», сочиненной священником, принадлежавшим к бургундской партии (рукопись находится в библиотеке Ватикана), в рассказе о церемонии отречения на кладбище Сент-Уэн в Руане одним словом подтверждается все сказанное выше. Это слово, исходящее от такого очевидца, стоит всяких возможных объяснений: «1431 год — в канун праздника Тела Господня, каковой в этом году приходился на 30-й день мая названного 1431 года, Даме Жанне, плененной под Компьеном и называемой Девственницей, было в сей день сделано наставление в Руане» (указ. соч.).
Если припомнить, что обращение Дама применялось в те времена только к девочке, девушке или женщине, обязательно принадлежавшей к высшей знати, тогда как женщины и девушки буржуазии должны были довольствоваться званием (обращением) «демуазель», то придется согласиться, что составитель «Летописи парижского горожанина», каким бы «бургундцем» он ни был, принимает здесь за данность тот факт, что Жанна Девственница в разночинцах не числилась!
Понятно также, что Мартен Ле Фран, папский секретарь, пишет в ту же эпоху: «За гордого принца сошла бы, а не за простую пастушку!»
В «Летописи Лотарингии» ее называют «высокородная и могущественная госпожа». Жиль де Рэ в своей «Орлеанской мистерии», поставленной и разыгранной перед Карлом VII и всем французским двором (автор уплатил сам за все постановочные расходы), многократно называет ее «высокородной и могущественной госпожой» или «превосходнейшей принцессой».
Но звание «высокородная и могущественная дама» («госпожа») в то время соответствовало в мужском роде «высокородному и могущественному господину» («владыке, сеньору»), каковое выражение неизменно применялось по отношению к «принцам крови» во время их погребения, в тот момент, когда в склеп бросали шлем, щит, боевые рукавицы и меч. Это делали герольды.
Говоря об обычных феодалах, использовали такие выражения, как «благородный сеньор» или «благородный и великодушный сеньор».
Как видим, Жанна Девственница, у которой не было известного семейного имени, которая располагала лишь простым прозвищем, пользовалась привилегиями, полагавшимися обычно лишь принцам. Никто из тех, кто сталкивался с ней, не пребывал в неведении касательно того, как следовало к ней обращаться, уважая права и привилегии, которыми она пользовалась. Их всех наверняка соответствующим образом инструктировали еще до ее появления.
Мы далеко ушли от образа ясновидящей пастушки, которая сама добирается до Шинона, с тем чтобы попытаться убедить короля довериться ей, и, невзирая на свое жалкое положение и скромное происхождение, добивается своего!
Как же можно в этих условиях принимать на веру то, что Карл VII и его «гербовые короли», судьи и герольды стерпели, чтобы такие эпитеты, по протоколу закрепленные за высшим сословием общества, использовались применительно к простой крестьянской девушке? Как поверить тому, что Жиль де Рэ, с учетом его положения и титулов (первый барон Бретани, предводитель дворянства герцогства, маршал Франции, ставший благодаря браку кузеном Карла VII), мог совершить промах, когда ко времени исполнения «Орлеанской мистерии» Жанна официально погибла на руанском костре? Ведь в таком случае Жиль де Рэ вел себя отнюдь не как опытный придворный.
Читателю нетрудно найти в продаже колоды карт, выпускаемые парижской Национальной библиотекой. Они называются «Игра (колода) Девственницы». Она была нарисована, если верить традиции, Жаном Персоном, лионским художником — изготовителем карт, в 1493 г. и восстановлена на основании матричного листа, хранящегося в Дижонской библиотеке (Дижон — столица герцогов Бургундских). Эта колода карт подкрепляет свидетельство еще одного тогдашнего документа, которым мы займемся позже. Так вот, в этой колоде присутствуют следующие карты:
Бубновый король — герцог Бургундский,
Бубновая дама — Прекрасная Елена,
Бубновый валет — граф Фландрский,
Трефовый король — граф де Бовэ,
Трефовая дама — Мелузина,
Трефовый валет — Парис,
Червовый король — герцог Лангрский,
Червовая дама — Венера,
Червовый валет — Парис,
Пиковый король — герцог Реймсский (Реньо де Шартр, архиепископ Реймсский),
Пиковая дама — Девственница (Жанна),
Пиковый валет — Жан д’Олон (оруженосец Жанны).
Надо пояснить, что если Жанне дали роль пиковой дамы, иными словами — библейской Юдифи, которая отсекла голову Олоферну, полководцу Навуходоносора (Книга Юдифи: XIII, 10), — ведь Юдифь — это имя, которое в игральных картах носит пиковая дама, — то это в память о некоем Франке д’Аррасе, которому она приказала отрубить голову: «И даже названная Девственница приказала отрубить голову названному Франке д’Аррасу» (См.: Ангерран де Монстреле. Летопись, гл. 84). Как видим, Девственница покладистостью не отличалась: «Когда кто-нибудь из ее людей совершал ошибку, она изо всех сил колотила его своей дубинкой» (см.: «Дневник парижского горожанина»). Не будем же удивляться тому, что пиковая дама наших карточных колод не приравнивается к червовой даме…
Карл VII предоставил Жанне и еще одну, последнюю привилегию: право помилования. Его мог осуществлять только сам король. Таким образом, за всю историю Франции такая привилегия исключительного характера была предоставлена лишь однажды кому-то помимо царствующего монарха, и, что еще важнее, женщине, которая даже не исполняла обязанностей регента.
