Игорь Шафаревич - Русофобия
Но вернёмся, наконец, к вопросу об «опасности» моей статьи «Русофобия». Аргументация на этот счёт носит общий характер. Точно так же можно было бы сказать, что, раз вы видите опасность русского национализма, то можно сделать вывод: долой русских националистов (или русских)? Нет, помилуй Бог, вы к этому не призываете, я говорю о массовом сознании.
Ну что же, хотелось бы теперь перейти к тому, на чём основана ваша концепция, выяснить, в частности, вопрос: почему вы придали такой зловещий характер выдержкам из Ветхого завета?
— Я хотел показать, какие есть основания в еврейской религиозной традиции, на которые может опереться то течение избранного меньшинства, которое выразилось в цитированных мною работах. Если бы я хотел какое-то другое течение проанализировать, например, сионистское (в принятом на Западе смысле этого слова), стремление вернуться в Израиль, создать своё государство (религиознее, с Храмом в центре), то я привёл бы другие цитаты. Если бы я хотел проанализировать какую-либо черту русской истории, я привёл бы третьи цитаты.
Но ведь в том-то и дело, что Ветхий Завет — это не только еврейская история, но в смысле религиозном — это и русская история.
— Цитаты те же, а восприятие их противоположное.
Иудаистская традиция основывается на Ветхом завете, содержащем это обетование: господство над другими народами, которые будут служить, отдавать свои богатства Израилю и т. д. Христианская же традиция такую интерпретацию отклоняет, считает её заблуждением.
Ваше отношение к «Протоколам сионских мудрецов»?
— Мне всегда казалось совершенно непонятным то влияние и распространение, которые они получили. Очевидно, в них есть то, что кажется интересным — правильное или неправильное, хорошее или плохое. Я этого не понимаю. Обычно говорится: «„Протоколы“ поражают тем, что сказанное в них подтвердилось во время революции и после неё», это и считается доказательством их подлинности. Я внимательно прочитал «Протоколы», выписывая все предсказания, которые осуществились, и мне они видятся поразительно слабыми. Например, такой прогноз: новая власть станет контролировать экономику с помощью прогрессивного налога. По-видимому, авторам просто не приходило в голову, что можно национализировать всю промышленность. Ничего не говорилось о земледелии — видимо, идея колхозов и совхозов оказалась за пределами фантазии авторов. Предполагается, что будет подорвано влияние дворянства, но ведь это произошло во время Французской революции (страна, о которой идёт там речь, судя по всему, Франция). Наконец, утверждается: власть окажется в руках евреев. Однако в девятнадцатом веке и без того существовала целая литература, проповедовавшая, что революционная деятельность, с одной стороны, и власть биржи, с другой, приведут к господству евреев над миром. Так что в «Протоколах» я не нашёл ничего принципиально нового в сравнении с уже не раз высказанным.
Кстати, в «Русофобии» нет ни слова о масонах, о всемирном еврейском заговоре. Это действительно ваше убеждение или нежелание впадать в крайности?
— Это действительно моё убеждение, точно так же, как и стремление не впадать в крайности. В истории есть своя логика, она не является набором случайностей, а представляет закономерный, отчасти целенаправленный процесс. Развитие ребёнка во чреве матери — тоже естественный процесс, но никто его не назовёт чьим-то заговором. В истории большие группы людей, не сговариваясь, часто работают в определённом направлении. Мне кажется, механизм таких процессов ещё мало изучен. Пока же получается так, что почувствовав «логичность» истории, люди скатываются к тривиальной концепции заговора.
И всё же создаётся иногда впечатление, что вы «ищете еврея». Взять к примеру описание расстрела царской семьи. У вас Белобородов — Вайсбарт, Голощекин — Шая, плюс — не знаю, какими это подтверждается источниками, — начертанное на стене комнаты, где происходил расстрел, двустишье из стихотворения Гейне о царе Валтасаре, оскорбившем Иегову и убитым за это. Старательно перечисляются еврейские фамилии из сотен людей, руководивших ОГПУ, причастных к разрушению церквей. Не слишком ли вы пристрастны при выборе «отрицательных персонажей?»
— Что значит «ищу еврея»? Я хочу обратить внимание читателя на исключительно большую роль, совершенно непропорциональную его доле в населении, которую радикальное революционное еврейство иногда играло. Относительно Белобородова: я не раз встречал во многих работах упоминание его подлинной фамилии; есть воспоминания одного пленного немца, бывшего в отряде, охранявшем царскую семью (опубликованы в немецком еженедельнике «Семь дней») — в них рассказывается обо всех руководителях Советской власти в Екатеринбурге, упоминается и фамилия Белобородова — Вайсбарт. Двустишие из Гейне приведено в книге Соколова, расследовавшего дело о расстреле царской семьи, в ней даже говорится, что имя Валтасара было изменено на «Валтацар» (по аналогии с царём).
Список начальников отделов ГПУ «эпохи Беломорканала» взят из книги Р. Конквиста, аналогичную картину рисует и Солженицын в «Архипелаге». Наконец, перечень антирелигиозных пропагандистов взят из ходившей в самиздате рукописи покойного украинского академика Белецкого. Все эти работы не имеют никакой национальной направленности.
Однако, вы пишете: «После переворота несколько дней главой государства был Каменев, потом до своей смерти — Свердлов. Во главе армии стоял Троцкий, во главе Петрограда — Зиновьев, Москвы — Каменев. Коминтерн возглавлял Зиновьев, Профинтерн — А. Лозовский (Соломон Дризо), во главе комсомола стоял Оскар Рывкин, вначале — несколько месяцев — Ефим Цетлин и т. д.». А Ленин куда девался? Как вы оцениваете его позицию?
— Ленин был человеком, полностью отдавшим себя революции, и на всё происходившее вокруг он смотрел с этой точки зрения. Таково, в частности, его отношение к нации. Он считал истинным патриотизмом желать поражения в войне своему правительству, при этом он употреблял выражение «революционная национальная гордость». А давайте посмотрим, чем он предлагал гордиться русским: тем, что они, как и другие нации, сумели создать революционный рабочий класс. И кем — Радищевым, декабристами, народовольцами. Но мы не встретим в этом ряду имён Пушкина, Ломоносова, Чайковского, Дмитрия Донского, не говоря уже о Сергии Радонежском.
Нация была консервативной силой, она поддерживала сложившийся миропорядок, была препятствием для революционеров. Не случайно, поэтому, Ленин весьма своеобразно представлял себе предназначение русской нации: «…интернационализм со стороны угнетающей или так называемой „великой“ нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства нации, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в нации фактически». В духе этого изречения шли все выступления по национальному вопросу на XII съезде партии — Сталина, Зиновьева, Яковлева, Бухарина. Все они говорили об опасности великодержавного шовинизма, что его надо беспощадно уничтожать, а в докладе Сталина назывались конкретные мероприятия: когда и какие фабрики перевести в Среднюю Азию, какие в Закавказье. То есть именно тогда был дан толчок явлению, которое, как сейчас мы видим, подвергло Россию, её ресурсы опустошению. О чём бы ни шла речь — будь то мировая революция, поддержка режимов на Кубе или в Эфиопии — ресурсы черпались в основном из России. Теперь уже названы и цифры: 70 млрд. рублей в год, передаваемые ею в союзный бюджет.
Итак, русофобия осталась. В чём же она проявляется сегодня?
— Проявляется гораздо ярче, чем прежде. Раньше я должен был добывать произведения самиздата, эмигрантские произведения, чтобы делать какие-то заключения о происходящих процессах, конечно, с некоторым риском ошибиться. Теперь русофобия заявляет о себе резче и убедительней, так как взгляды высказываются в журналах, имеющих громадный тираж, перепечатываются старые произведения — эмигрантские, самиздатские, приобретающие в связи с новым поворотом истории совершенно иной смысл. Необходимо переосмыслить всю нашу историю, выяснить, что же с нами произошло. Если следовать концепциям, которые породили русофобию, ответ о причинах наших бед сводится к следующему: у русских отягощённый генофонд, а сталинизм — это народное национальное явление. Более того, существует точка зрения, будто коллективизация — результат крестьянской идеологии, и социальной базой Сталина оказалось патриархальное крестьянство; выходит, погубленное крестьянство стало своим собственным убийцей. Ответственность, таким образом, перекладывается с преступников (тех, кто планировал коллективизацию, руководил ею, воспевал её) на их жертвы. Но дело гораздо глубже: мы переживаем кризис, может быть самый тяжёлый за всю нашу историю, и нет уверенности, хватит ли сил пережить его. Нужно собрать все силы, нужна хоть какая-то доля уверенности, какая-то реальная надежда на лучший исход. А если «русская душа — тысячелетняя раба», то надежды не остаётся. Если у нас «отягощённый генофонд», то положение безнадёжное — генофонд изменить нельзя!
