Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991
Заработная плата оставалась низкой, росла разница в оплате квалифицированного и неквалифицированного труда. Это привело к обдуманной политической акции: как изрек Сталин, “уравниловка в зарплате… мелкобуржуазный предрассудок”. Квалифицированные рабочие получали в четыре — восемь раз больше, чем неквалифицированные, в то время как администрация и аппарат управления вообще получали в восемь — тридцать раз больше — это без учета прочих привилегий, которыми они пользовались. В некоторой степени положение рабочих облегчали магазины рабочей кооперации, которые были им доступны и где можно было по умеренным ценам купить товары первой необходимости. Именно здесь покупали они продукты питания во время голода 1932–34 гг. Государственные же магазины предлагали более качественные товары по высоким ценам тем, кто в состоянии был заплатить. Крестьянский рынок, с неохотою признанный властями после первых эксцессов коллективизации, находился в упадке и предлагал весьма качественные, как правило, продукты по очень высоким ценам. Настоящего голода в городах не было, он терзал деревню, но постоянная охота за продовольствием и изнурительные очереди, после которых человек получал лишь жалкие, недостаточные для жизни крохи, безусловно, сказывались на производительности труда рабочих.
Неудивительно, что многие рабочие не были удовлетворены своим образом жизни и часто оставляли работу в поисках чего-то лучшего. Поскольку большинство предприятий нуждалось в рабочей силе, работу на новом месте найти было нетрудно, но только для того, чтобы убедиться — она не лучше прежней. В 1930 г. на предприятиях угледобывающей и сталелитейной промышленности человек держался в среднем около четырех месяцев. Для того, чтобы прекратить эти постоянные массовые миграции, правительство разработало ряд мер. В декабре 1932 года были введены внутренние паспорта и прописка. Это значило, что каждый житель города регистрировался полицией и не мог переехать без ее разрешения на новое место жительства. В то же время крестьяне были лишены паспортов, что позволило властям остановить большую часть миграции из деревни в город. С сентября 1930 г. каждый рабочий получал на месте работы “книжку заработной платы”, где отмечалось “увольнение по собственному желанию”. В 1938 г. появились “трудовые книжки”, которые каждый работник должен был сохранять в течение всей своей трудовой жизни: там отмечались теперь все нарушения трудовой дисциплины. Прогул, каковым с 1932 г. считалось отсутствие на рабочем месте в течение дня без уважительной причины, был достаточным основанием для увольнения — в то время увольнение влекло за собой потерю жилья, потерю продовольственной карточки и помощи со стороны рабочего кооператива. В 1939 г. прогулом стало считаться опоздание на двадцать минут без уважительной причины, и с 1940 г. это было признано уголовным преступлением, что влекло за собой осуждение на шесть месяцев “исправительных работ”. В этих случаях человек обычно продолжал работать на своем рабочем месте, но с него удерживали 25% заработной платы. “Увольнение по собственному желанию” также стало уголовно наказуемым деянием, каравшимся тюремным заключением.
Сам факт издания этих драконовских указов вовсе не означал, что они неизменно применялись во всех случаях. Работодатели по-прежнему испытывали нужду в рабочих руках и старались удержать рабочих, особенно квалифицированных и имеющих высокие трудовые показатели. Но само существование подобного законодательства говорит об отношении партии к тому классу, от имени которого она управляла, больше, чем многие тома, написанные на эту тему.
С другой стороны, рабочие, не менявшие места работы, имевшие высокую квалификацию и соблюдавшие трудовую дисциплину, чувствовали себя в те годы совсем неплохо. Они могли повысить свою квалификацию в профессионально-технических училищах (ФЗУ), где занимались неполный рабочий день. Окончившие их могли рассчитывать на более высокую заработную плату, возможно, на лучшее жилье и социальную защиту. Выдающиеся мастера (ударники), перевыполнявшие свои нормы, получали ордена и почести, превращавшие их в рабочую аристократию (разговорное слово “знать”, обозначавшее аристократию, применялось к ним совершенно официально). Ударники получали повышенную заработную плату, лучшее положение в обществе, надежду на высокую пенсию и постоянные славословия на страницах газет. Многие из них были отобраны для высших технических учебных заведений, административной и партийной работы.
Апогея движение “ударничества” достигло в 1935 г., когда шахтер из Донбасса Алексей Стаханов добыл 102 тонны угля вместо положенных семи. На самом деле этот рекорд был достигнут ценой остановки всех других работ в шахте, когда все рабочие были использованы на вспомогательных операциях, которые обычно выполнял один человек. То же самое происходило повсеместно и сопровождалось кампанией по прославлению успехов в печати под лозунгом “Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики”. Власти воспользовались этим для того, чтобы поднять нормы выработки в целом. Стахановцы стали сливками рабочей знати, они получали огромную заработную плату и занимали лучшие квартиры в немногочисленных домах, построенных для рабочих. Правда, создается впечатление, что над некоторыми стахановцами их друзья-рабочие учиняли расправы. Со временем эта кампания уступила место другой, более разумной — “рационализации”: рабочие получили возможность предложить более эффективные способы труда и тем показать свою полезность.
Таким образом, к 1940 г. советское правительство соединило военную — фактически — дисциплину с очень привлекательными наградами для тех, кто выполняет ее требования и перевыполняет нормы. Тем же, кто этим требованиям не соответствовал, грозило жалкое прозябание и постоянная угроза ареста и заключения в одном из растущих, как грибы, исправительно-трудовых лагерей.
Взрывообразный рост городов требовал, разумеется, резкого увеличения сельскохозяйственного производства и рынка сельхозпродуктов. Первый пятилетний план просто-напросто предполагал, что это случится само собой; но по мере его выполнения ситуация стала развиваться в прямо противоположном направлении. После максимального уровня сельскохозяйственного производства в 1926 г. его показатели начали падать, и в январе 1928 г. государственные закупки зерна составили едва ли не три четверти от уровня предыдущего года. Причиной этого стали отчасти закупки государством хлеба по ценам, которые были существенно ниже рыночных, отчасти нехватка необходимых в деревне промышленных товаров. К тому же крестьяне старались не создавать впечатления уж очень производительных хозяев из опасения получить ярлык “кулака”.
При появлении новой угрозы “кризиса ножниц” государство отреагировало на нее прямо противоположно тому, как оно это сделало в 1923 г. Вместо того, чтобы обеспечить более выгодные условия торговли для крестьян, оно прибегло к репрессиям. Впервые это было опробовано на Урале и в Западной Сибири, где был собран относительно неплохой урожай. Крестьянские рынки закрыли, а частную торговлю продовольственными товарами запретили. Преуспевающие крестьянские хозяйства обязывались сдавать зерно, в случае отказа им грозило обвинение по 107-й статье Уголовного кодекса (“спекуляция”). Первые результаты этих мер выглядели обнадеживающе: дополнительно было изыскано и доставлено в города большое количество хлеба. Однако долговременное их применение должно было привести к тому же результату, что и во время гражданской войны: на следующий год крестьяне сократили бы посевы и не выращивали бы зерна больше, чем нужно для собственного потребления. Тем не менее эти меры были применены и в других регионах, и Центральный комитет направил для надлежащего их исполнения своих специальных представителей: Сталин поехал на Урал и в Сибирь, Жданов — на Волгу, Косиор — на Украину и Андреев — на Северный Кавказ. Как и в 1918 г., были созданы “комитеты бедноты”, призванные возместить недостаток влияния партии в деревне, начать “классовую борьбу” и дать крестьянам понять, что приближаются реквизиционные команды. Было приказано собрать деревенские митинги, где проводилась классификация крестьян с навешиванием известных ярлыков — “бедняк”, “середняк” или “кулак”. Последние получали очень высокое задание по сдаче хлеба. В некоторых случаях целые деревни несли наказание за недостаточно высокие цифры сдачи зерна. Так, в октябре 1929 г. “Правда” писала о том, что в Крыму объявлен “бойкот” целым деревням: в кооперативах (деревенских магазинах) ничего не продавалось, почта не приходила и не отправлялась, жителям деревни запретили всякое передвижение, имущество было описано, а некоторые крестьяне арестованы.
После столь обнадеживающего начала новая политика стала терпеть неудачи, и на деле хлебный рацион в городах в 1929 г. был уменьшен. Но на сей раз у партии в запасе имелось еще кое-что. Уже на XV съезде партии в декабре 1927 г. было решено, что задача объединения и преобразования малых крестьянских хозяйств в крупные коллективные должна стать основной задачей партийной работы в деревне. На той стадии имелась в виду лишь пропагандистская кампания, в результате проведения которой крестьяне должны были объединяться на добровольных началах. Конечно, таким образом цель не могла быть достигнута, и добровольное объединение в коллективные хозяйства в 1928–29 гг. приняло вялотекущие формы. Но осенью 1929 г. политика коллективизации стала сливаться с насильственными конфискациями зерна. Кампания проводилась под лживым предлогом создания крупных и более производительных механизированных хозяйств. Однако в условиях, когда не существовало (пока что) достаточной тракторостроительной промышленности, на практике все это имело целью облегчить заготовку продовольствия путем резкого сокращения числа заготовительных пунктов и усиления контроля над ними. Но все эти события показательны в другом отношении: в решающий момент построения социализма вновь вернулись ранние фантастические дни революции, чего так жаждали многие члены партии после неопределенности и компромиссов НЭПа. Снова вернулась риторика поля битвы: “Кто не вступает в колхоз — враги советской власти”. Юрий Пятаков, бывший оппозиционер, провозгласил, что наступил героический период строительства социализма.
