Роман Иванычук - Мальвы
Пошла, опустив голову, между клумб с нарциссами, будто покрытых белой пеной, открыла калитку к Соколиной башне — в проходе тоже стоял евнух. И вдруг кроткая ханым сердито крикнула:
— Прочь! — и скопец исчез.
Взбежала по винтовой лестнице наверх, прижалась к решетке. И здесь всюду стены: высокие минареты Ханджами, за ханскими конюшнями — сторожевая башня, массивные ротонды усыпальниц, с запада — стена гарема, и лишь со стороны парадного входа — небольшая щель между сторожевыми башнями, сквозь которую видна улица. Ей хочется туда, а хан не приходит, ей нужно к матери, но как она пойдет, когда хан не приходит, она должна видеть людей живых, сильных, а хан не приходит… И всюду хан, всюду хан, как эти окружающие ее стены, как та цапля возле колодца, а она — золотая рыбка в пышном мраморном бассейне.
И вдруг неожиданно, словно гром среди безоблачного неба, словно пушечный выстрел, со стороны парадных ворот волной ударила дружная песня, самая нежная, материнская, песня ее детства, десятками голосов зазвучала свежая, свободная, просторная, как небо, отобранное у Мальвы:
Ой, що ж бо то за бурлака,
Що всiх бурлак склика?…
Кто ее здесь поет? Почему здесь? Как случилось, что на улицах Бахчисарая звучит украинская песня, когда-то безразличная Мальве, а теперь такая родная?
Она встала на карниз, еще выше, и перед нею открылось разноцветное море кунтушей и жупанов: может, это из тысячеголовой пещеры пришли чубатые казаки на банкет к хану или отомстить ему? Выбивают пробки из бочек, кружками пьют вино; горят костры, развеваются на ветру языки пламени, разносится запах жареного мяса; дружный хохот, выстрелы из мушкетов — и снова бравая, победоносная песня:
Ой, що ж бо то та за чорний ворон,
Що над морем кряка?…
Тоска, созревавшая годами в душе, прорвалась, хлынула слезами.
— Кто вы? Откуда вы? — в изнеможении трясла Мальва самшитовую решетку.
Неделю тому назад Ислам-Гирей бесцеремонно и грубо изгнал купцов за пределы дворца — ему сообщили, что к нему едет Тугай-бей со свитой и вместе с ним возвращается в Бахчисарай Сефер Гази.
Хан неподвижно стоял посреди комнаты в ожидании, забыв о своем ханском сане, когда вошли они оба, такие нужные ему сейчас, сильные мужи Крыма. Какой же силой обладал Тугай-бей, что осмелился ввести во дворец изгнанника Сефера Гази?
В черной меховой шубе с бобровым воротником и в зеленом тюрбане у порога стоял учитель, которого предал воспитанник. Те же прищуренные глаза с узкими щелками, по которым не узнаешь, доволен он или гневается, такое же морщинистое лицо и редкая бородка. Рядом с ним холодно-мрачный Тугай-бей в ярко-желтом плаще. Он слегка наклонил голову, подчеркивая сдержанным поклоном свою независимость от хана.
— Эфенди Сефер Гази пожелал увидеться с тобой, великий хакан. Он хочет дожить свой век в Бахчисарае, ширинский бей об этом знает, и теперь ничто не угрожает твоему аталику. Пусть только один волос упадет с бороды Сефера Гази, и ор-бей Тугай покажет наглецам силу неисчислимых ногайцев.
Темные глаза Ислама спрятались под веками, словно хотели скрыть радость перед Тугаем.
— Сеферу Гази, — сказал он, — рано еще думать о стариковском отдыхе. Он возвратился в Бахчисарай как благороднейший советник хана, уполномоченный и доверенный ага.
На мгновение раскрылись глаза старика, и снова веки сошлись. Сефер Гази поклонился хану.
Ислам Гирей ответил учителю тоже поклоном. Ему хотелось обнять старика, но рядом стоял с напускной гордостью Тугай-бей, нельзя было давать волю чувствам. А в голове роились те же мысли, что и прежде: не хитрее ли Тугай злобных Ширинов, которые пытались подчинить себе хана силой? И почему именно сегодня он приехал вместе с Сефером Гази в Бахчисарай?
— Хан, — промолвил Тугай-бей, не меняя стального тона в голосе, — к тебе направляются послы из Запорожья.
Хан вздрогнул, это известие было слишком неожиданным для него.
— Послы из Запорожья? От польского короля? Не решил ли Ляхистан уплатить дань?
Тугай-бей улыбнулся кончиками губ. Сказал:
— К тебе едет сам гетман войска Запорожского Богдан Хмельницкий,* который не признал себя подданным Ляхистана. Мы вчера встретились с ним на Перекопе. Я давно знаю его. Это большого ума и храбрости полководец. Он хочет начать войну с ляхами и едет к тебе просить помощи. Воля твоя. Но отказывать ему не следует. Только надо быть осторожнее с ним. Он хитер, как лис, юркий, как змей. И горд. У меня, бывшего друга, отказался взять фураж и баранов. Он также не желает останавливаться в Биюк-яшлаве, в нашем посольском стане. У него есть знакомые на Армянской улице.
_______________
* Сведения о поездке Б. Хмельницкого в Бахчисарай для
переговоров с ханом Ислам-Гиреем имеются в сравнительно поздней
(начала XVIII века) казацкой летописи С. Величко. Согласно другим
источникам Хмельницкий отправил в Крым два посольства: первое
возглавил Клыша, второе — Кондрат Бурляй.
Хан сел на миндэр, оперся локтем на подушку. Долго молчал.
— Тугай, останься на несколько дней в Бахчисарае, — сказал наконец хан.
— Останусь, хан, — мягче, чем когда-либо, промолвил Тугай-бей. Собирался я этой весной выступить против казаков: гибнет скот, падают лошади, снова голод в Ногайской степи. А теперь я готов со своей ордой идти вслед за казаками. Выиграет Хмельницкий с нашей помощью — приведем большой ясырь из Польши, проиграют казаки — с них возьму живую дань.
— Пускай благословит наши намерения аллах, — произнес хан. — Сефер, обратился он к учителю, — прикажи угостить казацких послов как весьма уважаемых гостей.
В конце марта на вершине Топ-кая остановилось несколько всадников на легких аргамаках — в атласных жупанах, в шапках с красными шлыками.
Впереди отряда стояли три всадника: богатырского роста длинноусый казак в суконном кунтуше, в меховой шапке с двумя пышными перьями посредине — беглец от шляхетской расправы гетман войска Запорожского Зиновий — Богдан Хмельницкий; справа — старше его по возрасту кропивенский полковник Филон Джеджалий*; слева — юноша в белой свитке, Тимош Хмельницкий**.
_______________
* Ф. Д ж а л а л и й (Д ж е д ж а л и й) был накануне
Освободительной войны сотником реестрового Переяславского полка. 24
апреля (4 мая) 1648 года возглавил восстание реестровых казаков в
Каменном Затоне. В 1649 — 1654 годах являлся кропивенским
полковником. Во время сражения под Берестечком (1651) казаки избрали
его наказным гетманом.
** Т и м о ш Х м е л ь н и ц к и й (1632 — 1653) — старший сын
Б. Хмельницкого. В феврале — марте 1648 года находился в Бахчисарае в
качестве заложника, гарантировавшего исполнение гетманом условий
договора с Ислам-Гиреем III. Позже был чигиринским сотником,
отличился во время походов 1648 — 1649 годов. Его браком в 1652 году
с дочерью молдавского господаря Василия Лупула Роксандрой (Розандой)
был скреплен союз Украины с Молдавией.
Гетман молчал. Филон Джеджалий посматривал на глубоко задумавшегося Хмельницкого, и ему казалось, что гетман сейчас мысленно прослеживает весь свой жизненный путь. Вспоминает детские и отроческие годы, проведенные в Жолкве и в Олесском замке, пребывание в мрачных стенах иезуитской коллегии во Львове, бои под Дюнкерком* и турецкую неволю**. И думает, как приумножить силы казачества, чтобы одержать победу в предстоящих боях со шляхтой. Хмельницкий знает, на кого опереться: он уже вел переговоры с путивльским воеводой Плещеевым и севским воеводой Леонтьевым***, которые уведомили царя Алексея Михайловича о намерении Хмельницкого.
_______________
* В боях французских войск, которыми командовал герцог Луи II
Конде, с испанцами за овладение Дюнкерком принимали участие 20 сотен
казаков. По некоторым данным, одним из командиров этого отряда был Б.
Хмельницкий.
** Б. Хмельницкий был взят в плен турками в Цецорской битве 1620
года. По его словам, он <два года испытывал лютую неволю>.
*** Письма Б. Хмельницкого путивльскому воеводе Н. Плещееву и
севскому воеводе 3. Леонтьеву, как и их донесения русскому
правительству, содержащие сведения о победах украинского народа и его
стремлении к воссоединению с Россией, сохранились в Центральном
государственном архиве древних актов СССР в Москве. Опубликованы они
во 2-м томе сборника документов и материалов <Воссоединение Украины с
Россией> (М., 1954).
<Да, будем опираться на братьев Руси, — размышлял Джеджалий, — и весь православный мир поддержит нас. Это сбудется, ибо извечна наша дружба, скрепленная кровью во многих битвах, и в частности в последней — азовской. А сейчас гетману нелегко, ему надо вести переговоры с извечным врагом. Он должен это сделать, чтобы обеспечить себе тыл. Для этого и приехал сюда вместе с сыном>.
