Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории
Как именно тайной полиции следовало поступать с «врагами народа», подробно изложено в распоряжении для местных управлений НКВД: «Согласно постановлению Центрального Комитета, начиная с 1937 года, НКВД уполномочен в случае необходимости применять силу. Широко известен тот факт, что долгое время представители буржуазии и интеллигенции применяли радикальные меры по отношению к представителям социалистического пролетариата. Возникает вопрос: отчего же теперь органы социалистической власти должны вести себя более человечно по отношению к обезумевшим приверженцам буржуазии, к заклятым врагам рабочего класса и колхозного крестьянства?»
Несложно догадаться, каким образом подобные произвольные аресты, пытки и убийства повлияли на боевой дух советских вооруженных сил; особенно они сказались на производстве экспериментальных самолетов – отрасли, в которой какого-либо прогресса можно достичь только методом проб и ошибок. «Разумеется, – отмечает Марк Галлай, – когда на тебя давят со всех сторон, инициативы ждать не приходится… Во времена сталинского террора каждый боялся допустить ошибку».
До нашего времени сохранились записи Геббельса о том, как Гитлер отзывался о сталинских чистках в 1937 году: «Должно быть, у Сталина с головой не все в порядке, – говорил фюрер, – не вижу других объяснений этому кровавому режиму»16. Сам Гитлер действительно на заре своей карьеры подобных поступков не совершал. Напротив (см. главу 3), когда он только пришел к власти, то научился работать с теми генералами, кто уже занимал руководящие должности до него. Даже когда в конце 1930-х годов ему представилась возможность устранить некоторых генералов, все еще недостаточно преданных идеям нацизма, фюрер попросту сделал так, чтобы те сами ушли в отставку, а он наградил их пенсией, а не пулей в голову17.
Однако нацисты судили о том, что у Сталина «с головой не все в порядке» не только по чистке в рядах Красной Армии. Жертвами маниакальной паранойи стали даже члены его собственной семьи: два шурина подверглись аресту и расстрелу, две свояченицы попали в тюрьму. Третий шурин, Павел Аллилуев, умер (по одной из версий причиной смерти стало отравление) в первый же день работы в Кремле в ноябре 1938 года. «В этом – весь он, – рассказывает Кира, дочь Павла Аллилуева и племянница Сталина. – “Сталин” означает “сталь”». (Действительно, урожденный Иосиф Джугашвили последовал примеру других идеологических лидеров коммунистической партии и взял псевдоним в соответствии со своим «стальным» характером.) Как объясняет Кира, «у него было сердце из стали… Наверное, он намекнул кому-то из своих подчиненных, что нужно избавиться от папы, потому что тот постоянно пытался спорить со Сталиным и настаивал на освобождении заключенных. Наверное, Сталин устал от этих постоянных препирательств… Конечно, он знал, что отца арестовывать не за что. Доказать маме, что ее муж – “враг народа”, он тоже не мог. Вот и устранил его другим способом».
Кира вместе со всей семьей частенько гостила на даче Сталина, где не уставала удивляться тому, как этот человек меняется в кругу близких. «Он обожал моего младшего брата – называл его “грибочком”, сажал к себе на колени и мило беседовал с малышом… Меня никогда не заставляли есть то, чего мне не хотелось. Он всегда строго распоряжался: “Оставьте девочку! Не хочет – не надо ее заставлять!”»
Но после смерти отца отношения Киры и ее овдовевшей матери со Сталиным в корне изменились: «Он стал вести себя странно. Старался держаться от нас подальше. В последний раз мы виделись с ним в 1939 году… Нам после смерти папы пришлось тяжело, мы чувствовали себя персонажами из какой-то трагедии Шекспира». Обе женщины впоследствии попали в тюрьму безо всяких на то оснований. «Обычным людям не понять: как вообще можно уничтожить собственную семью? Но он обладал воистину безграничной властью. Он был над всеми. Он не замечал ничего вокруг, от окружающих ему нужно было лишь безусловное одобрение. Тот же, кто не соглашался с ним или подвергал сомнению его слова, тут же объявлялся “врагом народа”. Его личным врагом… Вся моя жизнь была испорчена. Муж ушел от меня – его родители сказали ему, что он угодит в тюрьму вслед за мной. Я вышла замуж еще раз, но слишком поздно… Детей было уже поздно заводить. Вся жизнь пошла прахом. И что мне оставалось делать? Тогда я решила смотреть на все оптимистично. Просто жила дальше. Прошлое не вернуть и не изменить».
Разумеется, какими бы ужасными ни были эти личные драмы советских людей, они не давали нацистам никаких оснований считать, будто Сталин привел Советский Союз в такое запустение, что страна не сумеет сдержать натиска немецких войск. По сей день продолжаются споры о масштабах чистки Красной Армии: советская военная машина была серьезно ослаблена хаотичным расширением вооруженных сил в довоенные годы и назначением неопытных офицеров на должности, для которых у них не хватало ни знаний, ни умений. Эти чистки усугубили и без того бедственное положение Красной Армии. В 1937–1938 годах более тридцати процентов офицеров были уволены с военной службы. По первоначальным оценкам западных экспертов, в тот период власти арестовали от двадцати пяти до пятидесяти процентов командного состава, но совсем недавно появилась информация о том, что реальное количество произведенных арестов не превышало десяти процентов. Однако цифрами не измерить упадок боевого духа и полное отсутствие инициативы в рядах советских вооруженных сил, все служащие которых прекрасно понимали: малейшая ошибка неизбежно приведет к аресту или даже казни.
Тем не менее, когда летом 1940 года Гитлер вместе со своими генералами начал оценивать перспективы войны с Красной Армией, существовали и более весомые доказательства того, что в грядущем военном конфликте нацисты получат преимущество. Девятью месяцами ранее, в ноябре 1939 года, Красная Армия напала на Финляндию. Сталин планировал насильственным путем присоединить ее территории к Советскому Союзу в качестве Карело-Финской ССР. Теоретически у финской армии не было шансов: ей предстояло встретиться в бою с советскими войсками, обладавшими численным перевесом – соотношение сил составляло практически один к трем. Но все пошло не так, как хотел Сталин. «Бои были просто страшные, – вспоминает Михаил Тимошенко, который сражался на советской стороне в составе 44-й украинской дивизии. – Казалось, будто кто-то взял и отправил наших на смерть, умирать от холода. Мы даже не видели поблизости врагов. Создавалось такое впечатление, словно пули сами летели прямо из лесу».
Красная Армия получила тогда хороший урок того, как немногочисленная и легковооруженная армия может вести эффективную партизанскую войну. «Небольшими группами, по десять-пятнадцать человек, финны пробирались ночью к нашим кострам, давали короткие пулеметные очереди, а затем снова скрывались в лесу… А те, кого мы отправляли на поиски вражеских следов, бесследно пропадали. Финны поджидали их среди деревьев и нападали из засады. Тогда мы поняли, что эту войну нам не выиграть». В результате ряда тактических ошибок, серьезных пробелов в организации управления и снабжения войск Красной Армии, плохой подготовленности командного состава дивизия Тимошенко почти вся погибла или попала в плен. К февралю 1940 года в ней осталось лишь десять тысяч человек – менее половины от начального состава. «Лично я думаю, что тогда произошла какая-то ошибка – до сих пор не вижу смысла в той войне. Иначе зачем они отправили нас туда, где мы не могли сразить врага, где было холодно до ужаса, где многие из нас замерзали до смерти?» Из полка, где служил Тимошенко, в составе которого было четыре тысячи бойцов, уцелели в финскую кампанию лишь человек пятьсот. Советская система поступила в случае этой неудачи, как всегда, – «виновные» командиры были отданы под трибунал. В случае с частью Тимошенко командир дивизии и комиссар полка были расстреляны перед строем. Наконец-то в марте 1940 года было подписано мирное соглашение с Финляндией. Исключительно благодаря численному перевесу Красная Армия «отвоевала» незначительную часть финской территории – ценой жизней ста тридцати тысяч советских солдат.
Даже такой убежденный коммунист, как Михаил Тимошенко, понимал истинное значение подписания Советским Союзом Пакта о ненападении с Германией: «Немцы, разумеется, пришли к выводу, что Красная Армия слаба. И во многих отношениях они были правы». Германский Генеральный штаб тщательно изучил тактику Красной Армии во время советско-финской войны и пришел к незамысловатому, но фатальному для СССР выводу: «Советское “стадо” не сможет устоять перед любой армией с прекрасно организованным руководством»18.
В какой-то мере это объясняет, почему 21 июля 1940 года, почти за две недели до встречи высокопоставленных военных в Бергхофе, Гитлер спросил генерала Альфреда фон Йодля, начальника Штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта, сумеют ли германские войска начать военные действия против Советского Союза уже осенью. Йодль ответил отрицательно: за столь короткий срок невозможно было завершить все необходимые приготовления. И потому подготовку вторжения решили начать летом, а напасть на СССР в следующем году.
