Сергей Платонов - Русская история
Падение тушинского и московского правительств
Несмотря на обращение тушинцев к королю, в Тушине продолжались смуты. Оно пустело, ему грозили и войска Скопина-Шуйского, подошедшие тогда к Москве, и Вор из Калуги. Наконец, Рожинский, не имея возможности держаться в Тушине, ушел к Волоколамску и сжег знаменитый Тушинский стан, а его шайка скоро распалась, так как сам он умер в Волоколамске.
Тушино уничтожилось, в Москву пришли войска, приехал Скопин-Шуйский; эти события хорошо повлияли на москвичей: они ликовали. Их радости не мешало то, что один сильный враг был у Смоленска, другой сидел в Калуге, что общее положение было так же сложно и серьезно, как и раньше. Шуйский праздновал падение Тушина, народ – прибытие Скопина. Молодой, блестящий воевода (Скопину было тогда двадцать четыре года) Михаил Васильевич Скопин-Шуйский пользовался замечательною любовью народа. По замечанию Соловьева, он был единственною связью, соединявшей русских с В.И. Шуйским. В Скопине народ видел преемника царю Василию; он терпел дядю ради племянника, надеясь видеть этого племянника своим царем. Есть слухи, что Ляпунов еще при жизни царя Василия предлагал престол Скопину, когда тот был в Александровской слободе, и что это способствовало будто бы охлаждению Шуйского к Скопину, хотя Скопин и отказался от этого предложения. Восстановить личность Скопина-Шуйского и определить мотивы народной к нему любви мы не можем, потому что мало сохранилось известий об этом человеке и личность его оставила после себя мало следов. Говорят, что это был очень умный, зрелый не по летам человек, осторожный полководец, ловкий дипломат. Но эту замечательную личность рано унесла смерть, и судьба, таким образом, очень скоро разрушила связь Шуйского с народом. Скопин умер в апреле 1610 года, и народная молва приписала вину в этом Шуйским, хотя, может быть, и несправедливо.
Над войском Скопина-Шуйского стал воеводою брат царя Василия – Дмитрий Шуйский, надменный, неспособный, пустой и мелочный человек, изнеженный щеголь. Он двинулся на освобождение Смоленска, встретился у деревеньки Клушино с шедшим к нему навстречу искусным и талантливым польским гетманом Жолкевским и был им разбит наголову (в конце июня 1610 года). Это клушинское поражение решило судьбу Шуйского. Жолкевский от Клушина быстро шел к Москве, завладевая русскими городами и приводя их с большой дипломатической ловкостью к присяге Владиславу. В это же время, прослышав об исходе Клушинской битвы, двинулся к Москве и Вор со своими толпами, опередил Жолкевского, и когда тот был еще в Можайске (верст за сто от Москвы), Вор уже стоял под самою Москвою, в селе Коломенском. Положение Шуйского вдруг стало так плохо, что он даже думал вступить в переговоры с Жолкевским о мире, но не успел: не прошло и месяца с Клушинской битвы, как царь Василий Иванович уже был сведен с царства.
Тотчас после кончины Скопина-Шуйского Прокопий Ляпунов явно восстает против царя Василия, думает о том, как бы ссадить его с престола, засылает своих приятелей в Москву, чтобы агитировать там о свержении царя. Но в Москве все оставалось спокойным до тех пор, пока москвичи не узнали об исходе Клушинского сражения. Когда же возвратился в Москву Дмитрий Иванович Шуйский, Москва взволновалась – был «мятеж велик во всех людях», повествует летописец, «подвигошася на царя». Москвичи поняли, что Клушино поставило их в безвыходное положение, и всю вину в этом возлагали на Шуйских, больше же всего – на царя Василия. В народе стали говорить, что он, государь, несчастлив, что «из-за него кровь многая льется». И прежде не особенно народ любил Шуйского, а теперь прямо вооружился против него, не желая более терпеть его и его родню, из которой только Михаил Васильевич Скопин и пользовался народной симпатией. Когда подошел к Москве Вор и пришли вести, что Жолкевский идет на Москву, волнение в Москве еще более возросло. Московские люди у Данилова монастыря съезжались с воровскими людьми из Коломенского, беседовали с ними о делах и убеждали оставить своего тушинского царька, говоря, что тогда и они оставят Шуйского, соединятся в одно, вместе выберут царя и вместе будут стоять против врагов Русской земли – ляхов. Хотя этим широким планам не суждено было сбыться и хотя воры не отстали от своего Лжедимитрия, тем не менее москвичи от слов против царя Василия очень скоро перешли к делу против него же.
Настроением москвичей воспользовались приятели Ляпунова. 7 июля 1610 года Захар Ляпунов с толпою своих единомышленников пришел во дворец к Шуйскому и просил его оставить царство, потому что из-за него кровь льется, земля опустела, люди в погибель приходят. Шуйский ответил твердым отказом. Тогда Ляпунов и прочие, бывшие с ним, ушли из дворца на Красную площадь, где уже собрался народ, узнав, что в Кремле происходят какие-то необычайные вещи. Скоро Красная площадь не могла вместить всего народа, прилившего туда. Все сборище поэтому перешло на более просторное место, за Москву-реку, к Серпуховским воротам. Туда приехали патриарх Гермоген и много бояр, говорили о свержении Шуйского и, несмотря на протесты Гермогена и некоторых бояр, решили «ссадить царя». Во дворец отправился князь Воротынский и от народа просил Шуйского оставить царство. Шуйский покорился, уехал из дворца в свой старый боярский дом и тотчас же стал хлопотать о возвращении престола, устраивать интриги; и чтобы окончательно отнять у него возможность достигнуть власти, его постригли в монахи «насильством», так что патриарх не хотел и признавать его пострижения.
Третий период смуты: попытки восстановления порядка
Москва лишилась правительства в такую минуту, когда крепкая и деятельная власть была ей очень необходима. Враги подходили к стенам самой Москвы, владели западным рубежом государства, занимали города в центральных и южных областях страны. С этими врагами необходимо было бороться не только за целость государственной территории, но и за независимость самого государства, потому что успехи врагов угрожали ему полным завоеванием. Нужно было скорее восстановить правительство; это была такая очевидная истина, против которой никто не спорил в Московском государстве. Но большое разногласие вызывал вопрос о том, как восстановить власть и кого к ней призвать. Разные круги общества имели на это разные взгляды и высказывали разные желания. От слов они переходили к действию и возбуждали или открытое народное движение, или тайную кружковую интригу. Ряд таких явных и скрытых попыток овладеть властью и создать правительство составляет главное содержание последнего периода смуты и подлежит теперь изучению.
Среди многих попыток этого рода три в особенности останавливают внимание. В первую минуту после свержения Шуйского московское население думало восстановить порядок признанием унии с Речью Посполитою и поэтому призвало на московский престол королевича Владислава. Когда власть Владислава выродилась в военную диктатуру Сигизмунда, московские люди пытались создать национальное правительство в лагере Ляпунова. Когда же и это правительство извратилось и, потеряв общеземский характер, стало казачьим, последовала новая, уже третья попытка создания земской власти в ополчении князя Пожарского. Этой земской власти удалось наконец превратиться в действительную государственную власть и восстановить государственный порядок.
Избрание Владислава
Шуйского москвичи удалили, не имея никого в виду, кем бы могли его заместить, и положение Москвы, очень трудное в ту минуту, осложнилось от этого еще более. Присягнули временно Боярской думе, ибо помимо ее некому было и присягнуть. Но это новое правительство имело также мало сил и средств, как мало имел их Шуйский. А около Москвы стояли по-прежнему два врага, и по-прежнему Московскому государству с обеих сторон было тесно. Сперва Москва полагала, что ей возможно будет избрать царя правильным выбором, «согласившись со всеми городами, всею землею». Но правильного выбора невозможно было устроить, потому что для созвания Собора надо было время, а враги – поляки и воры – не стали бы ждать этого Собора и завладели бы бессильной Москвой. Было невозможно выбирать того, кого захотелось бы выбрать, а надо было выбирать одного из двух врагов-претендентов – Владислава или Вора, иначе Москва погибла бы непременно. Находясь перед такой дилеммой, москвичи не знали, что делать, и рознь появилась между ними. У разных общественных слоев ясно проявились в этом деле разные вкусы. Патриарх и духовенство хотели русского царя, но Гермоген указывал на молодого Михаила Федоровича Романова, а прочие духовные более других хотели князя Василия Васильевича Голицына. Мелкий московский люд, служилый и тяглый, как и патриарх, стояли за Романова; знать желала Владислава – отчасти потому, что не хотела пустить на престол боярина, помня неудачные в разных отношениях опыты бояр-царей Бориса и Шуйского, отчасти потому, что ожидала от Владислава льгот и милостей, а главнее всего, потому, что привыкшая уже к переворотам московская чернь не скрывала своих симпатий к Вору, который был врагом московского общественного порядка вообще и боярства в частности. Торжество Вора было бы горше всего для боярства не в одном только политическом отношении, поэтому оно и боялось больше всего переворота в его пользу, а произвести такой переворот в ту минуту чернь была в состоянии.
