Дмитрий Волкогонов - Ленин
На другой день на квартиру к Плеханову, где он остановился с женой Розалией Марковной, ворвался отряд солдат и матросов. Один из опоясанных патронными лентами крест-накрест матросов, приставив к груди Плеханова наган, потребовал:
- Сдайте оружие добром. Если найдем - расстреляем на месте!
- Вы можете это сделать и не найдя оружия. Но его у меня нет, - спокойно ответил старый социал-демократ.
Плеханов понял, что его оборонческие, а теперь и осуждающие слова в адрес революции ему не будут прощены. Обыск, к счастью, не закончился немедленной трагедией. Плеханов был вынужден скрываться, сначала в клинике Гирзона, а затем в Финляндии, в Питкеярви вблизи Териок. Потрясенного патриарха марксизма в России быстро оставляют силы. Из газет он узнает, что в стране установлена „диктатура пролетариата", а фактически диктатура меньшинства - партии большевиков. Плеханов понимает, что его протест против печально знаменитых апрельских тезисов, сформулированный в статье „О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен", оказался бесплоден.
А ведь тогда Плеханов писал, что он „твердо уверен в том, что… в призывах Ленина к братанию с немцами, к низвержению Временного правительства, к захвату власти и так далее и так далее, наши рабочие увидят именно то, что они представляют собой в действительности, то есть - безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на Русской земле" 107. Но, увы, „твердая уверенность" теоретика социал-демократии не оправдалась. Ленин одержал верх не только над обстоятельствами, Временным правительством, но и над ним, Плехановым…
Последние недели жизни он уже не мог писать, самое любимое занятие в его жизни уже тяготило его. Розалия Марковна читала ему вслух трагедии Софокла…
Я так и знал: не погибает злое, -
Нет, боги покровительствуют злу.
Им любо плута тертого, лукавца
Нам из Аида возвращать! А честных,
Достойнейших знай гонят в царство тьмы!
Что тут сказать?… Как восхвалять богов?
Я их хвалю… но вижу: дурны боги!
История не ошибается. Она просто бесстрастно несет в своем потоке бесчисленные события, которые затем люди запечатлеют в своих летописях. И вновь убедятся: революции почти всегда пожирают своих творцов. Одним из них, правда теоретическим, был Георгий Валентинович Плеханов.
Отношение Ленина к Плеханову прошло полную эволюционную амплитуду: от глубокого почитания („за 20 лет, 1883-1903, он дал массу превосходных сочинений") до полного остракизма („заклеймить шовиниста Плеханова"). По сути, марксизм в России поднялся на таких работах Плеханова (он был на 14 лет старше Ленина), как „Социализм и политическая борьба" (1883), „Наши разногласия" (1885), „К вопросу о развитии монистического взгляда на историю" (1895), „К вопросу о роли личности в истории" (1898) и многих других. Не все заметили, даже Ленин, что при всей своей ортодоксальности Плеханов в свое видение марксизма не привнес тех уродливых наслоений, которыми полны работы Ленина. Какие же? Плеханов не видел в либералах „контрреволюционной сущности", не отвергал парламентаризм, с оговорками принимал идею „гегемонии пролетариата", огромную роль в общественных движениях отводил ин-теллигенции. Все это в последующем было расценено как оппортунизм, либеральное лакейство, шовинизм и т.д. Особый грех Плеханова был усмотрен не только в „приспособлении меньшевизма к либерализму", а и в том, что он „оппортунистически" трактовал (святая святых!) сущность классовой борьбы.
Действительно, в „Введении" к своей незаконченной, но грандиозной по замыслу работе „История русской общественной мысли" Г.В.Плеханов писал: „Ход развития всякого данного общества, разделенного на классы, определяется ходом развития этих классов и их взаимными отношениями, т.е., во-первых, их взаимной борьбой там, где дело касается внутреннего общественного устройства, и, во-вторых, их более или менее дружным сотрудничеством там, где заходит речь о защите страны от внешних нападений"108. Плеханов полагал, что эта особенность классовых взаимоотношений особенно присуща России, что и наложило неизгладимый отпечаток на своеобразие русского исторического процесса. Возможно, эта позиция повлияла на формирование и „оборонческого мировоззрения" Плеханова. Ему он остался верен до конца. И хотя Плеханов большевиками презрительно именовался „оборонцем" или „социал-патриотом", старый социал-демократ не отступил от своего взгляда на войну до самой кончины. Отсутствие марксистской „чистоты" во взглядах на классовую борьбу было постоянным источником критики Плеханова правоверными большевиками.
Отвечая Ленину на призыв „брататься" с немцами во время войны, Плеханов выдвигает саркастическую „гипотезу". Поскольку Ленин полагает, что это грабительская война со стороны России, то „надо побрататься с немцами: простите, мол, нас, добрые тевтоны, в том, что мы своими грабительскими намерениями довели вас до объявления нам войны; до занятия значительной части нашей территории; до надменно-зверского обращения с нашими пленными; до ограбления Бельгии и до превращения этой, когда-то цветущей, страны в одно сплошное озеро крови; до систематического разорения многих французских департаментов и так далее, и так далее. Наш грех! Наш великий грех!"109 - с сарказмом восклицает автор антиленинского памфлета.
После более чем трех десятилетий отсутствия на родине стареющий Плеханов примчался в Россию, надеясь помочь народу своему, который любил, но полагал, что он еще не созрел для столь радикальных перемен, которые предложил Ленин в апреле 1917 года. Плеханов очень быстро почувствовал, что его образ „теоретика марксизма" совсем не есть синоним „революцион-ного политика". Его конкретный образ мыслей не был понят. Плеханов решительно выступил против курса на социалистическую революцию, обвинив Ленина в форсировании событий, к которым Россия не готова. Ведь это, и совсем недавно, ядовито заметил Плеханов, не оспаривал и Ленин110.
Теоретик российской социал-демократии был убежден, что в начале XX века в России „никакой иной, кроме буржуазной, революции быть не может".
Возможно, то был главный парадокс Плеханова: всю жизнь он писал о классовой борьбе, диктатуре пролетариата, ведущей роли рабочего класса в переустройстве общества, о социалистической революции как цели марксистского учения. А когда его страна занесла ногу, чтобы перешагнуть порог этой революции, Плеханов открыто запротестовал, поставив на карту весь свой авторитет патриарха. Вероятно, это парадокс кажущийся. Плеханов был слишком ортодоксален, чтобы отступить от классических схем марксизма и согласиться на перескакивание через этапы. Такой подход он счел „ленинским бредом".
Случилось так, что Плеханов ратовал за революцию буржуазную, Ленин - за социалистическую. Формально получилось, что история стала развиваться по Ленину. Но думаю, что именно - формально. Видимо, буржуазная революция была похоронена, не успев дать своих плодов, а та, что состоялась, дружно нами всеми называемая (автор этой книги не исключение) социалистической, не была таковой. Это была большевистская революция, а не социалистическая. Революция не принесла свободы народу - это ее главный результат. Эксплуатация сословная была заменена на эксплуатацию государственную, тоталитарную, еще более всеобъемлющую и цепкую. Плеханов боялся именно этого. Его наихудшие опасения, увы, сбылись.
Плеханов, давно порвавший с Лениным, будучи более универсальным теоретиком, чем вождь русской революции, оказался слабее его как политик, как практик, как партийный деятель. Политики революции по инерции пытались эксплуатировать его авторитет популярного мыслителя, старейшины российской социал-демократии. Так, Временное правительство и лично его Председатель А.Ф.Керенский, созвав в августе 1917 года в Москве Государственное совещание, пригласили на него и известных революционеров: Брешко-Брешковскую, Засулич, Плеханова. Временное правительство хотело с помощью авторитетов, известных в государстве имен, крупных политических деятелей обрести твердь под собою. Но, похоже, и „иконы" революции не могли спасти Керенского, так и не сумевшего решить проблему войны и мира. Большевики ценой фактически сепаратного мира в Брест-Литовске получили власть.
Георгий Валентинович Плеханов тоже из дворян, как и Владимир Ильич Ульянов. Отец Плеханова был штабс-капитаном. Сын по настоянию отца, собирался сделать военную карьеру, поступив в военное училище. Но, проносив недолгое время погоны юнкера, молодой Плеханов стал студентом Горного института, откуда в 1877 году был исключен со 2-го курса за участие в демонстрации на площади Казанского собора112. Военная косточка, тем не менее, у Плеханова осталась на всю жизнь; он был всегда подтянут, строен, в хорошей спортивной форме. Не случайно Ленин, подчеркивая интеллектуальную мощь Плеханова, использовал для этого в известном смысле физические параметры. „Плеханов, - говорил Ленин Лепешинскому в 1904 году, - человек колоссального роста, перед ним приходится съеживаться". Но тут же, чисто по-ленински, язвительно: „А все-таки мне кажется, что он уже мертвец, а я живой человек"113.
