Заговор 20 июля 1944 года. Дело полковника Штауффенберга - Курт Финкер
Первоначально фронтовая атмосфера вновь захватила Штауффенберга. Вскоре он стал выделяться в дивизии своим товарищеским, открытым характером, своим знанием военного дела. Его манера отдавать приказания оценивалась как обдуманная и точная; он использовал любую возможность для того, чтобы поддерживать прямую личную связь с ведущими бой войсками. Штауффенберг не скрывал от командира дивизии и других офицеров, которым доверял, своего враждебного отношения к Гитлеру и фашистскому режиму. Теперь он исполнял свои обязанности ради дела, которое больше не считал своим.
Во время отступления дивизии 7 апреля 1943 г. автомашина Штауффенберга была атакована английскими самолётами с бреющего полёта, и он был тяжело ранен. Его доставили в госпиталь в Карфагене. Он потерял левый глаз, два пальца левой руки и правую руку.
Из Карфагена Штауффенберга перевезли в мюнхенский госпиталь, где он провёл полгода, так как процесс заживления шёл медленно. Участливое отношение родных, друзей, товарищей по военной службе к его судьбе было велико; Штауффенберга часто навещали сослуживцы, в том числе и те офицеры, которые хотели заполучить его в свои учреждения. Новый начальник генерального штаба генерал-полковник Цейтцлер вручил ему при своём посещении Золотой знак за ранение. Графиня Штауффенберг рисует ту исключительную силу воли, с какой тяжелораненый преодолевал свой физический недуг: «Он отказывался принимать обезболивающие средства; гордился тем, что может обходиться без посторонней помощи; учился есть, бриться, умываться тремя пальцами; однажды даже не дал помочь завязать бабочку к смокингу — только для того, чтобы доказать, что может сделать это сам»129.
Ввиду тяжёлого ранения Штауффенберг имел возможность добиться своего увольнения из вермахта по инвалидности. Но он не сделал этого, ибо знал, что именно теперь для устранения Гитлера нужен каждый человек. «У меня такое чувство, что я должен сделать что-то для спасения государства!» — сказал он жене ещё в госпитале шутливо-серьёзным тоном, за которым скрывалось истинное чувство130. Петеру Зауэрбруху он позже заявил: «Я не смог бы глядеть в глаза жёнам и детям погибших, если бы не сделал всего, что в моих силах, чтобы прекратить это бессмысленное принесение людей в жертву»131.
В госпитале Штауффенберга навестил и граф фон Юкскюлль, его дядя, который ещё осенью 1939 г. призывал его присоединиться к активному движению против Гитлера. В результате беседы с Юкскюллем он заявил: «Раз генералы до сих пор ничего не достигли, что ж, придётся взяться за дело полковникам»132. Решение Штауффенберга было твёрдым: не уклоняться, как сделали другие, а начать борьбу против зла. Когда управление кадров сухопутных войск предложило ему занять должность начальника штаба при начальнике Общевойскового управления ОКХ, он согласился.
Общевойсковое управление Главного командования сухопутных войск, возглавлявшееся с 1940 г. генералом Ольбрихтом и помещавшееся в Берлине в здании бывшего министерства рейхсвера на Бендлерштрассе, являлось перед войной, наряду с генеральным штабом и управлениями вооружений, кадров и административным, одним из пяти управлений ОКХ. С началом войны все управления, не связанные непосредственно с руководством операциями (общевойсковое, вооружений и административное), были подчинены командующему армией резерва Фромму, ставшему позднее генерал-полковником. Тот на основе директив главнокомандующего сухопутных войск, отвечал за боевую подготовку, пополнение и вооружение сухопутных войск, а также за конструирование, заказ и приём от промышленности вооружения и боеприпасов133.
10 августа 1943 г. Штауффенберг прибыл в Берлин, чтобы представиться Ольбрихту и ознакомиться со своим кругом обязанностей. При этом генерал задал ему вопрос, готов ли он принять участие в свержении Гитлера. Следует предположить, что Ольбрихт до этого получил сведения о Штауффенберге от графа Юкскюлля и других офицеров. Вероятно, даже посещение Юкскюллем своего племянника в госпитале тоже имело место по поручению или по меньшей мере с его ведома. Штауффенберг дал Ольбрихту согласие.
Когда известный хирург профессор Зауэрбрух, обследовавший Штауффенберга, заявил, что до протезирования искусственной руки необходимо сделать ещё две операции, после которых нужен длительный отпуск, тот наотрез отказался и заявил, что у него есть дела более неотложные134.
Из Берлина Штауффенберг отправился в Лёйтлинген, где встретился со своим братом Бертольдом и в конце августа — с Рудольфом Фарнером. Клаус сообщил им о своём решении и получил их одобрение. Впервые был поднят вопрос, что же должно стать с Германией после свержения Гитлера. К этому времени Штауффенбергу было ясно, что необходимо не только устранить Гитлера, но и ликвидировать всю нацистскую систему.
По свидетельству Фарнера, участники беседы придерживались взгляда, что в новом государстве должна царить свобода совести, что следует поощрять объединение и сотрудничество народов и что «к правлению» следует привлечь «пригодных людей из всех слоёв народа». Далее говорилось о том, что надо, «вероятно, основать народное представительство в Германии совершенно иным образом, нежели на базе политических партий прежнего типа — скажем, исходя из политических реальностей, в виде представительства общин, профессиональных групп и сообществ интересов, которые будут затем публично выступать в парламенте за самих себя и достигать своих целей открыто, а не окольными путями, в результате сделок с преследующими собственные интересы партиями или торга с ними». Затем речь шла о том, «что необходимо основывать отношения между предпринимателями и работниками на их совместном труде и общей ответственности по отношению ко всему обществу и к чувству человечности каждого в отдельности». Техника, промышленность и хозяйство должны служить человеку, а не играть порабощающей его роли135.
Эти взгляды ещё имели весьма общий характер и носили следы сословного мышления, а понятия и формулировки отражали влияние кружка Георге. Но всё же достаточно ясно было главное: братья Штауффенберг стремились к ликвидации политического произвола, к восстановлению достоинства и прав человека, к созданию подлинно народного представительства, причём насчёт характера и формы этого представительства (что после опыта с парламентами Веймарской республики и нацистского рейхстага было понятно) у них пока ясных воззрений не имелось. И наконец, они хотели во внешней политике мирных отношений с другими народами.
Примечательно, что участники этих бесед обращали внимание и на вопросы экономической политики. Они выступали за «совместную ответственность» рабочих и предпринимателей, за служение хозяйства и промышленности человеку. Даже будучи весьма абстрактными и в конечном счёте утопическими, эти представления могли послужить отправной точкой для дальнейшего осознания действительности. Это подкрепляется тем, что на встречах говорилось «о той силе, которая порождается добровольным отказом» от крупной собственности, о том, «как произвести добровольный раздел крупного землевладения, который будет происходить по инициативе самих владельцев (зачатки этого уже имеются), и послужит действенным примером, а также может привести к новым социально-экономическим формам»
