Юрий Мухин - Человеческий фактор
И. Е. Петров
Второй пример творчества я хотел бы привести из уже обильно цитированных воспоминаний К. К. Рокоссовского.
Кстати, он написал книгу в очень интересной манере. С одной стороны она почти научна, в ней очень много обобщений опыта войны и мыслей о войне. Если у Жукова в мемуарах сплошной надрыв и его личный героизм и гений, то у Рокоссовского книга очень спокойна, в ней нет истерики даже в описании тяжелейших моментов (а Рокоссовский ведь сражался от выстрела до выстрела, был тяжело ранен). У него все всегда нормально. Да, положение тяжелое, но ведь он солдат — чего кричать, дело обычное, привычное. И все прекрасно — подчиненные прекрасные, население встречало прекрасно, и т. д. Практически ни о ком нет ни единого плохого слова. Но…
Но он дает много фактов как бы говоря читателю: «Кто потрудился их понять, тому и без моих слов все станет ясно».
К примеру Рокоссовский вводит нас в курс дела:
«В середине января по решению Ставки Верховного Главнокомандования на разных участках советско-германского фронта было предпринято новое наступление. Войска Западного фронта тоже продолжали наступательные действия. И мы в них участвовали, но теперь уже не на правом, а на левом крыле фронта. 10-я армия, которой командовал генерал Ф. И. Голиков, переживала тяжелые дни. Немцы не только остановили ее, но, подбросив силы на жиздринском направлении, овладели Сухиничами — крупным железнодорожным узлом. Пути подвоза войскам левого крыла фронта, выдвинувшегося далеко вперед, в район Кирова, были перерезаны.
Управление и штаб 16-й армии получили приказ перейти в район Сухиничей, принять в подчинение действующие там соединения и восстановить положение.
Передав свой участок и войска соседям, мы двинулись походным порядком к новому месту. М. С. Малинин повел нашу штабную колонну в Калугу, а мы с А. А. Лобачевым заехали на командный пункт фронта.
Здесь нас принял начальник штаба В. Д. Соколовский, а затем и сам командующий.
Г. К. Жуков ознакомил с обстановкой, сложившейся на левом крыле. Он предупредил, что рассчитывать нам на дополнительные силы, кроме тех, что примем на месте, не придется.
— Надеюсь, — сказал командующий, — что вы и этими силами сумеете разделаться с противником и вскоре донесете мне об освобождении Сухиничей.
Что ж, я принял эти слова Георгия Константиновича как похвалу в наш адрес…
От Ф. И. Голикова 16-й армии передавались 322, 323, 324 и 328-я стрелковые дивизии и одна танковая бригада вместе с участком фронта протяженностью 60 километров. Из наших старых соединений, с которыми мы сроднились в боях под Москвой, получили только 11-ю гвардейскую».
И дальше у Рокоссовского все прекрасно; командующие соседними армиями оказались однофамильцы Поповы — очень хорошо и т. д.
Но оцените издевательскую суть приказа Жукова. По нормам той войны, полнокровной стрелковой дивизии в наступление давался участок фронта в 1,5—3 км. С теми силами, что Жуков выделил Рокоссовскому для этого наступления, участок фронта у него должен был быть максимум 15 км, а не 60! Более того, дивизия в обороне должна была занимать участок фронта в 6—14 км, т. е., наличных сил даже для обороны едва хватало. Но Рокоссовский истерики не устраивает и не требует дать ему резервы:
«Поставленная фронтом задача не соответствовала силам и средствам, имевшимся в нашем распоряжении. Но это было частым тогда явлением, мы привыкли к нему и начали готовиться к операции…»
Еще один момент. Вы знаете, что немцы под Москвой при отступлении сжигали все жилье. Делали они это из военной целесообразности. В лютые морозы в поле, в окопах воевать практически невозможно.
Мой дед рассказывал, как один ретивый проверяющий генерал заставил батальон их дивизии зимним утром взять ненужную высотку. Немцы подпустили батальон, а потом пулеметным огнем заставили залечь и не давали поднять головы. В сумерках посланная разведка сообщила, что весь батальон, и раненные, и живые, превратился в лед. Командир батальона, который, как и полагается, находился сзади наступающих рот и под огонь немецких пулеметов не попал, узнав эту новость, застрелился. Генерал сказал, что он слабак… Дивизия звания гвардейской не получила, так как доклад проверяющего генерала был отрицательным.
Но вернемся к Сухиничам. В городе укрепилась формально окруженная нашими заслонами вновь прибывшая из Франции пехотная дивизия под командованием немецкого генерала фон Гильса, и плевать она хотела на те 4 дивизии, которые Жуков вручил Рокоссовскому. Ведь эти дивизии участвовали в наступлении зимы 1941 г., прошли с боями более 300 км и именно их немцы погнали обратно и выбили из Сухиничей. В этих дивизиях почти не было людей.
Немцы сидели в теплых домах, блиндажи и огневые точки у них были в теплых подвалах — чего им было бояться русских, наступающих по голым промерзшим полям, русских, которых они только что разгромили? У них был аэродром и им доставляли все необходимое для удержания плацдарма, не дающего нам использовать железную дорогу.
И Рокоссовский делает следующее. Он «покупает» немцев на их техническом превосходстве над нами. У немцев ведь была мощная радиосвязь и, в том числе, в каждой дивизии — рота радиоразведки. Рокоссовский приказал, чтобы переезжавшая к фронту колона его штаба вела открытые переговоры так, как будто к Сухиничам передислоцируется не штаб 16-й армии, а вся 16-я армия, все ее дивизии. По довоенным нормам в общевойсковой армии РККА полагалось иметь 12—15 дивизий. Для одной немецкой дивизии силы все же несоизмеримые. И когда артиллеристы Рокоссовского стали пристреливаться по целям в Сухиничах, а его жалкие войска стали обозначать свое присутствие на исходных позициях, немцы не выдержали и ночью прорвались из города, не дожидаясь штурма.
Чтобы немцы не очухались и снова не взяли Сухиничи, а они впоследствии непрерывно делали такие попытки, Рокоссовский немедленно переместил туда свой штаб.
«Везде следы поспешного бегства. Улицы и дворы захламлены, много брошенной немцами техники и разного имущества. Во дворе, где размещался сам фон Гильс, стояла прекрасная легковая автомашина. В полной исправности, и никаких «сюрпризов». Вообще в городе мы нигде не обнаружили мин. Вряд ли можно было поверить, что гитлеровцы пожалели город. Они просто бежали без оглядки, спасая свою шкуру. Им было не до минирования».
И конечно:
«В Сухиничах штаб и управление устроились прекрасно… Гражданское население относилось к нам прекрасно». (В Сухиничах Рокоссовский и был тяжело ранен.)
Но характерный штрих к портрету Жукова. Когда Рокоссовский доложил в штаб фронта, что Сухиничи взяты, Жуков не поверил и лично перезванивал и переспрашивал. В чем дело? Ведь он приказал взять Сухиничи и Рокоссовский их взял. К чему же такое недоверие? Рокоссовский об этом молчит, а ведь нет другого ответа — Жуков был уверен, что с теми силами, что он вручил Рокоссовскому, Сухиничи взять нельзя. И он, давая Рокоссовскому приказ на взятие Сухиничей, фактически приказывал принести в жертву советских солдат, чтобы только отчитаться перед Сталиным, что Жуков, дескать, «принимает меры», Рокоссовский, дескать, «не хочет воевать».
Военное мастерство
Мне могут возразить — а можно ли было вообще проявлять творчество на месте Г. К. Жукова в условиях, когда на Москву наступали превосходящие силы немцев? Может быть затыкать «дыры» резервами — это и был единственно правильный полководческий путь в таких условиях?
Прежде чем привести примеры того, как в таких условиях действовали по-настоящему зрелые полководцы, давайте скажем пару слов о принципах действия полководца, ведущих к победе.
Шаблонов у полководцев не бывает, как и у любого человека, отвечающего перед Делом. Но есть несколько проверенных способов победы, против которых, образно говоря, как против лома — нет приема.
Оборона и наступление. Опыт показывает, что если противоборствующая сторона подготовила себе оборону (отрыла окопы, укрытия, пристрелялась, поставила мины и т. д.) и заняла ее, то даже грамотный и сильный атакующий противник будет иметь в 3 раза больше потерь, чем обороняющийся. И сил для наступления ему надо в 3 раза больше, а порою — значительно больше.
Это надо знать, чтобы понять, к примеру, почему немецкий генерал Гильс бросил Сухиничи. Четыре наши ослабленные дивизии против его полнокровной дивизии, сидевшей в обороне, составляли всего 1,5-2 кратный перевес — пустяки. Но вся 16-я армия Рокоссовского, как Гильс ее себе представлял, составляла, как минимум, 5-6 кратный перевес. Согласно военной науке его окруженная дивизия подлежала полному уничтожению, поэтому он ее и отвел.
