Арон Залкинд - Педология: Утопия и реальность
Практика рождает теорию, а не наоборот, и буржуазная практика, создавшая со свойственной ей жестокостью массовые детские психопатии, с не меньшей последовательностью скупилась на организацию мер для их предупреждения и уничтожения, так как подобные меры, расшифрованные до конца, неминуемо подкопались бы под самые основы классового строя.
Детская психопатологическая практика развивалась либо как тощее государственное призрение заболевших детей бедноты, либо как дорогостоящие частно-лечебные попытки перевоспитания психопатических детей богатых семей. Ни буржуазному государству, ни богатым буржуазным семьям не было смысла рубить сук, за который они держались, и воз детской психопатологии силой исторической необходимости застрял по существу на том же месте, с которого он впервые попытался сдвинуться.
Выяснены наследственные, анатомические, химические поводы и симптомные проявления психопатий, но не изучены их социальные, грубо классовые первоисточники. Нет, следовательно, и методики радикальной с ними борьбы.
На самом же деле детские психопатии первым долгом представляют собою глубоко социальные, если можно так выразиться, сверхсоциальные болезни, более непосредственной и грубой социогенной природы, чем прочие социальные болезни, вроде туберкулеза и сифилиса, например[157]. Туберкулез, сифилис являются главным образом результатом социально-физического нагнетания[158] (голод, грязь, скверное жилище, скученность и пр.) и лишь отчасти порождаются социально-контактными условиями (гигиеническое невежество и пр.).
Детские же психопатии, помимо очевидных, тех же и той же, даже большей, силы причин первого порядка, представляют собою, однако, в основном своем существе грубейшие, непосредственные нарушения именно в области второго социального фактора, в области социально-контактной установки больного, в области взаимоотношений его с другими людьми.
Детские психопатии — это раньше всего асоциальные и антисоциальные проявления ребенка.
«Ты ломишься в открытые двери, — скажут автору, — о социальном моменте в детских психопатиях давно и настойчиво твердили многие педопсихопатологи, стряхнувшие с себя прах голых антропологических уклонов». Однако о каких социальных факторах могли говорить и фактически говорили «внеклассовые» представители буржуазной педопсихопатологии?
Что могла буржуазная, государственная детская психопатология, или ветвь ее — наука о психопатиях детей обеспеченных семей, уловить и распознать в сложном содержании этой психопатической асоциальности, парасоциальности, антисоциальности со столь резко их характеризующими интеллектуальными, этическими волевыми нарушениями?
Ведь с точки зрения буржуазного понимания задач общежития, правил «этики», всякое уклонение от буржуазного правопорядка является либо преступлением, либо сумасшествием. Недаром и до сих пор все социальные революции строгому оку психоневрологии представляются либо массовым сумасшествием, либо массовым гипнозом, проводимым сумасшедшими и преступными вождями.
Между тем здоровый, творческий протест против гнилого социального строя в условиях невозможности борьбы поневоле превращается либо в «преступление» (уголовное, «политическое»), либо в психопатию, при которой существующая активность обращается не вовне, а на психофизиологический аппарат самого протестанта, создавая в нем нерациональные возбуждения, «психические настроения».
Совершенно очевидно, что в свете начавшейся социалистической переплавки общества необходимо радикально пересмотреть и социальный багаж детских психопатий, т. е. добрых три четверти всего их клинико-педагогического содержания. Уклонения от «социальной, этической нормы» можно изучать лишь после определения самого понятия этой нормы, — неограниченно же господствующие в современной педопсихопатологии принципы буржуазной этики для педагогики советских республик, конечно, неприемлемы.
Первым долгом необходимо отказаться от тускло-статических, скептических подходов буржуазной психопатологии к вопросу о гибкости и изменчивости детского психизма.
Этому ученому статизму имеются, конечно, исторические причины. «Незыблемость существующего строя» и «ничтожные» влияния его на революционизацию нового опыта, нового сознания, нового организма — ведь все это факты, «наукой непреложно установленные». «Где уж тут говорить о гибком динамизме детской психики? Ребенок развивается в обреченных рамках врожденной конституции, врожденных болезненных наклонностей». «Он психопат» не потому главным образом, что среда его сломала или смяла, но потому, что обладает психопатическим диатезом (складом): эпилептическая психика, схизофреническая, циклотимическая, просто дебильная психика[159], дегенеративные дети, психоневротики, — какими только казнящими эпитетами не награждают «психопатических» детей. К сожалению, не только эпитетами, но и фатально из них вытекающими скудоумными, убийственными педагогическими рецептами.
Нечего греха таить, — да и психопатологи в своем интимном кругу друг от друга и не таят этот смертный свой грех, — в современных психиатрических классификациях господствует сейчас такой разгул натянутых схематизаций, так тщатся психиатры, не имея в своих руках той твердой экспериментальной, лабораторной базы, какая существует в прочих областях медицины, придать хотя бы внешнюю наукообразность этой пока еще на три четверти чисто эмпирической области, что с практическими выводами современной психиатрии надо обращаться сугубо осторожно.
Столько «циркулярных» теряли свои «циклы» под влиянием внешних условий, столько схизофреников не только не продолжали своего распада, но и реставрировали былые свои потери, что от диагностической психопатологической обреченности приходится не отказываться разве только в очень уж грубых случаях. Да и грубые, явные, отчетливо-специальные формы психопатий, как мы сплошь и рядом убеждаемся, при иных социальных и педагогических условиях подлежали бы совсем иному темпу, иной глубине в своем развитии.
Если мы не имеем в самой психологии отчетливых рубрик для классификации психических процессов, если материалистически-монистическая диалектическая психология лишь сейчас, да и то только чуть-чуть, начинает завоевывать себе место в науке, — тщания «прикладной психологии» — психопатологии, психиатрии на жесткие классификационные нормы являются, конечно, теоретически неоправданными и практически непродуктивными потугами.
Поэтому пусть не пугают нас страшные психиатрические эпитеты, особенно в применении к детям, биологическая гибкость которых и психическая перевоспитуемость открывают фактически во много раз более оптимистические возможности, чем скудно нам предоставляемые жестокосердой психиатрией.
Нет смысла углубляться в дебри большей частью придуманных педопсихопатологических классификаций, — надо брать детские психопатии такими, какие они бывают в непосредственной реальности.
Рассмотрим сначала «этические нарушения» психопатических детей, этот ужасный бич современной семьи и школы, этот, пожалуй, клинический стержень всей детской психопатологии. Каковы источники детских моральных нестроений?
Если исключить сравнительно небольшую группу дебиликов, обладающих врожденной общепсихической недостаточностью, хилым душевным фондом, не позволяющим им охватить и впитать более или менее сложные понятия и навыки (какие бы то ни было, в том числе и этические), — остальные аморальные и дисморальные проявления относятся, в подавляющем их большинстве, к случаям неудовлетворительной социальной организации детского энергетического богатства, к ошибкам прямого и косвенного воспитания.
Не надо преувеличивать фатальное значение грубых, специальных форм психопатий в подобных «этических» изъянах. Даже хроническое эпилептическое отравление психики, даже средние стадии схизофренического процесса, поскольку нет еще явлений грубого слабоумия, распада, не так уж непроницаемы для нормализирующих этических воздействий, если умело адресовать последние тонко уловленным основным комплексам данной детской психики.
Что же касается остальных психопатических категорий — так называемые детские психоневрозы, дегенеративная психика, циклотимия, циклоиды, схизоиды[160], — здесь нет никаких оснований говорить о врожденной или органической этической недостаточности.
После хорошей расшифровки детской личности оказывается, что у нее имеется своя собственная этика, подчас очень глубокая, стойкая, но давшая «болезненные проявления» только потому, что она не совпадает с этикой, царящей в общественной группе, окружающей ребенка.
