Как Николай II погубил империю? - Александр Иванович Колпакиди
23 января 1882 года хлудовская мануфактура сгорела. Впрочем, фабрикант не пострадал — он получил 1700 тыс. рублей страховой премии. А рабочие?
«После пожара осталось… семь возов трупов. По распоряжению директора Миленча рабочие были заперты в горевшем здании, чтобы не разбежались и лучше тушили пожар, а сторожа снаружи даже отгоняли желающих помочь горевшим. “Думали народом огонь погасить”, — так объяснял корреспонденту “Недели” один из рабочих»[79].
(Случай, кстати, не единичный. На петербургской табачной фабрике бр. Шапшал во время пожара сделали то же самое — чтобы рабочие не разворовали хозяйский табак. Людишек-то можно новых набрать, а табачок — он денег стоит…)
Кстати, для своей мануфактуры Хлудов импортировал из Англии не только машины, но и директора. Для англичанина Миленча и свои-то рабочие были людьми третьего сорта, а уж русские — и вовсе туземцами. Ну, а отечественные фабриканты успешно перенимали британский подход.
Прибыль хлудовских мануфактур составляла 45 % в год.
А вы знаете, что у знаменитого коллекционера Третьякова, основателя одноименной галереи, тоже имелись бумагопрядильные фабрики? К моменту смерти его состояние оценивалось в 3,8 млн руб. Посетителям галереи об этом, конечно, не говорят — зачем?
Запроданное детство
Зарплату русского рабочего мы уже знаем. Стоит ли удивляться, что его дети начинали работать лет с семи-восьми?
Адольфа Тайми можно назвать потомственным рабочим. Его отца привезли в Петербург из Финляндии в 60-х годах, дед тоже работал на каком-то заводе. Правда, внук его не застал — рабочие тогда большей частью до внуков не доживали.
«Отец мой, младший в семье деда, начал трудовую жизнь восьми лет, на бумагопрядильной фабрике. Такой же была судьба моей матери. И ее ребенком привезли в Петербург, и она, как отец, восьми лет была уже на фабрике. Рабочий день у них продолжался 14 часов»[80]…
Это был целый промысел: обозники, поставлявшие в столицу разные товары, везли туда детей бедняков, которых семьи не могли прокормить. Там детей отдавали либо «в учение мастеру», либо на фабрики. Давали родителям за ребенка, допустим, рубль, получали пять, а потом хозяин окупал затраты многократно.
Лишь в шестнадцать лет его родители сумели вырваться с мануфактуры. Мать поступила работать горничной, отец — учеником в игрушечную мастерскую. В семье было десять детей. Выжили трое.
Трудовую биографию он начал в десять лет на коробочной фабрике. Выглядело это так.
«Подмастерья и ученики сидели вдоль большого стола…. Передо мной стояла тарелка с жидким крахмалом и стопка нарезанной по шаблону бумаги. Растопырив пальцы правой руки, я погружал их кончики в крахмал, а левой рукой тем временем подвигал к себе пять одинаковых полосок бумаги из стопки. Затем, пятью движениями, я смачивал полоски крахмалом — большим пальцем, указательным, средним и т. д. Сделав это, подавал все пять полосок рабочему, сидевшему по левую от меня руку. И это — все. Обмакнуть пальцы в крахмал, по очереди смазать пять полосок, подать их рабочему…
Однако работа эта была крайне изнурительной. Подмастерье получал сдельно, это был уже немолодой человек, может быть, обремененный семьей, естественно, что он старался выработать побольше. Но его производительность была в прямой зависимости от ловкости и неутомимости ученика… Мне установили оклад 10 копеек в день, и за это я должен был, не разгибая спины, почти что не имея времени вытереть со лба пот, долгие одиннадцать часов гнаться и гнаться за подмастерьем, который не терпел задержек.
Зато в субботу, проработав шесть дней на фабрике, я принес матери свою первую получку — полтинник. Десять копеек, по обычаю, были задержаны хозяином»[81].
Каков отец-благодетель! Платит ребенку по десять копеек в день, да еще и гривенник в неделю зажиливает. Прямо-таки символ «золотой России»…
На той же хлудовской мануфактуре четверть рабочих составляли дети до 12 лет, еще четверть — подростки с 12 до 18. Естественно, никаких скидок на возраст не делалось.
«Утомление, сопряженное с трудом на фабрике, было так велико, что, по словам земского врача, дети, подвергавшиеся какому-нибудь увечью, засыпали во время операции таким крепким, как бы летаргическим сном, что не нуждались в хлороформе»[82].
Собственно, так было везде, не только в России. Детскому труду на мануфактуре посвящен рассказ Джека Лондона «Отступник». Американский рабочий жил лучше европейского и намного лучше русского, но для семилетнего ребенка, по двенадцать часов стоящего у станка, вряд ли была какая-то разница.
Вернемся, впрочем, в Россию. Вот наши любимые сахарные заводы, 80-е годы XIX века.
«В квасильне, где более всего работают дети от 7 лет, у здорового, но непривыкшего человека через четверть часа разболится до обморока голова от невыносимой вони и сырости, которую издает квасящийся уголь… В костопальне дети от 7 лет (которые работают также 12 часов) ходят и распластывают горячую крупку, от которой пыль буквально покрывает их с головы до ног… В прачечной — девочки от 14 лет, совершенно голые, моют грязные от свекловичного сока салфетки в сильно известковой воде, от которой лопается у них кожа на теле…»
А вот почти двадцать лет спустя: Петербург, стекольный завод Ириновского промышленного общества. Производство и вредное, и опасное, и, как водится в России, если без механизации можно обойтись, то без нее и обходятся.
Условия там такие: главная печь помещается в большом сарае без окон, температура возле печи доходит до 60 градусов, ярчайший свет раздражает глаза. Никакого предохранения для зрения не существует, даже защитных очков. А зачем? Очки денег стоят, бьются, а мелюзги по казармам да по деревням немеряно, если что — новых привезут.
«Самый ужасный акт в производстве стекла, при котором работает масса детей, есть так называемая разделка стекла, которая производится двумя способами: выдуванием и тиснением… Орудием для выдувания служат железные трубки, длиною до 2 аршин, шириною около 3/4; вершка (примерно 140 на 3,15 см. — Авт.). Рабочие, преимущественно дети, через отверстие в крышке печи набирают горячую стеклянную массу… вращают все время ее руками, затем сильным напором легких выдувают стекло; труд этот “выдувальщика” требует особенно энергичной работы легких и является весьма тяжелым… Такая энергичная работа детских легких вызывает их преждевременное изнашивание и склонность к легочным заболеваниям»[83].
Итого за 1902 год на заводе, где работало всего 700 человек, было зарегистрировано (а сколько остались в безвестности?!) 38 случаев туберкулеза, 357 — воспаления дыхательных путей и 101 — других болезней органов дыхания, 191 обращение по
