Нанами Шионо - Последний час рыцарей
В этот момент Нотарас, член императорской семьи, казалось, вдруг вспомнил, что в его жилах течет благородная византийская кровь. Он наотрез отказался выполнить приказ завоевателя.
Ответ султана был скор: все были обезглавлены. Нотарас обратился к солдатам, выполнявшим казнь, умоляя их убить первым его юного сына, чтобы мальчик не видел смерть своего отца. После того как его сын и его племянник тех же лет были убиты, Нотарас подставил свою шею.
Мехмед воспользовался этим предлогом как возможностью избавиться от всех оставшихся в живых византийских государственных деятелей. Так он и поступил. В действительности же султан с самого начала намеревался покончить с византийским правящим сословием, это было лишь вопросом времени.
Жена Нотараса, ставшая после смерти императрицы-матери самой высокопоставленной дамой в империи, была отправлена в Адрианополь. Там она заболела и умерла. Из всей семьи мегадуки выжила только его дочь, которую он еще до осады отправил в Венецию вместе с большей частью семейного состояния.
Кардинал Исидор, столь ненавистный противникам унии, что они с Нотарасом почти не разговаривали друг с другом на военных советах, тоже был захвачен османскими солдатами. Он был ранен в голову, повязка частично скрывала его лицо. Кроме того, Исидор сменил свой великолепный доспех на лохмотья нищего. Поэтому туркам, схватившим его, не пришло в голову, что это был второй из самых важных разыскиваемых людей в городе — посланник папы. По слухам, злополучный нищий, с которым Исидор обменялся одеждой, был тоже схвачен и немедленно обезглавлен.
Исидору же продолжало везти. Турецкие солдаты, которым он достался вместе с другими пленниками, спешили обратить свою добычу в деньги. Поэтому они отвели его и других рабов в генуэзскую колонию в Пере, чтобы поскорее продать. Таким образом, кардинал был избавлен от тягот пути в Адрианополь.
Генуэзец, выкупивший эту группу рабов и немедленно отпустивший их на свободу, явно не имел понятия о том, что Исидор находился среди них. Следующие восемь дней Исидор провел в Галате, переходя из дома в дом. Но ситуация сделалась для него еще более опасной, когда султан потребовал, чтобы Пера сдалась и тоже перешла под управление турок.
Переодетый небогатым греком, кардинал сел на турецкий корабль, следовавший в Малую Азию. После весьма трудного путешествия из Анатолии он наконец-то прибыл в генуэзскую колонию Фокею. Некоторые из жителей, к великому отчаянию Исидора, узнали его. Несмотря на то что этот регион формально находился под властью Генуи, его окружали османские земли.
Исидор снова решил бежать. Он нанял небольшое судно и успешно добрался до острова Хиос, которым владели генуэзцы. Зная, что его тем не менее могут опознать в любой момент, кардинал скрылся на борту венецианского корабля, который собирался идти на Крит. Только добравшись до Крита, он впервые смог почувствовать себя в безопасности. Остров находился далеко от османских земель, он был колонией Венеции — единственного государства, которое совершенно недвусмысленно выказало свою антиосманскую позицию.
На Крите Исидор провел около шести месяцев. Там он написал два послания к папе, одно — своему доброму другу Виссариону, одно — венецианскому дожу, и еще одно, адресованное всем благочестивым христианам. В этих посланиях он весьма подробно рассказал об обстоятельствах, сопутствовавших захвату Константинополя.
Считается, что в конце ноября того года он вернулся в Рим, заехав по пути в Венецию. Исидор неустанно работал, чтобы организовать крестовый поход против турок, но умер в 1463 году, спустя десять лет после падения Константинополя, так и не дождавшись воплощения своей мечты.
В отличие от Нотараса, который сопротивлялся объединению с католической церковью лишь пассивно, Георгий боролся против нее всеми силами. Он тоже был захвачен в плен, когда город пал. В османском войске все знали, что церкви и монастыри владеют большими богатствами. Монастырь, где настоятелем был Георгий, разумеется, не избежал полного разграбления. Его монахи последовали приказанию не сопротивляться и спокойно отдали себя на милость захватчиков.
Во время пути в Адрианополь Георгий старался принести утешение и ободрение своим несчастным собратьям по плену. Несмотря на бедную одежду, его величавая внешность и благородство манер внушали уважение. Возможно, именно поэтому турецкие солдаты согласились на просьбу монаха развязать его, чтобы он мог соборовать тех, кто не вынес тяжести долгого пути.
Так как солдаты не знали точно, какое положение занимал Георгий, Мехмеду потребовалось много времени, чтобы отыскать его, хотя он испробовал все возможные средства для этого. Когда султан наконец-то нашел Георгия, ставшего рабом в доме одного богатого турка, он немедленно призвал монаха к себе.
Поход Мехмеда на Константинополь был не просто безрассудной юношеской попыткой выполнить то, что не удалось его отцу. Его честолюбивой мечтой стало расширение своей империи, чтобы включить в нее территорию Византии времен ее расцвета — иными словами, занять весь восток Средиземноморья. Для этого было необходимо, чтобы город, лежавший на перекрестке всех важнейших путей этого региона, а именно Константинополь, принадлежал ему. Потому-то владыка так отчаянно жаждал заполучить «этот город».
Мехмед решил сделать столицей своей будущей империи Константинополь, а не Адрианополь. Управление столь значительным центром не могло быть поручено только туркам, не имевшим опыта в таких делах. Правителю понадобились и греки, хорошо владеющие ситуацией на востоке Средиземноморья.
Но чтобы султан мог дать им такую власть, ему следовало увериться, что греки осознают себя его подданными. Пока они готовы подчиняться турецкому правлению, им будет даровано признание их православной веры, а также гарантии безопасности и свободы. Мехмед был уверен, что единственный человек, который мог бы помочь ему добиться такого взаимопонимания с греками, — это Георгий.
Когда Георгий предстал перед ним, султан попросил его (это и в самом деле было скорее просьбой, нежели приказом) занять пост патриарха Константинопольского. Такое звание, по сути дела, означало, что Георгий станет духовным вождем всех греков. (В тексте книги упоминается его мирское имя; Георгий известен как патриарх Геннадий II Схоларий.)
Учитывая обстоятельства, можно понять сомнения Георгия: в конце концов он решился принять на себя эту сложнейшую обязанность. Они с Мехмедом пришли к соглашению, что греки в Константинополе будут пользоваться теми же правами, что и греки на территориях, ранее захваченных турками. Пока они признают верховную власть турок и позволяют время от времени вербовать мальчиков-подростков в янычары, им будет дарована религиозная независимость и гарантирована свобода и личная безопасность.
Георгий служил в качестве патриарха с января 1454 года до весны 1456 года. В течение этого времени церкви одна за другой превращались в мечети, даже патриаршая церковь несколько раз меняла свое местоположение.
В разгар всех этих событий Георгий неустанно трудился на благо тех греков, которых насильно переселили в Константинополь. Патриарх написал множество воззваний и наставлений, обращенных к тем, кто продолжал придерживаться православной веры, даже оказавшись под властью турок.
Мехмед, питавший большое уважение к глубоким познаниям Георгия, часто навещал его. Георгий написал для султана объяснение основополагающих принципов христианства, которое вскоре было переведено на турецкий язык.
Сложив с себя обязанности патриарха, Георгий ушел в монастырь на горе Афон, где он жил с лета 1456 года по 1457 год. Но, не имея возможности отказать настойчивым требованиям Мехмеда, он снова стал патриархом и пребывал в этой должности с 1460 по 1464 год.
В 1465 году Георгий наконец-то смог вернуться к монашеской жизни, чего он ждал с нетерпением.
Он умер в 1472 году простым монахом. К тому времени колокольни многих константинопольских церквей успели смениться на минареты.
Георгий оставил исторический документ — «Письмо верующим об осаде Константинополя».
Сейчас, пожалуй, можно с уверенностью утверждать: следующие четыреста лет (пока греки в XIX веке не вернули себе независимость от турок) в полной мере доказали, что сохранение чистоты и единства веры (а этого так настойчиво требовал Георгий), пускай даже ценой гибели государства, оказалось гораздо важнее для поддержания стойкости православных верующих, чем политика религиозного компромисса ради спасения своей страны. На последнем решении настаивал Исидор.
Тех из нас, кто является противником фанатизма, может огорчить тот факт, что не разум, а именно безрассудный фанатизм действительно помогает сохранить твердость религиозных убеждений. Но увы, правдой является то, что таких примеров — множество.
