Виктор Гюго - Девяносто третий год

Скамьи, стоявшие внизу, скрадывал полумрак, и сидевшие там в ряд Компе из Уазы, Прюнель, Виллар, епископ, впоследствии ставший членом Французской академии, Бутру, Пти, Плэшар, Боне, Тибодо, Вальдрюш бесцеремонно показывали на Марата пальцем.

-- Смотрите-ка -- Марат!

-- Разве он не болен?

-- Как видно, болен, -- явился в халате.

-- Как так в халате?

-- Да в халате же, говорю.

-- Слишком уж много себе разрешает.

-- Смеет в таком виде являться в Конвент!

-- Что ж удивительного, ведь приходил он сюда в лавровом венке, почему бы не прийти в халате?

-- Медный лоб, да и зубы словно покрыты окисью меди.

-- А халат-то, глядите, новый.

-- Из какой материи?

-- Из репса.

-- В полоску.

-- Посмотрите лучше, какие отвороты!

-- Из меха.

-- Тигрового?

-- Нет, горностаевого.

-- Ну, горностай-то поддельный.

-- Да на нем чулки!

-- Странно, как это он в чулках!

-- И туфли с пряжками.

-- Серебряными.

-- Ого, что-то скажут на это деревянные сабо нашего Камбуласа!

На других скамьях делали вид, что вообще не замечают Марата. Говорили о посторонних предметах. Сантона подошел к Дюссо.

-- Дюссо, вы знаете?

-- Кого знаю?

-- Бывшего графа де Бриенн.

-- Которого посадили в тюрьму Форс вместе с бывшим герцогом Вильруа?

-- Да.

-- Обоих знавал в свое время. А что?

-- Они до того перетрусили, что за версту раскланивались, завидя красный колпак тюремного надзирателя, а как-то даже отказались играть в пикет, потому что им подали карты с королями и дамами.

-- Ну и что?

-- Вчера гильотинировали.

-- Обоих?

-- Обоих.

-- А как они держались в тюрьме?

-- Как трусы.

-- А на эшафоте?

-- Как храбрецы.

И Дюссо добавил:

-- Да, умирать, видно, легче, чем жить.

Барер между тем зачитывал донесение, касающееся положения дел в Вандее. Девятьсот человек выступили из Морбигана, имея полевые орудия, и отправились на выручку Нанта. Редон под угрозой сдачи -- крестьяне наседают. Пэмбеф атакован. Перед Мендрэном крейсировала эскадра, чтобы помешать высадке. Весь левый берег Луары от Энгранда до Мора ощетинился роялистскими батареями. Три тысячи крестьян овладели Порником. Они кричали: "Да здравствуют англичане!" Письмо Сантерра, адресованное Конвенту, которое оглашал Барер, кончалось словами: "Семь тысяч крестьян атаковали Ванн. Мы отбросили их и захватили четыре пушки..."

-- А сколько пленных? -- прервал Барера чей-то голос.

Барер продолжал:

-- Тут имеется приписка: "Пленных нет, так как пленных мы теперь не берем". ["Монитер", т. XIX, стр. 81.]

Марат сидел не шевелясь и, казалось, ничего не слышал, -- он весь был поглощен суровыми заботами.

Он вертел в пальцах бумажку, и тот, кто развернул бы ее, прочел бы несколько строк, написанных почерком Моморо и, очевидно, служивших ответом на какой-то вопрос Марата.

"Мы бессильны против всемогущества уполномоченных комиссаров, особенно против уполномоченных Комитета общественного спасения. И хотя Женисье заявил на заседании 6 мая: "Любой комиссар стал сильнее короля", -- ничего не переменилось. Они карают и милуют. Массад в Анжере, Трюллар в Сент-Амане, Нион при генерале Марсе, Паррен при Сабльской армии, Мильер при Ниорской армии, -- все они поистине всемогущи. Клуб якобинцев дошел до того, что назначил Паррена бригадным генералом. Обстоятельства оправдывают все. Делегат Комитета общественного спасения держит в руках любого генерал-аншефа".

Марат попрежнему теребил бумажку, затем сунул ее в карман и не спеша подошел к Монто и Шабо, которые продолжали разговаривать, ничего не замечая вокруг.

-- Как там тебя, Марибон или Монто, -- говорил Шабо, -- знай, я только что был в Комитете общественного спасения.

-- Ну и что ж там делается?

-- Поручили одному попу следить за дворянином.

-- А!

-- За дворянином вроде тебя.

-- Я не дворянин, -- возразил Монто.

-- Священнику...

-- Вроде тебя.

-- Я не священник, -- воскликнул Шабо.

И оба расхохотались.

-- А ну-ка расскажи подробнее.

-- Вот как обстоит дело. Некий поп, по имени Симурдэн, делегирован с чрезвычайными полномочиями к некоему виконту, по имени Говэн; этот виконт командует экспедиционным отрядом береговой армии. Следовательно, надо помешать дворянину вести двойную игру, а попу изменять.

-- Все это очень просто, -- сказал Монто. -- Придется вывести на сцену третье действующее лицо -- Смерть.

-- Это я возьму на себя, -- сказал Марат.

Собеседники оглянулись.

-- Здравствуй, Марат, -- сказал Шабо, -- что-то ты редко стал посещать заседания.

-- Врач не пускает, прописал мне ванны, -- ответил Марат.

-- Бойся ванн, -- изрек Шабо, -- Сенека умер в ванне.

Марат улыбнулся.

-- Здесь, Шабо, нет Неронов.

-- Зато есть ты, -- произнес чей-то рыкающий голос.

Это бросил на ходу Дантон, пробираясь к своей скамье. Марат даже не оглянулся.

Наклонившись к Монто и Шабо, он сказал шопотом:

-- Слушайте меня оба. Я пришел сюда по важному делу. Необходимо, чтобы кто-нибудь из нас троих предложил Конвенту проект декрета.

-- Только не я, -- живо отказался Монто, -- меня не слушают, я ведь маркиз.

-- И не я, -- подхватил Шабо, -- меня не слушают, я ведь капуцин.

-- И меня тоже, -- сказал Марат, -- я ведь Марат.

Воцарилось молчание.

Когда Марат задумывался, обращаться к нему с вопросами было небезопасно. Однако Монто рискнул:

-- А какой декрет ты хочешь предложить?

-- Декрет, который карает смертью любого военачальника, выпустившего на свободу пленного мятежника.

-- Такой декрет уже существует, -- прервал Марата Шабо. -- Его приняли еще в конце апреля.

-- Принять-то приняли, но на деле он не существует, -- ответил Марат. -- Повсюду в Вандее участились побеги пленных, а пособники беглецов не несут никакой кары.

-- Значит, Марат, декрет вышел из употребления.

-- Значит, Шабо, надо вновь ввести его в силу.

-- Само собой разумеется.

-- Об этом-то и требуется заявить в Конвенте.

-- Совершенно необязательно привлекать к этому делу весь Конвент, достаточно Комитета общественного спасения.

-- Мы вполне достигнем цели, -- добавил Монто, -- если Комитет общественного спасения прикажет вывесить декрет во всех коммунах Вандеи и накажет для острастки двух-трех виновных.

-- И при том не мелкую сошку, -- подхватил Шабо, -- а генералов.

-- Пожалуй, этого хватит, -- произнес вполголоса Марат.

-- Марат, -- снова заговорил Шабо, -- а ты сам скажи об этом в Комитете общественного спасения.

Марат посмотрел на него таким взглядом, что даже Шабо поежился.

-- Шабо, -- сказал он, -- Комитет общественного спасения -- это Робеспьер. А я не хожу к Робеспьеру.

-- Тогда пойду я, -- предложил Монто.

-- Хорошо, -- ответил Марат.

На следующий же день соответствующий декрет Комитета общественного спасения был разослан повсюду; властям вменялось в обязанность расклеить его по всем городам и селам Вандеи и выполнять неукоснительно, то есть предавать смертной казни всякого, кто причастен к побегу разбойников и пленных мятежников.

Декрет этот был лишь первым шагом. Конвенту пришлось сделать и второй шаг. Через несколько месяцев, 11 брюмера II года (ноябрь 1793 года), после того как город Лаваль открыл свои ворота вандейским беглецам, Конвент издал новый декрет, согласно которому каждый город, предоставивший убежище мятежникам, должен был быть разрушен до основания.

Со своей стороны европейские монархи объявили, что каждый француз, захваченный с оружием в руках, будет расстрелян на месте, и если хоть один волос упадет с головы короля, Париж будет снесен с лица земли; все это .излагалось в манифесте за подписью герцога Брауншвейгского, подсказан этот манифест был эмигрантами, а составлен маркизом де Линноном, управляющим герцога Орлеанского. Так жестокость мерялась с варварством.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

В ВАНДЕЕ

Книга первая

Вандея

I

Леса

В ту пору в Бретани насчитывалось семь грозных лесов. Вандея -- это мятеж духовенства. И пособником мятежа был лес. Тьма помогала тьме.

В число семи прославленных бретонских лесов входили: Фужерский лес, который преграждал путь между Долем и Авраншем; Пренсейский лес, имевший восемь лье в окружности; Пэмпонский лес, весь изрытый оврагами и руслами ручьев, почти непроходимый со стороны Бэньона и весьма удобный для отступления на Конкорне -- гнездо роялистов; Реннский лес, по чащам которого гулко разносился набат республиканских приходов (обычно республиканцы тяготели к городам), здесь Пюизэ наголову разбил Фокара; Машкульский лес, где, словно волк, устроил свое логово Шаретт; Гарнашский лес, принадлежавший семействам Тремуйлей, Говэнов и Роганов, и Бросельяндский лес, принадлежавший только феям.

Один из дворян Бретани именовался "Хозяином Семилесья". Этот почетный титул носил виконт де Фонтенэ, принц бретонский.

Ибо помимо французского принца существует принц бретонский. Так, Роганы были бретонскими принцами. Гарнье де Сент в своем донесении Конвенту от 15 нивоза II года окрестил принца Тальмона "Капетом разбойников, владыкой Мэна и всея Нормандии".