Виктор Темушев - Первая Московско-литовская пограничная война: 1486-1494
Вяземское княжество почти столетие определяло восточную границу Великого княжества Литовского. Эта граница была очень стабильной, т.к. до момента захвата московскими войсками (1493) на вяземском ее участке не известно ни одного изменения.
Сохранение в неприкосновенности Вяземского княжества великим князем литовским было связано во многом с его пограничным положением. Сразу же после присоединения к ВКЛ Вяземского княжества в его пределах начинаются военные действия. Уже в 1406 г., несмотря на существующий литовско-московский союз, «князь великий Василей Дмитриевич московский», а вместе с ним «и князь Иван Михайлович тверский сложиша крестное целование к Витов-ту» собрали большое войско и отправили воевать литовские земли (города Вязьму, Серпейск и Козельск){640}. В 1408 г. поход повторился, и под Вязьмой было заключено перемирие{641}. Москва не признавала власть ВКЛ над Вязьмой. Только собственные внутренние неурядицы не позволили ей продолжить начатую борьбу. Но сразу же после ликвидации внутренней смуты в 1445 г. последовал набег двух татарских царевичей (видимо, Мамутяка и Якуба, перешедших на службу к Василию Темному) на Вязьму, Брянск и другие города. В ответ Казимир Ягайлович направил свое войско на Можайск, а под Суходревом произошло сражение{642}. На время борьба за Вязьму была приостановлена. В 1449 г. был заключен так называемый «вечный» мир, определивший спорные участки литовско-московских границ. Вяземские границы в их число не входили.
Укрепление восточной границы осуществлялось Казимиром путем сохранения старых порядков на недавно присоединенных к ВКЛ землях и уступок наиболее значимым вассальным князьям. Можно уловить определенную тенденцию: чем ближе какие-либо территории находились к границе, тем большей самостоятельностью и привилегиями они обладали.
Отношение центральной власти к вассальным и служебным князьям прошло определенную эволюцию. Согласно традиции, защищаемой перед судом панов-рады в 1495 г. Александром Ходкевичем, он, как племянник бежавшего князя Федора Вельского, имел право на часть отчины изменника, в то время как она «з ласки» господаря была отдана Семену Ивановичу Вельскому{643}. Однако рада решила, во-первых, оставить имения у брата беглеца, а, во-вторых, в будущем «который коли зрадца утечет от господаря челом не ударивши, ни на кого его именья по близкости не спадуть, только на господаря»{644}. Таким образом, в 1495 г. было утверждено радикальное решение — отторжение вотчин князей-беглецов в великокняжескую казну. В 1509 г. был издан специальный «Устав о имениях государских изменников»{645}. При измене отца все его имение отходило к господарю. В воле последнего жаловать или нет имением отца детей изменника. В случае, если один из братьев «зраду вчинит», а их имение еще не поделено, все переходило к господарю. Но если общее имение уже поделено между братьями по «делницам», а один из братьев изменил, то лишь его «делница» отходила в казну, другие владения не затрагивались{646}. Налицо запоздавшая попытка усиления великокняжеской власти над полусамостоятельными литовскими князьями. Можно ли было реализовать эти решения, когда за спиной князей-изменников стояла сила, в тот момент большая, чем у великого князя литовского?
В пограничных спорах Иван III утверждал, что перешедшие на его сторону князья «и наперед сего нашему отцу и нашим прежним великим князем… служили с своими вотчинами»{647}. Даже Вяземские князья были отнесены к числу старых московских слуг: «а из старины князи Вяземские и Мосальские служили предком нашим великим князем и с своими вотчинами, айв старых докончаньех то писано»{648}.
Сразу после присоединения Вяземского и Смоленского княжеств к ВКЛ создается система управления периферийными княжествами и владениями во главе со смоленским наместником. По словам М.К. Любавского, образовавшийся Смоленский повет с московской стороны был окружен «поясом княжеств и владений, отдававшихся в судебно-административном отношении наместникам, причем все эти княжества и владения в Смоленске имели свое военно-политическое средоточение»{649}. Однако далеко не все они подчинялись наместникам. Великокняжеские наместники были в Любуцке и Мценске (Иван Юрьевич Трубецкой), Серпейске, Брянске (Дмитрий Путятич Друцкий), Торопце и некоторых других. Многие города оставались центрами княжеских владений, зависимых от великокняжеской власти. Выявить степень этой зависимости помогают договорные грамоты великого князя литовского и местных князей.
В подчинение смоленскому наместнику попали и вяземские князья, которые после присоединения к ВКЛ были оставлены на своих местах с вотчинами{650}. Со своими боярами и слугами они входили в смоленское ополчение, подчиняясь в военном отношении смоленскому наместнику, и ежегодно платили посощину{651}.
В пределах Вяземского княжества находились владения пришлых князей. Хлепенской волостью Рогачев владел сын Ивана (Яна) Ходкевича{652}, а в непосредственной близости от московской границы обосновались князья Глинские (князь Федор Глинский с братьями){653}. В великокняжеской раде разбирались поземельные споры вяземских князей (дело князя Козловского). Это свидетельствует о том, что центральные власти вмешивались и контролировали земельные отношения княжества.
Как отмечает М.М. Кром, отсутствие договоров литовской великокняжеской власти с вяземскими князьями связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, присоединение Вязьмы к ВКЛ произошло насильственным образом, путем захвата, а во-вторых, сами Вяземские князья не были полностью самостоятельны, находились в вассальной зависимости от смоленских князей, Смоленское же княжество было ликвидировано. С оставленными на своих местах и на своих владениях вяземскими князьями были определены отношения. Они должны были платить посощину, как это делали и Верховские князья{654}. «Кн(я)зю Костянтину Вяземъскому самому посощину на своих людех имати, а давати ему зъ года на годъ по тридцати рублев къ Смоленьску у нашу казну»{655}. Посощина из вяземских земель концентрировалась в Смоленске — административном центре большого региона.
Трудно судить о роли в Вяземском княжестве старшего князя, собиравшего дань для центральной власти со всех местных князей. По-видимому, некоторые князья, имевшие вотчины в Вяземском княжестве, сами отчитывались перед верховной властью (например, Глинские). Вяземское княжество включало владения многих княжеских родов (Бывалицких, Жилинских, Козловских, Крошинских и др.), часто терявшихся в среде мелких собственников и неизвестных даже по именам и отчествам.
Владения некоторых вяземских князей были довольно велики. К началу московско-литовских пограничных конфликтов (благодаря которым и откладывается в источниках большинство сведений о землевладении вяземских князей) старший вяземский князь Михаил Дмитриевич владел своей долей в Вязьме, городом Хлепенем с волостями, волостями Дубровой (с Дубровским двором), Ореховной, Могиленом, Негодином, Миценками, Ждатью{656}. Кроме того, в пользу Михаила Дмитриевича шли торговые пошлины в городе Вязьме и Волочке Вяземском{657}.
Многочисленные владения в Вяземском княжестве имели и князья Крошинские. Волости Тешиновичи, Сукромно, Олховец, Надславль, Отъездец в самом начале войны в 1487 г. были заняты московской стороной.
Характерно, что наиболее обеспеченные в земельном отношении вяземские князья не изменили великому князю литовскому и не перешли на московскую службу. Методичное давление на вяземских князей не привело к ожидавшемуся результату. В конце 1492 г. на сторону Москвы перешел лишь князь Андрей Юрьевич Вяземский, вотчиной которого было единственное село с деревнями на Днепре. Правда, в самой Вязьме князь Андрей владел дворами, собирал пошлины, имел казну и людей{658}. Все владения князя Андрея захватил князь Михаил Дмитриевич Вяземский{659}, но вскоре (зимой 1492/1493 г.) Вязьма была взята большим московским войском (пять полков во главе с Данилом Васильевичем Щеней). По словам летописи, вяземские князья и паны были пленены, приведены в Москву «и князь великш ихъ пожаловалъ ихъ же вотчиною Вязмою и повеле имъ себе служити»{660}.[104]
Однако реальность не соответствовала свидетельству тенденциозного источника. Прежде всего, землевладение местных князей не было оставлено неприкосновенным. По словам В.Б. Кобрина: «Указания на владения вяземских князей в их бывшей вотчине, любезно им пожалованной в конце XV в., к середине XVI в. отсутствуют не почти, а просто полностью»{661}. Вяземские князья были распылены по территории всего Российского государства и числились по Переяславль-Залесскому, Романовскому (Пошехонскому), Белозерскому, Костромскому, Кашинскому и Сурпуховскому уездам{662}. Что касается вяземских панов, то лишь некоторые из них сохранили свои владения в бывшем Вяземском княжестве (Маршалковы, Волженские, Коковинские, Здешковские, Лосминские). Но и они приобрели статус помещиков{663}. Фамилии коренного вяземского происхождения вычислялись В.Б. Кобриным по их польскому корню (Маршалковы) либо по географическим ориентирам (Волженские, Коковинские, Здешковские, Лосминские — Волженская волость, Коковинский и Коков станы, река Коковинка, село Издешково, р. Лосмина, или Лосьминка и Лосьминский стан). Вывод В.Б. Кобрина однозначен: «Вяземский уезд в XVI в. — край чисто поместного землевладения»{664}. Тенденция превращения Вяземского княжества в край поместного землевладения, очевидно, отражает последовательную политику московских властей. Довольно долго сохранялась опасность утраты пограничного региона, тем более что на своих местах оставались прежние землевладельцы. Насаждение поместного землевладения с одновременной ликвидацией местного вотчинного явно свидетельствовало о стремлении прочно закрепиться в недавно присоединенном регионе. Политически ненадежные вяземские землевладельцы, многие из которых были насильно приведены к присяге, не могли служить опорой московской великокняжеской власти.
