Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова
Последние слова на пленке:
— Катапультируйтесь!
— Понял вас. Катапультируюсь…
Он хорошо выбрал место — песчаный пустырь с маленьким озерком на краю города.
Он знал это место потому, что летом возил сюда ребятишек. Самолет упал на пустыре. Ни один человек к городе, ни один дом не пострадал, ни одна заводская труба. А он в этот вечер не вернулся домой, не посадил на колени младшего — Юрку. Осталась неоконченной партия в шахматы. Слишком малой была высота для прыжка с парашютом…
Тридцать метров магнитофонной пленки.
Кончилась пленка. Свободный конец щелкает по катушке. Никто не спешить выключить магнитофон. Дым от папирос и молчание. Он был их товарищем.
— Он сидел вот тут, где вы сидите. — Летчики наперебой начинают говорить, чем он жил и каким был на свете. И лишний раз утверждаешься в мысли: сто шестьдесят последних секунд так, а не иначе человек прожил потому, что вся жизнь перед этим прожита была верно.
Звонит телефон в комнате летчиков. Мой сосед держит трубку неплотно к уху, и я слышу счастливый голос девчонки:
— Папа, я на елке приз получила!..
Дым из накуренной комнаты уходит в форточку. На стеклах появились прозрачные листья морозных папоротников.
— Просветлело. Значит, будем летать…
Но сегодня полетов не будет. Сегодня митинг в память товарища. А завтра…
— Если б закрепился морозец…
Сквозь папоротник виден аэродром с рядом близнецов-самолетов.
Фото из архива В. Пескова. 5 января 1965 г.
Январь. Времена года
Январь. Воробьиным шагом прибавляется день.
К середине месяца почти час набежит. Робкое туманное солнце начало появляться над городом.
Мой сосед, шестилетний Алеша, успел отвыкнуть от солнца. «А куда солнышко уходило?» — «Его отдавали в починку. В Африке два больших негра кирпичом натирали солнце». В щелку между шапкой и шарфом глядят на меня два доверчивых Алешиных глаза: «Дядя Вась, это сказка?»
Это сказка. Но солнце в самом деле как будто забыло землю. И теперь, после отлучки, появляется в нарядном морозном кольце. Холодно.
Январь самый лютый из месяцев. Году — начало, зиме — середина. Белорусы зовут этот месяц — студень, украинцы — сичень. В Сибири около городка Оймякон морозы в январе ставят рекорды — 70 градусов! Считалось, что нет на земле более холодного места. Но оказалось, рекорд принадлежит Антарктиде — 88 градусов! Знаете, что это значит?
Бензин превращается в белую кашу. Кинешь факел — каша не загорается. Солярка становится патокой, железо — хрупким, резина крошится, как черствая булка. Такое бывает в июле и августе.
Январь в Антарктиде — середина лета. Солнце почти не прячется. Получены известия из Антарктиды. К Мирному подошел дизель-электроход «Обь» с новой группой полярников — в январе всегда происходит смена зимовщиков. У пингвинов Адели появились птенцы. На станции «Восток» пойман поморник. Эта новость заинтересует ученых. Никогда в Антарктиде не наблюдали, чтобы живое существо забиралось на ледовую землю так далеко. Полторы тысячи километров без еды. Сообщают: «Пошел в руки, жадно ел кашу и мясо».
Круглые сутки не прячется солнце над Антарктидой. Зато на другой стороне земли солнце не появляется уже много недель. В Арктике — ночь. И в эти же дни в Грузии и Армении убирают урожай мандаринов, в Туркмении готовятся к севу. В каждом месте земли у января свой характер. В ярославских и вологодских лесах ночью начинает палить январская артиллерия.
Рвутся вдоль по стволу деревья. Ухает лед на реке. Мелкие озера и тихие речки промерзают до дна.
Все как могут спасаются от мороза. Сороки из леса подались поближе к домам. Спят в тине караси и лини. Под старыми пнями уснули ежи и змеи. Спят под снегом барсуки и еноты. Медведица уже несколько раз повернулась во сне.
В январе у медведицы прибавление семейства.
Однако не думайте, что лес совсем опустел. После метели много свежих следов. Под дубами ищут желуди, роют снег олени и кабаны. Если потеплее одеться и посидеть лунную ночку в сарае около сада, увидишь, как осторожно подбирается заяц к молодым деревцам. Синей тенью крадется.
Лоси топчутся в сосняках. Волки с голодухи норовят в овчарник забраться или собак заманить в лес.
Впрочем, в подмосковных лесах все меньше звериных следов и больше следов от лыж. И все-таки если лыжню проложить в месте поглуше, лесной январь немало любопытного может сказать.
Лыжня
Два следа от лыж тянутся к дырке в заборе, спускаются к речке Цыганке. Десяток раз махнешь палками, и вот уже надо нагнуться, иначе шапка останется в колючей лапе у елки. А потом — или морозная радость от быстрого бега, или медленный ход с радостью маленьких, но нужных человеку открытий.
Не все знают, какой запах у осиновых дров.
Однажды услышав, как пахнет старое дерево, вы всю жизнь потом будете сравнивать все лучшие запахи, и всегда первое место останется за осиной. Может, это потому происходит, что запах дерева вызывает в памяти не зеркала парфюмерного магазина, а лесную поляну с кладками дров или печку с гудящим огнем… Запахи имеют удивительное свойство будить в памяти прошлое.
Сегодня в лесу праздник Инея. После метели и потепления случился мороз. Черный лес за одну ночь стал белым. Лес застыл, как будто его волшебным словом остановили.
С утра в окно ветками стучится береза, как будто просится погреться у печки. Метель. Стог сена, темневший около дома, поглотила белая пелена. В невидимую щель пурга ухитрилась пробраться в сени. Сугроб снега в сенях. Гудит огонь в печке. Моя тень на бревенчатой стенке шевелится, как будто от ветра. Лесник чинит хомут. Лампу старик поставил на подоконник, чтобы лучше был виден огонь в нашем окне.
Через каждые полчаса старик ищет ногами похожие на калоши обрезки валенок, запахнув полы овчинного полушубка, бежит на крыльцо и бьет в кусок рельса. От этих ударяющих в сердце звуков тень на стене вздрагивает. Бом! Бом!.. «Не дай бог кто-нибудь потерялся в такую погоду», — говорит старик и прислоняет к печке замерзшие руки.
Гудит в трубе, бьет по стеклу замерзшая ветка. Старик чинит хомут, я сижу у печки с тетрадкой. Весь январь: днем работа, а к вечеру — на лыжи и в лес. Но сегодня какие там лыжи!..
Удивительно пахнут дрова. Недавно прочитал: «Все, умирая, смердит, только дерево, умирая, благоухает». Наверняка этот человек сидел вот так же у печки.
Лыжню мы проложили вдвоем.
Я шел после метели в гущину леса. Раза два становился, снимал шапку.
Из шапки, как из котелка на костре, валил пар. В самом непролазном снегу около вырубки повстречал парня. Я подумал: «Тоже хорош — по опушке и короче, и легче, нет, лезет в чащу». Поздоровались, он пошел в мою сторону, я — в его. Он по моей лыжне, я — по его. Ему стало легче идти. И мне стало легче идти. На другой день по следу от палок определил: парень вернулся в деревню. Шел небыстро, на ходу ел мандарины. Оранжевые корки далеко виднеются в березняке.
Лесные жители не прошли мимо этой диковины. По следам видно: мышь подбегала, дотронулась — не понравилось, еще какой-то зверь подбегал — не дотронулся даже, крестики птичьих следов — ворона унесла корку. Вот тут парень, видно, стоял, прислонившись спиной к березе. Может быть, любовался высоким пнем в огромной шапке из снега, может, задумался — на снегу прочерчено палкой: «Вера Д.».
У леса так же, как у людей, бывают дождливые и метельные будни. Бывают просто дни, а бывают праздники. Их много — кто сколько заметит. Я сегодня, пока чинил крепления у лыж, вспоминал: праздник Большого Разлива, праздник Черемухи, Первых Зеленых Листьев, праздник Июньского Цвета, Желтого Листопада. Сегодня в лесу праздник Инея.
После метели и потепления случился мороз. Черный лес за одну ночь стал белым. Лес застыл, как будто его волшебным словом остановили.
От скрипа лыж поднялась в кустах снегириная стая. Уселись красные птицы на яблони. Чудеса: и цветет яблоня кипенным цветом, и в этот же час висят на ней большие румяные яблоки. Человек, не видевший инея в лесу, не видел одного из самых красивых праздников на земле. Пьянеешь на таком празднике, фантазировать начинаешь. Мачты высоковольтной линии на лесной просеке мне кажутся сейчас стройными женщинами. Сережки в ушах. Застыли, держат друг друга за длинные белые косы…
Как же я не заметил, много раз проходил и не видел. Гнездо. В переплетениях высоковольтной мачты — гнездо величиной с тюбетейку. Снизу гнездо увито мягкой травой и папоротником.
В середине — «черепушка», набитая снегом. Как будто из жеваной бумаги вылеплен птичий дом.
Постучал пальцем, гудит, как барабан, черепушка. Привез леснику. «Дрозд», — сразу сказал старик. Объясняю: нашел на железном столбе.
