Сергей Данилов - Гражданская война в Испании (1936 – 1939)
Отход республиканцев к Железному поясу ускорялся. Оборона Бискайи дала трещину.
Из Бильбао с мая 1937 года стали уходить пароходы с беженцами. В первую очередь вывозили детей-дошкольников и младших школьников. Часть приняли Франция и Англия (до 4000 человек), часть (5000 детей) — СССР. Соединенные Штаты, демонстрируя преувеличенное уважение к принципам «невмешательства», отказались принять хотя бы одного ребенка, дабы не быть обвиненными в нарушении нейтралитета.
С другой стороны, уничтожение священного города и части гражданского населения временно сплотило басков и повысило их стойкость. Несмотря на введение 27 апреля в сражение итальянских дивизий с новым командующим — отличившимся в Эфиопии генералом Этторе Бастико, несмотря на господство националистов в воздухе, май 1937 года стал лебединой песней сопротивления Бискайи. Войска Солчаги и Бастико двигались вперед еще медленнее, чем в апреле. На помощь Бискайе прибыли подкрепления из Астурии — около десяти пехотных батальонов. В них состояло до 7000 превосходных бойцов-динамитчиков. При всей неприязни религиозных басков к безбожникам-шахтерам, при всех политических колебаниях баскской элиты правительство Агирре не возражало против прибытия астурийцев.
Кое-какую помощь удалось получить из центра. В мае — июне с Мадридского фронта удалось перебросить две истребительные эскадрильи. Оттуда же прибыло несколько военных руководителей с незапятнанной репутацией, отличившихся при обороне столицы и в дни Гвадалахары — полевые командиры Галан, Кристобаль и Нинетти, «Горис» — советский военный советник Горев.
Впрочем, одновременно военное министерство отозвало из Бильбао кастильца и республиканца Льяно де ла Энкомиенду, у которого не сложились отношения с Агирре. Его заменили баском — генералом Гамиром Улибарри, этническое происхождение которого было вполне уместно, но честность и талант которого в отличие от предшественника были под сомнением.
Пока что баскская пехота научилась рыть убежища и укрываться в них. Территорию, уступленную врагу днем, она отбивала в ночных сражениях. Несколько итальянских батальонов у Бермео было окружено басками и с трудом, только через несколько дней, при помощи наваррцев пробило кольцо окружения. Военные летописи Мануэля Аснара пестрят выражениями: «Очень упорное противодействие противника… большие трудности… Гарсиа Валино отходит ночью на исходные позиции…»
Теперь все силы Молы и Солчаги были вовлечены в напряженное сражение. У Республики появился хороший шанс атаковать неприятеля на основных фронтах. Однако весна 1937 года сопровождалась по обе стороны фронта нарастанием внутриполитических страстей. Франко справился при помощи военных трибуналов с их выбросом в считанные дни. В Республике борьба затянулась. Республиканцам суждено было пройти через длительный майский политический кризис, который был вызван прежде всего обострением соперничества между анархистами, коммунистами и социалистами. Заметную роль в нем сыграло и вмешательство СССР в ситуацию в Испании.
Ларго и его приверженцы безусловно ценили советскую военную помощь. Премьер-министр разрешал советским гражданам называть себя «товарищем» и принимал советского посла в любое время. Но вместе с тем кабальеристы считали, что полностью расплатились за помощь золотым запасом и испано-советские отношения должны быть равноправными. Тем временем часть военных советников (Кулик), советский посол в Валенсии Розенберг и руководство интербригад (Марти, ди Витторио) порой вели себя в Республике как в колонии или в государстве-сателлите. Они навязывали военному министерству планы операций, добивались смены неугодных руководителей. Затем по указанию из Москвы они стали открыто требовать запретить «марксистско-ленинскую партию» (ПОУМ), которую в Кремле считали троцкистской организацией.
Постоянные интриги компартии и СССР против маловлиятельного, не опасного Советскому Союзу ПОУМа возмущали Ларго. Ведь ПОУМ был одной из партий, подписавших пакт Народного фронта…
По Республике ходили слухи, доходившие и до премьер-министра, что советские официальные лица, имеющие статус «дипломатических работников» (Орлов-Фельдбин), причастны к тайным арестам и умерщвлению граждан, отрицательно относящихся к компартии и к СССР.
Тревожило и пугало Ларго распространение советско-коммунистического влияния на предприятиях, среди республиканских фронтовых офицеров и даже среди министров. Под этим влиянием оказался ранее верный спутник Ларго, министр иностранных дел Альварес дель Вайо, ставший любимцем советских журналистов и дипломатов, а также испанских коммунистов. В 1937 году Вайо даже стал гостем одного из пленумов ЦК испанской компартии.
Настораживало гордого и строптивого Ларго постоянное повторение коммунистической печатью короткой телеграммы Сталина главе компартии Хосе Диасу, в которой черным по белому значилось: «Дело Испании — не частное дело испанцев, а всего передового и прогрессивного человечества». К «передовому прогрессивному человечеству» советское правительство с 1936 года причисляло себя…
Вряд ли понравилось премьер-министру и его сторонникам и тайное послание Сталина, Молотова и Ворошилова, в котором последние в подозрительно вежливой манере советовали Республике… проводить умеренную внутреннюю политику, не отталкивать крестьянство и городскую мелкую буржуазию.
Послание только ухудшило атмосферу отношений между республиканским правительством и СССР. Во-первых, кастильский простолюдин Ларго не терпел непрошеных советов. Во-вторых, советы из Москвы в корне расходились с линией кабальеристов, стремившихся к «полной победе социализма» и к диктатуре пролетариата, т. е. к избавлению страны от мелкой буржуазии. «Почему мелкие буржуа существуют в нашем тылу? Ведь мы боремся против капитализма», — писала отражающая взгляды Ларго газета «Аделанте». В-третьих, было подозрительно, что правительство, которое у себя в стране осуществило знаменитый «великий перелом» начала 30-х годов и устранило (часто физически) самостоятельное крестьянство и городских собственников, теперь призывает к терпимости и умеренности, к сохранению многоукладной экономики и т. д.
Второе — и последнее послание Сталина «испанскому Ленину» было в сущности еще нелепее. Оно содержало призыв поскорее объединить социалистическую и коммунистическую партии. Чтобы подсластить пилюлю, Сталин заверял Ларго, что является сторонником его дальнейшего пребывания у власти — пусть Ларго возглавит единую пролетарскую партию!
Советские официальные лица — от Сталина до Орлова-Фельдбина, от Берзина и Кулика до экономического советника посольства Сташевского были осведомлены о гордости Ларго и многих испанцев, но упрямо не хотели принимать ее в расчет. Происходило это вероятно потому, что советские официальные лица давно уже жили в стране, где почти не осталось гордых и самодостаточных граждан, где разрушены были понятия о национальной самобытности и государственном суверенитете, вытесненные «пролетарским интернационализмом», где «гибкость», переходившая в угодничество, успела стать прочным жизненным правилом подавляющего большинства.
В Испании коса нашла на камень. (Как мы увидим позже, нечто подобное произошло с самонадеянными фюрером и дуче, слишком рано возомнившими себя хозяевами другой Испании — националистической.)
В Кремле преувеличивали властолюбие Ларго, о котором так много писали советские дипломаты в секретных донесениях. Полагали, что если пригрозить «испанскому Ленину» смещением, то он, конечно, не захочет расставаться с благами власти и ради их сохранения уступит во всем. Рассуждавшие так судили об окружающих по себе…
Многие работники и посетители военного министерства запомнили надолго драматическую сцену между Ларго и советским послом, разыгравшуюся весной 1937 года. Посол потребовал увольнения генерала Асенсио Торрадо — ярого антикоммуниста, тогдашнего правительственного военного консультанта, негативно относившегося к советским офицерам и к СССР в целом. В разговоре принимал участие и Альварес дель Вайо. После двухчасового жаркого спора дверь кабинета, в котором происходила аудиенция, растворилась, и в приемной услышали громкий голос обычно невозмутимого главы правительства:
«Вон отсюда, вон! Вы должны усвоить, сеньор посол, что испанцы бедны и нуждаются в помощи, но мы не позволим, чтобы иностранный посол навязывал волю главе испанского правительства. А вам, Вайо, надлежит не соглашаться с давлением иностранца на вашего премьер-министра, а зарубить себе на носу, что вы — испанец и министр Республики».
Позже в кулуарах премьер жаловался президенту Республики: «Один из министров предал меня. А ведь он — социалист. Он — министр иностранных дел».
