Михаил Пазин - Запретные страсти великих князей
Страх разоблачения заставлял Константина «шифроваться». Он ничего не рассказывал о своих половых пристрастиях родственникам и товарищам по службе, не посещал собрания содомитов, не вовлекал в педерастию именитых лиц. Он втихаря грешил с молодыми банщиками городской или полковой бани (вспомним, что в 1891 году он стал командиром Преображенского полка). Он грешил и каялся одновременно. Вот его дневниковая запись от марта 1894 года: «Последние два месяца я более усиленно боролся с искушениями, бросил сделки с совестью и старался не давать себе повода грешить. А этим поводом для меня была баня; не ходишь в баню, так и не греши, или грешу только мысленно. И вот за обедней в полковом соборе увидел я своего банщика. Заметив его, я поскорее отвел глаза в сторону и боле на него не заглядывал».
Константин панически боялся не греха, а своего разоблачения, вот он временами и «грешил мысленно». Жена и дети служили К. Р. только прикрытием для его пагубной страсти. Однажды одно происшествие заставило великого князя изрядно переволноваться. В феврале 1894 года к нему, как к командиру Преображенского полка, пришел полковник Катерининов. Он доложил ему о скандальном деле – в педерастии были замешаны молодые подпоручики Рудановский и Сабуров. Рудановский был виноват безусловно, а на Сабурова падало лишь подозрение в противоестественных наклонностях. По неписаным законам того времени они оба должны были быть немедленно удалены из полка. Нравы тогда были строги и бескомпромиссны. Одного лишь подозрения в склонности к «содомскому греху» было достаточно, чтобы навсегда распрощаться с военной карьерой и стать изгоем в армии. Клеймо этого позора смыть было невозможно.
Великий князь Константин Константинович страдал – вышеназванные офицеры стали жертвами моральных норм, а он, может куда более грешный, должен будет их наказать. Тогда он записал в своем дневнике: «И я, подверженный тем же наклонностям, вынужден карать людей, которые не хуже меня. Это тяжело. К тому же я люблю Сабурова и, равно как многие из его товарищей, не верю в его виновность: и вот, как командир полка, оберегая честь общества офицеров, я должен удалить человека менее виновного меня самого. А я, только ради того, что про мой грех ничего не известно, являясь судьею в деле, в которое, может быть, случайно попал невинный. Как это мучительно! И между тем я высказал Катерининову свое решение об удалении из полка обоих названных офицеров совершено спокойно, ни минуты не задумываясь, как будто сам я ни в чем не виновен».
В этом его поступке сквозит солидарность с уличенными в педерастии офицерами, но сделать для них ничего нельзя – в противном случае его самого могут заподозрить в этом. И он пошел на сделку с совестью. Он страшно боялся огласки. Константин переживал за себя, за детей, перед которыми ему было стыдно, перед царем, перед знакомыми, которые его уважали. И вот, на пороге его пятидесятилетия, угроза разоблачения его двойной жизни стала реальной.
В декабре 1905 года он получил письмо от капитана Сосницкого, растратившего три тысячи рублей из казны юнкерского училища и, так как он не восполнил растраты, уволенного из армии без мундира и пенсии. Напомним, что князь Константин Константинович был еще и начальником всех военно-учебных заведений страны, и этот случай касался его напрямую. За это Сосницкий решил шантажировать его. Он писал, что растратил деньги «из-за острой нужды», добавив, что с кем не случается греха, «хотя бы с вами». Далее шантажист писал, как однажды летом 1903 года он под вечер приехал в Красносельские бани. «Что там было, вы, верно, помните», – писал он. На следующий день он опять побывал в банях, расспросил пользовавшего великого князя банщика и узнал от него, что за «услугу», оказанную Константину, он получил 20 рублей. Письмо заканчивалось угрозой, что пока он «держит все в секрете», но если это обстоятельство появится в прессе, то великому князю «будет неудобно оставаться на занимаемом посту». В заключение Сосницкий потребовал принять его «для личного разговора».
Константин Константинович, что называется, выпал в осадок. Он долго не мог прийти в себя. Стыд и смущение переполняли его душу. Вот оно – разоблачение! Немного успокоившись, великий князь обдумал сложившуюся ситуацию. Потом проверил рассказ Сосницкого по своим дневникам. Да, он посетил в этот день Красносельские бани, но ничего такого в этот раз не было, и 20 рублей банщику он не давал. Значит, капитан Сосницкий врал. Однако информация о его противоестественных наклонностях где-то все-таки просочилась. Что делать? Промучившись ночь без сна, великий князь принял твердое решение – шантажиста ни в коем случае не принимать. «Сосницкого я не принял вчера и не приму, никаких мер принимать не буду. Будь что будет», – писал он. Прошел день в томительном ожидании, прошел другой, прошла целая неделя, а публикация в прессе, уличающая Константина Константиновича в гомосексуализме, все не появлялась. Великий князь пребывал в страшном напряжении. Прошел еще и месяц, и он понял, что шантажист оставил свои намерения и отступил. И это пошло ему на пользу – после случая с Сосницким, грозившим ему разоблачением, Константин Константинович ни разу не согрешил.
В заключение кратко пробежимся по дневникам К. Р. за 1903—1905 годы.
15 декабря 1903 года: «Я недоволен собой. Десять лет назад я стал на правильный путь, начал серьезно бороться с моим главным грехом и не грешил в течение семи лет или, вернее, грешил только мысленно. В 1900 году, сразу после моего назначения главой военно-учебных заведений, летом в Стрельне я сбился с пути. Потом два года было лучше, но в 1902 году… я много грешил во время поездки по Волге. Наконец, в этом, 1903 году я совсем сбился с пути и жил в постоянной борьбе со своей совестью».
28 декабря 1903 года: «Мой тайный порок совершенно овладел мною. Было время, и довольно продолжительное, что я почти победил его, от конца 1893 до 1900 г. Но с тех пор, в особенности с апреля текущего года… опять поскользнулся и покатился и до сих пор качусь, как по наклонной плоскости, все ниже и ниже».
19 апреля 1904 года: «На душе у меня опять нехорошо, снова преследуют грешные помыслы, воспоминания и желания. Мечтаю сходить в бани на Мойке или велеть затопить баню дома, представляю себе знакомых банщиков – Алексея Фролова и особенно Сергея Сыроежкина. Вожделения мои всегда относились к простым мужикам (вот он – снобизм), вне их круга я не искал и не находил участников греха. Когда заговорит страсть, умолкают доводы совести, добродетели, благоразумия».
18 мая 1904 года: «В заседании грешные мысли меня одолели. На Морской, не доезжая до угла Невского, отпустил кучера и отправился пешком к Полицейскому мосту и, перейдя его, свернул налево по Мойке. Два раза прошел мимо дверей в номерные бани взад и вперед; на третий вошел. И вот опять я грешен в том же…»
Запись от 23 июня 1904 года мы уже цитировали выше (это когда постоянный любовник Константина Константиновича был занят и вместо себя прислал своего брата Кондратия). Из дневниковых записей К. Р. становится ясно, что он иногда мог годами справляться со своей похотью и прекрасно себя при этом чувствовал. Это значит, что он не был гомосексуалистом в истинном значении этого слова. Он вел себя, как пьяница или наркоман, – ему стыдно после пьянки или приема наркотиков, он кается, что никогда больше так поступать не будет и все равно через время делает то же самое. А между тем надо только себя в руки взять.
28 февраля 1905 года: «И вот б месяцев я не грешил, как прежде, то есть вдвоем; правда, грешил сам с собой три раза». Последнее означает – Константин Константинович мало того что был бисексуалом, так еще и онанистом, раз «грешил сам с собою»! Вот так дела!
Некоторые историки говорили по поводу гомосексуальных наклонностей великого князя Константина Константиновича, что это признак вырождения семейства Романовых. Наверное, это так…
Он умер в 1915 году, не пережив гибели своего сына Олега на фронте в Первую мировую войну. Кстати, Олег был единственным отпрыском Романовых, который погиб, защищая Отечество. Остальные мужчины или по штабам отсиживались, или вообще не участвовали в боевых действиях. Потом их всех, кто не сбежал за границу, большевики, как баранов, без всякого сопротивления повели на бойню.
Великий князь Константин Константинович, великий грешник, скончался в возрасте 57 лет. Нам даже жалко его. Талантливый человек – и как низко пасть!
А что же его супруга, Елизавета Маврикиевна? О дурных наклонностях мужа она не знала и даже не догадывалась. Овдовев в 1915 году, она после Февральской революции 1917 года сначала уехала в Швецию, а оттуда в Германию, в свой родной Альтенбург, где и умерла в 1927 году. Их дочь Вера умерла в США в 2001 году, прожив 94 года. Она была последней представительницей ветви Константиновичей, внуков и правнуков императора Николая I.
Низи
Великий князь Николай Николаевич-старший
