Периферийная империя: циклы русской истории - Борис Юльевич Кагарлицкий
Московии удалось не только за кратчайший срок захватить, но и удержать эти обширные владения именно потому, что объективная потребность в поддержании порядка на волжском торговом пути требовала соединения этих земель под единой властью, и для татарской знати и купечества это было не менее очевидно, чем для русской. Так же, как Римская империя в древности, объединяя средиземноморское экономическое пространство, интегрирует в единую цивилизацию проживающие там народы, так и Московская Русь формирует себя как нацию, устанавливая единую власть на речных путях.
Восточная экспансия подпитывалась земельным голодом мелкого дворянства (точно так же, как Крестовые походы и испанское завоевание Америки). В свою очередь, крестьяне осваивали новые земли, стараясь уйти из-под власти помещиков. Но походы на Волгу, сколь бы успешны они ни были, существенно запоздали. В тот самый момент, когда волжский путь полностью и окончательно переходит под власть Москвы, мировые торговые пути смещаются на запад.
Открытие Америки Колумбом открывает не только новую эру в европейской истории, но и становится отправной точкой для формирования мировой экономической системы. После того как Васко да Гама, открыв западный морской путь в Индию, завершил многолетние усилия португальских мореплавателей, европейский торговый капитал приобретает совершенно новые возможности для развития. Хлынувшие на Запад материальные и финансовые ресурсы подталкивают рост производства, а главное, позволяют предпринимательству окончательно сформироваться на буржуазной основе: становится выгодна эксплуатация наёмного труда, и создаются благоприятные условия для накопления капитала.
Хотя «революция цен», последовавшая за массовым притоком в Европу драгоценных металлов, в значительной мере обесценила деньги, импульс, полученный западной экономикой, был невероятной силы.
Испанские Габсбурги, несмотря на свои первоначальные успехи, не сумели превратить складывавшийся «мир-экономику» в «мир-империю». Подчинить систему единому политическому порядку не удалось, зато началось становление буржуазных наций. В общем, глобальная система начинает принимать характерные черты, сохранившиеся до начала XXI столетия. Наиболее развитые в буржуазном отношении нации превращаются в её «центр», стихийно трансформируя остальной доступный им мир в свою экономическую «периферию».
Все эти перемены отнюдь не обходят Россию стороной. В XVI веке Московское царство бурно развивается, активно торгует. И в то же время всё больше отстаёт от ещё более быстро меняющегося Запада. Речные пути не могут сравниться с огромными просторами, открывшимися для морской торговли. Москва опоздала. Но отныне, как в сказке Льюиса Кэролла, для того чтобы остаться на месте, нужно очень быстро бежать. Московские правители должны ответить на вызов времени. Находясь в глубине Европейского континента, Россия не имела прямого доступа к новым торговым путям. Ничего не получая от расцвета европейской торговли, начавшегося после открытия Америки, Россия неизбежно оказывалась и на периферии мирового экономического развития, фактически выпадая из формирующейся мировой экономической системы. Таким образом, именно конец XV — начало XVI века стали решающим рубежом, предопределившим дальнейшую судьбу России — борьбу с отсталостью и изоляцией.
То, что лозунг «Москва — Третий Рим» провозглашается именно в 1517 году, далеко не случайно. Самир Амин считает этот ответ «блистательным»[177]. Увы, этот лозунг оказался столь же захватывающим воображение, сколь и политически бесперспективным. Он выполнял роль идеологической компенсации. Чем более Россия становилась периферией мировой системы в реальности, тем более старалась она заявить о себе как о центре мира на уровне культуры и идеологии.
В XVI веке, впрочем, лозунг «Москва — Третий Рим» звучал не как противопоставление России Западу. Напротив, это была попытка (вопреки сокращающимся возможностям в реальном мире) утвердить символическое значение России как ведущей европейской державы. Державы, которая ведёт своё начало от той же Римской империи, к которой апеллировали и многие западные монархии (начиная от империи Карла Великого и Священной Римской империи Германской нации, кончая империей Наполеона Бонапарта). В этом плане лозунг «Москва — Третий Рим» не только не являлся уникальным, но и не был новаторским.
Московия
Реальные вызовы требовали совершенно конкретного политического ответа, не имевшего ничего общего с фантазиями о Третьем Риме. Открытие Америки, сместившее торговые пути в сторону Атлантики, теоретически могло бы дать русскому торговому капиталу новые возможности. Ведь не случайно именно в XV–XVI веках начинается стремительный экономический рост в Северной Европе. Экономическая экспансия создаёт спрос на зерно (необходимое для начала колонизации) и лес (необходимый для строительства флота).
В XV веке Новгород оказался не в состоянии воспользоваться новой ситуацией, ибо его балтийская торговля уже контролируется посредниками — немцами и шведами. Купеческие городские республики — будь то Новгород или Венеция — в изменившейся обстановке не могли самостоятельно обеспечивать свои торговые пути даже тогда, когда экономические возможности для этого у них ещё оставались. Нужны были крупные армии, дипломатия. Новгород теряет свою независимость именно потому, что радикально и окончательно меняется торговая ситуация. И опять же, причина не просто в мощи Москвы, но и в резком укреплении «московской партии» в самом Новгороде. Родовая аристократия всё ещё держится за традиции феодальной республики, но для большой части новгородского купечества уже ясно, что защищать, в общем-то, нечего.
Московия гораздо больше соответствовала требованиям меняющегося времени, чем торгово-аристократический Новгород. Московский князь не просто «сидел» на удобном месте, где скрещивались торговые пути, но и контролировал значительно большее население. Вследствие этого именно Московия, а не Новгородская республика обладала потенциалом для развития внутреннего рынка. Без этого не могло сложиться и национальное государство европейского типа.
Ключевский с некоторым недоумением отмечает: «Пока Русь сидела на днепровском чернозёме, она преимущественно торговала продуктами лесных и других промыслов и принялась усиленно пахать, когда пересела на верхневолжский суглинок»[178].
Позднее Греков писал, что Ключевский недооценил развитие земледелия в Киевской Руси. Тем не менее вопрос был поставлен Ключевским совершенно резонно: почему именно в XIV–XVII веках Россия вдруг «принялась пахать»? В самом деле, если Киевская Русь располагалась на чернозёме, в регионах, исключительно благоприятных для сельского хозяйства, то северо-восточная территория, где сложилось Московское государство, имела землю скудную, заболоченную. И всё же в Киевской Руси на первом месте была именно посредническая торговля, тогда как Московия стала развивать зерновое хозяйство. Движение в Сибирь, начавшееся как поход за пушниной, тоже быстро привело к колонизации и бурной аграрной экспансии.
Причина проста. Во времена Киевской Руси спрос на товарное зерно был невелик, к тому же большие города восточного Средиземноморья могли получать продовольствие из близлежащих регионов. Перевозились именно предметы ремесла. Напротив, с приходом Нового времени стремительно растёт спрос на зерно. Хлеб становится товаром сначала на внутреннем рынке,
