Виктор Безотосный - Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика

Да и политические обстоятельства французской республики в 1800 г. явно не способствовали тому, что Наполеон мог составить подобный проект. Хотя для отечественного историка соблазнительно было бы выдвинуть тезис о том, что первый консул хотел любым способом поймать в свои сети Павла I. Безусловно, и без всяких сомнений Бонапарт имел тогда сильное желание заключить союз с Россией и очень много сделал в этом направлении. Но перед ним в то время стояли несколько иные цели. Он только что получил власть в свои руки, и именно в этот конкретный период ему нужна была в первую очередь передышка, мир с Англией. При этом он всеми средствами хотел сохранить и Египет, где не в самом лучшем состоянии еще находились и действовали французские войска. А тут первый консул должен был бы выделить еще дополнительно 35 тыс. солдат (не говоря уже о финансовых издержках — в период консульства государственные расходы Франции имели скромные «республиканские» размеры) и направить их на край земли (в 1800 г. даже не закончились военные действия против Австрии). Конечно, у него хватало авантюризма в крови, но прямой расчет свидетельствовал о том, что тогда это был бы явный перебор. Не случайно один из современников, знакомый с проектом, достаточно умный и проницательный шведский дипломат Стединг, считая его «химерическим», сделал следующую ремарку: «Непонятно, как план достаточно незрелый и демонстрирующий совершенное незнание местностей, обстоятельств и безмерных пространств, которые экспедиционным войскам предстояло пройти, чтобы достичь Инда… мог выйти из кабинета Наполеона, если только не считать это хитроумной политикой, чтобы обольстить фантастическую впечатлительность императора Павла, крайне недовольного в тот момент Сент-Джеймским кабинетом»{170}. Но и как отвлекающий маневр Бонапарта по отношению к России этот проект не мог быть составлен в 1800 г.

Нормализация отношений и контакты между дипломатами начались лишь со второй половины 1800 г. (в сентябре). Первое письмо первый консул Павлу I написал 9 (21) декабря 1800 г., а российский император Наполеону лишь 18 (30) декабря того же года. В связи с обострением отношений России с Англией Павел, даже еще не заключив мир с французами, вынужден был прямо обратиться к первому лицу Франции 15(27) января 1801 г. Вот, что он тогда написал Н. Бонапарту: «Я не могу не предложить Вам, нельзя ли предпринять или, по крайней мере, произвести что-нибудь на берегах Англии, что в то время, когда она видит себя изолированною, может заставить ее раскаиваться в своем деспотизме и в своем высокомерии»{171}. Наполеон обещал тогда ему помочь и организовать ряд демонстраций своих войск напротив берегов Англии и даже провести десантные операции. Но вряд ли до этого письма он решился бы сразу с места в карьер предлагать проект похода в Индию — только-только оба государства (в первую очередь Франция) с большим трудом нашли совместный интерес, начались очень сложные переговоры о мирном договоре и союзе, появление же французского плана диверсии в Индию могло спугнуть такого непредсказуемого партнера как Павел. Как свидетельствуют исследователи, лишь в конце февраля 1801 г. Н. Бонапарт занялся изучением карт азиатского ареала, имея в виду возможность совместного похода в Индию{172}.

А вот со стороны скорого на решения российского императора подобный проект был вполне логичен. Уже в конце 1800 г. политика Павла I приняла отчетливое антибританское направление. Хотя французские и русские дипломаты только начинали переговоры (они продвигались вперед с большим трудом), русские генералы могли подготовить и начать обсуждение вопроса о военном сотрудничестве. Но лишь в воспоминаниях А.М. Тургенева (страдающих многими мемуарными неточностями) мне удалось найти короткое упоминание о подобных планах в 1801 г. В его записках говорится: «Император Павел отправил г. Колычева к Наполеону послом, а вскоре потом был послан генерал от инфантерии и командир гвардии Семеновского полка Василий Иванович Левашов, для заключения военной конвенции против Англии»{173}. Правда, в официальных источниках значится, что В.И. Левашов[137] в этот период был направлен чрезвычайным послом в Неаполь, но он мог, особенно не афишируя свою миссию, по дороге заехать в Париж. До него в Париж был отправлен и генерал граф Г.М. Спренгтпортен («лицо, наделенное полномочиями»), официально — для приема и возвращения на родину русских пленных[138]. Он несколько раз встречался с Бонапартом и через него было передано предложение Павла I о согласии вступить в переговоры о мире с французской стороной[139]. Кто-то из этих генералов, вероятно, и привез проект экспедиции в Париж и кому-то из них, возможно, и принадлежали ответы на вопросы французской стороны.

Думаю, не стоит приписывать Наполеону авторство идеи или проекта, исходившие не от него. В то же время, нельзя говорить и о возможности реального осуществления проекта, в первую очередь по политическим моментам. Тут важно отметить, что документ еще не имел официального утверждения ни с одной стороны, а о походе в Индию в переписке 1801 г. между первым консулом и российским императором даже не упоминалось. Никаких подготовительных мероприятий по реализации этого проекта ни с русской, ни французской стороны не последовало. Да и никаких шансов осуществить этот проект именно в 1801 г. в силу сложившейся международной ситуации в Европе уже не оставалось даже чисто технически, не говоря уже о политических проблемах, которые не могли решаться в одночасье. Почему — можно разобрать поэтапно.

Первый этап — 35 тыс. французов должны были спуститься из Южной Германии к устью Дуная с согласия и при содействии австрийцев. Но только 9 февраля 1801 г. был заключен Люневильский договор между Францией и Австрией. А в этом договоре не содержалось никаких статей о перемещении французских войск по Дунаю. Австрийцы же были не настолько слабы или близоруки, чтобы разрешить бывшему противнику свободно передвигаться по стратегически важной водной артерии своей империи. Фактически только одно это перечеркивало на корню саму возможность совместной экспедиции. Но, предположим — благодаря двустороннему франко-российскому нажиму согласие от Австрии удалось бы получить. Сразу же возникало бы новое затруднение — проблема Турции, которая формально контролировала устье Дуная. Как она могла дать разрешение на появление французского корпуса, когда в 1801 г. Египет (номинально он был подчинен турецкому султану) продолжали занимать французы, а Турция находилась в состоянии войны с ними? Проблемы с Австрией и Турцией — это груз, порожденный французской политикой. Сделаем еще одно предположение, что России, имевшей тогда большое влияние в Стамбуле, удалось согласовать бы этот вопрос — убедить турок, или занять на худой конец Дунайские княжества, как это было сделано в 1806 г. Наконец французский корпус гипотетически добрался бы до Черного моря. Вновь возникла бы новая проблема — английский флот. Ведь вряд ли движение французского контингента осталось бы тайной для Лондона и британского адмиралтейства. Английская эскадра наверняка попыталась бы прорваться из Средиземного в Черное море, заблокировать на суше экспедиционный корпус и не допустить его переброску морским путем в русские порты. Еще сделаем предположение, что или турки не пропустили англичан, или русские смогли бы дать им отпор, или (самый крайний вариант) французы пешим порядком по русском} бездорожью наконец-таки смогли бы добраться до пункта сбора — Астрахани. Опять вновь возникли бы большие проблемы. Даже не из-за хорошо известной склонности к недопоставкам русского интендантства — возможно, под гневным государевым оком Павла I оно справилось бы с поставленными задачами и обеспечило бы в полном объеме необходимые запасы продовольствия. Но помимо недостатка русских судов на Каспии для транспортировки войск и грузов возникла бы проблема с Персией. Разрешил бы шах передвижения совместного воинского контингента двух христианских государств через все страну, да еще содержания на своей территории коммуникационной линии и иностранной базы в Астрабаде? Только совсем недавно, в 1797 г., у Персии был исчерпан последний военный конфликт с Россией, а на лицо имелась уже новая проблема — Грузия[140]. Вновь сделаем допущение — уговорили или сделали бы шаху предложение, от которого он бы не смог отказаться, А дальше? А дальше наступило бы самое непредсказуемое — как бы встретили афганские племена, можно сказать, откуда-то с небес упавшие войска христиан? Тут уже никто не мог бы поручиться за ход событий. Русские и французские дипломаты могли, потратив время и приложив, скорее всего огромные усилия, предварительно обговорить условия и прийти к некоторым соглашениям с Австрией, Турцией и Персией, но вот заранее договориться с афганцами просто не имели возможности, Прежде чем достичь р. Инда союзникам пришлось бы столкнуться с непредсказуемой реакцией горных свободолюбивых афганских племен. А по этому поводу никто не мог сказать что-либо определенное или даже предположить — для французов и русских Афганистан тогда все еще оставался terra incognita. А ведь затем изнуренному длительным походом экспедиционному корпусу предстояло еще сражаться ее свежими английскими войсками, а за исход военных действий никто поручиться не мог. Вот, например, что сообщал прусский агент из Лондона по поводу совместного русско-французского похода в Индию, помимо критического анализа чисто военных аспектов: «Если бы даже предположенная экспедиция имела самый успешный результат, то ни Россия, ни Франция не могли бы воспользоваться своим завоеванием, не могли бы упрочить своего владычества в этой стране, и скоро были бы снова вытеснены Британской силою военною, торговою и промышленной)»{174}. Да и при таких проблемных коммуникациях через Россию и Персию, когда любой виток внешнеполитических осложнений мог привести к катастрофическим последствиям, даже удержать пути отхода было бы трудно. Ведь Великобритания всегда проводила активную политику и, безусловно, оказала бы влияние на колеблющихся союзников, чтобы дезавуировать достигнутые соглашения об экспедиции.