Мусульманские страны на пороге XXI в. Власть и насилие - Коллектив авторов
С. И. Кузнецова
Рашид А.
Афганистан: Конец политики трясины
Ахмед Рашид — корреспондент «Far Eastern economic review» и «Daily telegraph», автор ряда работ о Центральной Азии[7] — констатирует, что «Талибан» наиболее демонизируется и подвергается остракизму мировым сообществом[8]. Однако изоляция Афганистана лишь превращает его в питательную почву терроризма, распространения оружия и наркотиков, а также исламского фундаментализма. Гражданская война на его территории питает исламистские движения в Пакистане и республиках Центральной Азии (ЦА).
Исламский мир обычно восхваляет любого выступающего против гегемонии США, поэтому в пантеон героев исламских фундаменталистов после Саддама Хусейна и Муаммара Каддафи был включен и Усама бин Ладин, вернувшийся в Афганистан в 1996 г. В воинских подразделениях «Талибана» помимо пуштунов примерно 1/3 составляли неафганцы: сотни арабов под начальством бин Ладина, узбеки из Исламского движения Узбекистана (ИДУ), уйгуры из Китая, кашмирцы, иранцы, чеченцы, пакистанцы. В общем, талибы укрывали всех борющихся против светских правительств у себя на родине. Так, ИДУ предпринимало попытки вторжения в Узбекистан в 1999 г. и в Узбекистан, Киргизию и Таджикистан в 2000 г. Чеченцы и их семьи получили убежище и проходили тренировки в Афганистане.
Военная экономика Афганистана держится криминальным экспортом оружия и наркотиков. По данным доклада ООН в феврале 2001 г., страна стала крупнейшим производителем опиума (с. 402); для его продажи функционировала обширная межнациональная сеть, включавшая ЦА, Пакистан, Иран, государства Персидского залива, Закавказья и Чечню. Чеченская сеть «возможно наилучшая в мире. Чеченцы провозят сырье опиума, произведенного «Талибаном», через Россию и Восточную Европу на западноевропейские рынки» (с. 403). Опиум финансирует действия ИДУ, уйгурских сепаратистов в Китае, от него зависит бин Ладин. Выращивание мака заменило возделывание пшеницы в Афганистане. Крах традиционного земледелия усугубил военные тяготы и вынудил к бегству в города, куда поступает гуманитарная помощь, и за рубеж. Примерно 3 млн. беженцев живут в Пакистане и Иране, 1 млн. — на Западе (с. 405).
В политике США по отношению к Афганистану или всему региону ЦА не было всеобъемлющей стратегической линии. «В 1992–1994 гг. США спокойно соглашались с неудачными попытками Пакистана и Саудовской Аравии привести к власти бывшего лидера муджахидов и жесткого исламиста Г. Хикматьяра. В 1994–1996 гг. они вновь спокойно поощряли тех же своих союзников "Талибана" надеясь, что он искоренит наркотики, вышлет арабских бойцов и обеспечит доступ к газопроводу из Туркмении в Пакистан (избежав переговоров с Ираном). Антипатии талибов к шиитскому Ирану также соответствовали усилиям США изолировать Иран. После 1996 г. администрация Клинтона была вынуждена дистанцироваться от "Талибана" вначале из-за кампании феминистов, завербовавших Хилари Клинтон и звезд Голливуда, чтобы поднять вопрос о дискриминации афганских женщин, но открыто выступить против "Талибана" заставило США присутствие бин Ладина. Предполагаемый террорист стал фокусом афганской политики Вашингтона» (с. 405-406). В начале 1999 г. США ввели санкции против «Талибана», за которыми в ноябре последовали санкции Совета Безопасности ООН. Ирония судьбы, что политика США по отношению к Афганистану больше совпадала с политикой их врага Ирана и соперника — России, чем с действиями союзника — Пакистана. «Вместо того чтобы проводить стратегическую политику в регионе, США использовали санкции как знак неодобрения "Талибана" мировым сообществом. Однако подобная политика просто поощряла большее упорство «Талибана» в сопротивлении нажиму США. Это положение только поднимало престиж «Талибана» у исламских фундаменталистов» (с. 406).
В декабре 2000 г. Совет Безопасности ООН по совместному предложению России и США ужесточил санкции против Афганистана, требуя закрытия тренировочных лагерей террористов и экстрадиции бин Ладина: «Впервые два врага времен холодной войны столь тесно сотрудничали по проблеме терроризма» (с. 407). Однако Рашид полагает, что эмбарго на поставки оружия «Талибану» не могло установить мир; необходима также международная помощь для восстановления экономики страны и гражданского общества.
В заключение он вновь подчеркивает, что американская политика по отношению к Афганистану — лишь краткосрочное наказание, а не дальновидная политика. Разрушительные силы, излучаемые Афганистаном, — часть общей картины краха его государственных структур, общества и экономики. Только решая эти общие проблемы, «Запад может надеяться эффективно ответить на угрозы терроризма, бин Ладина и контрабанды наркотиков. Санкции не принудят "Талибан" порвать с бин Ладином и прекратить поддержку экстремистов. Это может сделать продуманная стратегическая политика, направленная на заключение устойчивого мира» (sustainable peace-making) (c. 410).
С. И. Кузнецова
Клейр М.
Продвижение постиндустриальных методов ведения войны на глобальное поле сражения
М. Клейр (Гемпширский колледж, Великобритания)[9] исходит из тезиса о кардинальном изменении глобального поля сражений после 11 сентября 2001 г. в не меньшей степени, чем после нападения на Перл Харбор в 1941 г. и ядерных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки в 1945 г. До 11 сентября большинство аналитиков считали, что в следующей войне США будут сражаться с хорошо вооруженными армиями современного государства (Иран или Китай), вместо этого Америка втянута в глобальную борьбу против тайной, многонациональной террористической организации, возглавляемой религиозными фанатиками. Методы войны индустриальной эпохи сменились постиндустриальными методами ведения войны. Последние основаны на действиях иррегулярных сил плюс применении необычных методов, позволяющих причинить несоразмерный ущерб более мощному противнику.
Партизаны, революционеры всегда полагались на необычные методы военных действий против властей, но 11 сентября — это не обновленный вариант этих методов, а «глобальная атака на саму структуру современного западного общества. И несмотря на антизападную идеологию, она глубоко укоренена в высокотехнологические, транснациональные процессы глобализации» (с. 433). «Аль-Каида» — не единственная террористическая группа с такими характеристиками. Например, «Тамильские тигры» Шри-Ланки создали международную сеть для получения взрывчатки, используемой террористами-самоубийцами.
С 90‑х годов стали очень редкими межгосударственные войны (одно из исключений — война в Персидском заливе), преобладают внутренние вооруженные конфликты: борьба революционеров (или фундаменталистов) за установление режимов более «правильных» идеологически (или религиозно), угнетенных национальных меньшинств — за свое этнически чистое государство, местных милитаристов — за контроль над ценными ресурсами (золото, нефть, алмазы). В них участвуют непрофессиональные солдаты, нередко подростки, вооруженные простым оружием, наносящие удары не по армии правящего режима, а по важным объектам городской инфраструктуры (банки, вокзалы). «Поскольку государство в развивающихся странах часто рассматривается как фактор модернизации, любой современный объект — особенно промышленный — считается законной мишенью. В результате войны в Чечне, Конго, Либерии, Сьерра Леоне фактически превратились в войны
