Николай Устрялов - Итальянский фашизм
Муссолини в своих речах неоднократно касался этого вопроса о свободе. «Свобода не есть нечто абсолютное – говорил он мэрам коммун. – В земной жизни ничто не абсолютно. Свобода – не дар, она – завоевание. Она – не равенство, но привилегия. Понятие свободы меняется с течением времени. Свобода мирного времени не есть свобода военного. Свобода времен богатых не подходит к временам нищеты… Мне говорили, что я правлю посредством силы. Но все сильные правительства правят силою. «Не словами держатся государства» – сказал учитель учителей политики. Наконец, сила вызывает согласие. Нет силы без согласия и согласия без силы». Отсюда – характерное для фашизма отрицание антиномии личности и государства. «Государство и индивид – едино суть. Максимум свободы всегда обусловливается максимумом силы государства» (Джентиле). – Подлинную свободу и подлинную радость жизни личность обретает лишь в государстве, живой норме творческого порядка.
Дело не в политических свободах, а в устройстве и удобстве жизни, в улучшении условий существования. «Говорили о свободе, – отвечает премьер парламентским ораторам в палате 15 июля 1923. – Но что такое эта свобода? Итальянский народ не требовал от меня доселе никакой свободы». Народ просил оздоровления, удешевления жизни, резонно хочет законных жизненных удобств. «В Мессине народ, окружая мой вагон, кричал мне: – избавьте нас от бараков!». В южных провинциях миллионы жителей не имеют сносной воды: они твердят о воде, о малярии, «но они не говорят ни о свободе, ни о государственном устройстве». Программа власти должна выражаться не в словах о свободе, а скорее в лозунге: «дороги, мосты, дома, вода». Нация нуждается не в отвлеченной, формальной свободе, а в конкретном житейском благополучии. Именно национальное благополучие – залог и основа национального величия: ради него следует пожертвовать свободой, раз нельзя их совместить. И вместо свободы фашизм проповедует суровую триаду: «порядок, иерархия, дисциплина».
Некоторые фашисты доводят изложенные мысли вождя до абсурда и комизма. «Чистота и порядок на улицах – разве это не программа?!» – риторически вопрошает один из фашистских деятелей, совсем в духе французских официальных провозглашений эпохи второй империи. По этой бескрылой вульгаризации можно судить о стиле тех опасностей вырождения, которые угрожают фашизму, как, впрочем, и каждой доктрине, достигшей жизненного успеха. Ясно, что вырождение фашизма было бы его превращением в плоскую охранительную концепцию «порядка», как цели в себе…
Поставив на колени парламент, Муссолини рядом законодательных актов закрепил политический приоритет правительственной власти. Правительство не может тащиться на буксире у палат – оно должно быть сильным и независимым. Ему недостаточно только «исполнительной» власти, – и уже немедленно после переворота постановление парламента предоставляет правительству широчайшие полномочия. Все это укладывается в легальные рамки: так называемые декреты-законы (decreti-leggi, нечто вроде чрезвычайных указов) итальянская практика знала и раньше. Далее, правительство издает правила о печати, о собраниях, об организациях и т.д., – борьба против «бессмертных принципов 1789» ведется не только на словах, но и на деле. И чем дальше, тем все крепче.
В 1923 правительство проводит через парламент новый избирательный закон, имеющий задачей обеспечить прочное и однородное большинство в народной палате. Согласно этому закону вся страна превращается как бы в один избирательный округ. Голосование происходит по спискам. Партия, собравшая относительное большинство, но не меньше одной четверти общего числа поданных голосов, автоматически получает две трети депутатских мест в парламенте; третья треть распределяется пропорционально между остальными партиями. На основании этого избирательного закона 6 апреля 1924 произошли общие парламентские выборы, принесшие фашистам решительную победу: из 7,380,000 поданных голосов правительственный список получил 4,670,000, т.е. 63%. Правительственное большинство составило в палате свыше 350 депутатов. Оппозицию представляли немногочисленные фракции социалистов, пополяров и демократов.
При новом парламенте правительственная диктатура не ослабевала, а скорее крепла. Большую роль здесь суждено было сыграть злосчастному делу популярного социалистического депутата Маттеотти, увезенного и зверски убитого фашистам в июле 1924. Общественное мнение было потрясено этим ужасным преступлением и его обстановкой. Вся страна встрепенулась, фашизм вступил в полосу кризиса, положение самого правительства пошатнулось, парламентская оппозиция, пополяры, социалисты, демократы, всего человек 90, – решила воспользоваться моментом, чтобы начать борьбу с диктаториальным режимом. Она выдвинула требования свободы прессы, восстановления личных гарантий, а также роспуска палаты и немедленных новых выборов по старому демократическому избирательному закону. Впредь до удовлетворения этих требований она отказывалась работать в палате, – «удалилась на Авентин», по крылатому тогдашнему выражению. Этот ее шаг вызвал, в свою очередь, жесткое озлобление в рядах фашистов.
Муссолини пришлось одновременно бороться на два фронта: с авентинской оппозицией и с опасными тенденциями в собственной партии. Прежде всего, удрученный последними, он поспешил избавиться от всех запачканных в деле Маттеотти лиц, среди которых оказались и некоторые видные фашисты. Вместе с тем он как будто обнаруживал готовность как-то столковаться с оппозицией, говорил о «нормализации» и даже провел отмену ненавистного избирательного закона, заменив его обыкновенной мажоритарной системой с мелкими округами, по одному депутату на округ. Этот «левый маневр» его, не удовлетворив смелеющей оппозиции, вызвал раздраженный ропот в широких фашистских кругах: кое-где среди черных рубашек будто бы даже стали поговаривать о «втором походе на Рим». И вскоре, убедившись в бесплодности и невозможности для него примирительной тактики налево, дуче круто поворачивает руль. В парламентской речи его 3 января 1925 содержались уже определенные угрозы нового, «твердого» курса. Нормализация сорвана нелояльным поведением авентинцев. Правительство оскорбляют, но «народ не уважает правительства, позволяющего себя оскорблять». Правительства, не желающие своего падения, не падают. «Народ сказал мне: довольно! когда идет борьба и невозможно примирение, единственный выход – сила».
Правительство фашизируется, становится однородно партийным. Начинаются административные репрессии, дополняемые оживлением фашистского «иллегализма»: на этот раз он обрушивается главным образом на пополяров, массами страдающих от насилий. Генеральным секретарем партии назначается неистовый Фариначчи, смененный, впрочем, более выдержанным Турати, как только острый момент миновал. Пресса «упрощается»: нефашистские органы либо закрыты, либо приведены к послушанию. Меры «социальной гигиены» – в полном разгаре по всем областям. Авторитет вождя в чернорубашечной среде восстановлен и даже приумножен. Террористические покушения на его жизнь разжигают восторженную любовь к нему несравненным пламенем.
По отношению к саботирующей оппозиции принята суровая тактика. И когда, спустя долгое время, ощутив свое поражение, авентинцы захотели вернуться в парламент, они нашли двери его для себя закрытыми: Муссолини провел полное их исключение из числа депутатов. И это уже был не порыв, – это стабилизировалась новая система. «Оппозиция не необходима при здоровом политическом режиме, – впоследствии формулировал основу своей системы ее автор, – и она излишняя при совершенном режиме, каким является фашистский; в Италии место лишь фашистам и а-фашистам, поскольку последние – примерные граждане». Так показывала свои зубы фашистская непримиримость (intrasigenza). А в конце 1925 года специальное «положение» о первом министре формально покончило с парламентарным режимом. Было установлено, что премьер несет политическую ответственность исключительно перед королем, а министры – перед королем и премьером. Вместе с тем было оговорено право премьера ограничивать парламент в некоторых его функциях – в частности, право настаивать на вторичном обсуждении палатой раз отвергнутого ею законопроекта. В ноябре 1926, после болонского покушения на Муссолини, проведенный королевским декретом закон о защите государства восстановил давно отмененную в Италии смертную казнь, создал особый военный трибунал для разбора тяжелых политических преступлений и довершил разгром всех неугодных фашизму партий и организаций.
Линией наглядного соприкосновения государственной диктатуры с партийным всевластием суждено было стать фашистской милиции. 1 февраля 1923 она была официально сформирована, «огосударствлена», превращена из партийной в «национальную», не переставая по составу своему оставаться партийной. Ее организация упорядочена, приведена в систему. Она служит непосредственной средой диктатуры, она – вооруженная диктаторствующая партия.
