Агафий Миринейский - О царствовании Юстиниана
Если же тот не совершил никакого проступка по отношению к вверенному ему ребенку, а, наоборот, его государство даже тогда, когда он кормился грудью, весьма надежно прикрывалось, защищалось и охранялось попечителем, то за это скорее нужно хвалить его благородство, чем поступок Аркадия. Но об этом пусть каждый судит, как ему заблагорассудится. Исдигерд же в течение двадцати одного года своего правления никогда не предпринимал войны против римлян, не совершил никакого другого неприязненного действия и навсегда остался благожелательным и миролюбивым; [неизвестно], произошло ли это случайно или действительно из уважения к общечеловеческим нормам и к опекаемому.
27. Когда он умер, Вараран, сын, став у власти, выступил против римлян, но так как полководцы, бывшие на границах, приняли его дружественно и кротко, то он тотчас отступил, не начав войны с пограничными жителями и не причинив никакого вреда их полям. После двадцатилетнего царствования он передал власть Исдигерду, одному из своих сыновей, который правил семнадцать лет и четыре месяца. После него был объявлен царем Пероз, муж безрассудно смелый и воинственный и к тому же тогда исполненный горделивыми мыслями. Суждениями осмотрительными и осторожными он отнюдь не обладал, но больше было в нем заносчивости, чем благоразумия. Он погиб в походе против эфталитов не столько, полагаю, вследствие силы врагов, сколько вследствие собственного безрассудства. Когда ему подобало осторожно продвигаться по неприятельской стране, предвидя скрытые засады и заранее остерегаясь их, он, пренебрегая этим, быстро попал в засаду, в ямы и рвы, которые были вырыты на равнине на огромном пространстве и предназначены для засады, и бесславно окончил свою жизнь на двадцать четвертом году царствования, побежденный гуннами (ибо эфталиты – гуннское племя).
Пришедший к власти его брат Валас не совершил в войнах и сражениях ничего достойного упоминания, не только потому, что он был кроток и мягок нравом и не очень приспособлен для насильственных нападений и организации враждебных действий, но также и потому, что пережил его на короткое время. Его царствование продолжалось только четыре года. После него Кавад, сын Пероза, завладев властью у персов, провел много войн против римлян, получил много трофеев [в войнах] против соседних варваров, проводя все свое время в тревогах и опасностях По отношению к подданным он был суров и несговорчив, весьма склонен к ниспровержению установленного, к изменению образа жизни и ниспровержению старых обычаев, говорят, что им был издан закон, по которому устанавливалась общность жен для мужчин, не по идеям, как полагаю, Сократа и Платона и не по задуманному ими общественному идеалу, но чтобы каждому было позволено иметь дело с какой захочет и пользоваться ее благосклонностью, даже если она обвенчана и вышла замуж за другого.
28. Итак, он часто в этом беззаконно погрешал: естественно, сатрапы открыто негодовали и считали этот позор нетерпимым. Это обстоятельство явилось причиной заговора и лишения его власти. Организовав заговор и восстав поголовно, они лишили его царской власти на одиннадцатом году правления и бросили в крепость забвения, а царскую власть передали Замасфу, который также был сыном Пероза и пользовался репутацией кротости и справедливости. Поэтому они решили, что все у них хорошо устроено и что в дальнейшем в общественной и частной жизни они будут жить легко и удобно. Но Кавад немного спустя убежал или, как говорит Прокопий, вследствие хитрости, примененной женой, предпочитавшей самой умереть вместо него, или использовав другой способ; так или иначе, он вырвался из тюрьмы и убежал к эфталитам в качестве просителя их царя. Тот, взвесив мысленно различные внезапные превратности судьбы, принял его весьма благосклонно, не переставал его утешать, устраняя подавленность духа прежде всего ласковыми словами, соответствующим убеждением направляя его мысль к лучшему, к этому добавляя роскошную трапезу, часто провозглашая здравицу в честь его, одаряя роскошными одеждами и выполняя все обязанности гостеприимства. Немного спустя даже дочь его вышла замуж за гостя. Дав ему войско, достаточное для похода, отослал к своим, чтобы он восстановил прежнее свое благополучие, уничтожив противников. Людские дела обычно расстраиваются происшествиями, противными задуманным планам. Нечто подобное случилось и теперь. Участь Кавада колебалась между различными, самыми противоположными крайностями и притом в достаточно короткий промежуток времени. Ибо из царя он сделался сначала подсудимым узником, а когда ускользнул из темницы – беглецом и просителем, из просителя же и чужестранца – зятем царя и его интимнейшим другом. Скоро, вернувшись к отечественным обычаям, он возвратил [себе] верховную власть без труда и опасностей, как бы никем не занятую и переходящую по наследству, как бы никогда ее не лишаясь. Ибо Замасф добровольно оставил царский трон и предпочел оставить верховную власть, пользуясь ею в течение четырех лет, отказаться от роскоши и честолюбия, предпочитая власти частную жизнь, соединенную с безопасностью, и, таким образом, предупредил неизбежность [добровольным решением]. Кавад же, сделавшись могущественнее прежнего, был верховным властителем еще 30 лет сверх одиннадцати, так что он правил, облеченный царской властью, в течение сорока одного года.
29. Все, что с ним случилось в первый и последующий периоды его царствования, обстоятельно изложено в исторических трудах древними учеными. А то, что пропущено древними, а я считаю достойным знания и упоминания, хорошо будет добавить. Каждый может удивляться, что в это время у римлян и персов происходило нечто одинаковое, как будто бы случайно в каждом из государств неблагоприятный поворот судьбы поразил государя. Очень незадолго до этого и Зинон Исавриец, римский император, называемый раньше Тарасикодиссой, вследствие заговора, организовавшего против него Иллом, Василиском и Кононом, а в особенности благодаря поддержке его Вериной, был лишен власти, изгнан и с трудом спасся в Исаврии. Но затем снова возвратился на царский трон, умертвив Василиска, который был тираном не более двух лет. Отняв у него знаки царского достоинства, снова возвратил императорскую власть и, управляя всем не очень долгое время в этом [достоинстве], покинул жизнь. В то же самое время Непот, император Запада, был поражен подобными и еще большими несчастиями, ибо, обманутый Орестом, он бежал из Италии, сбросив пурпур, никогда его уже не надевал и погиб, живя частным лицом. Так неожиданные перемены постигали в то время могущественнейших властителей. Пусть причины этого вскроют те, кто привык исследовать скрытые начала неизвестного, и пусть скажут, что желают. Мне же нужно возвратиться туда, откуда я начал. Когда умер Кавад, в пятый год царствования Юстиниана, пресловутый Хосров, который пользуется у нас величайшей известностью, получил отцовскую власть и совершил многие великие дела; некоторые из них описаны Прокопием; об остальных я частично уже говорил. А чтобы непрерывная последовательность времени соблюдалась точнейшим образом, я скажу сейчас только то, что в сорок восемь лет своего правления он прославился многими победами и показал себя таким, каким не был никто из бывших раньше царей, если сравнить его с ними, даже если вспомнить о Кире, сыне Камбиза, или Дарий Гистаспе, или о том Ксерксе, который сделал море проходимым для лошадей, а горы – для кораблей. Однако каким бы он ни был, конец его жизни был бесславным и жалким и конец его жизни совершенно не походил на прежние его деяния. В то время он находился около гор Кардухов и перешел в селение Таману по причине жаркого времени и тамошнего умеренного климата. Маврикий же, сын Павла, назначенный Тиверием Константином, римским императором, главнокомандующим восточными войсками, внезапно вторгся в Арахианскую землю, бывшую соседней и пограничной с данным селением, и беспрерывно все опустошал и грабил. Перейдя же течение реки Сирмы, продвинулся еще дальше и все встречающееся разграблял и сжигал. Итак, когда Маврикий все до основания ниспровергал и опустошал, Хосров (он находился недалеко и настолько недалеко, что мог видеть поднимавшееся пламя) не вынес вида неприятельского огня, как будто никогда раньше его не видел. Пораженный одновременно стыдом и страхом, он не вышел навстречу, не защищал своего, но скорбел о случившемся сверх меры и, как бы оставив всякую надежду, вследствие своего горя впал в тяжелую неизлечимую болезнь. Доставленный на носилках с большой скоростью в Селевкийские и Ктезифонийские дворцы, причем его отступление напоминало бегство, немного спустя он умер.
30. Не знаю, какой охвативший меня порыв речи, вдохновленной, как полагаю, достопримечательностью события, привел к такому безрассудству, что, оставив описание очередных событий, я начал вспоминать о гораздо более отдаленных.
