Роман Ким - По прочтении сжечь
- Ты рассуждаешь как профан. Что мы потеряли в то утро? Под японские бомбы и торпеды попали восемь старых линкоров, из них шесть через некоторое время вернулись в строй. Все крейсеры уцелели. Затонули два эсминца и совсем старая галоша "Юта", которую можно было бы поднять, но решили не возиться с ней. Вот и все наши потери...
- А четыре с половиной тысячи убитых и раненых?- закричал Уайт и стукнул кулаком по столику. Пепельница упала на пол. - Это ерунда? Выходит, Рузвельт хладнокровно принес их в жертву ради своей политики!
Донахью поднял пепельницу с пола и ответил ровным голосом:
- История требует жертв. Большие политики, такие, как Рузвельт, никогда не были мягкотелыми слизняками. Я воздаю должное Рузвельту. Подсунув японцам Пёрл-Харбор, он выбил почву из-под ног всех наших изоляционистов. Это у него великолепно получилось - удар в стиле короля тенниса Тильдена.
Уайт осторожно погладил ушибленный кулак и усмехнулся.
- Все понятно. Рузвельта надо скомпрометировать посмертно. Оплевать его имя, смешать с грязью. И все потому, что Рузвельт проводил политику сотрудничества с Москвой в борьбе против наци. Я помню его слова, могу точно процитировать: "Американский народ рад и гордится тем, что находится в союзе с храбрым народом России". Так заявил он - один из самых выдающихся президентов в истории Америки. И он смотрел далеко вперед, как подобает великому человеку. Он считал, что без полного искоренения германского милитаризма нельзя будет обезопасить человечество от новой войны. Помнишь его выражение "незавершенный мир"? Под этим он подразумевал сохранение остатков войны. Он неоднократно предупреждал, что надо обезвредить нацистов до конца, не оставлять у них ни одной частицы военной мощи, иначе они опять поднимутся, накопят силы и обязательно снова нападут на миролюбивые народы. Он вам завещал продолжать дружбу с Россией, чтобы не допустить возрождения германского милитаризма. Но тот, кто поселился в Белом доме после Рузвельта, хочет полностью зачеркнуть его политику. Вот почему благословляющие нынешний курс решили опорочить память Рузвельта, а заодно замазать и свалить на него свои непростительные ошибки и просчеты. Вот почему создается гнуснейшая легенда о том, что Рузвельт сознательно и хладнокровно организовал Пёрл-Харбор. Какая невероятная клевета!
Донахью осушил бокал и, откинувшись на спинку кресла, улыбнулся. Но глаза его оставались серьезными.
- Узнаю тебя, Никки. Такой же, каким был и прежде... совсем не повзрослел. Эмоциональный, сентиментальный, сумбурный, наивный. И судя по всему, стремительно катишься влево. Придется поговорить с твоей женой, чтобы удержала тебя. - Донахью похлопал Уайта по руке. - Но наши идейные разногласия не должны отражаться на нашей старой дружбе.
Уайт кивнул головой:
- Хочу надеяться...
- Все-таки смешно, - продолжал с застывшей улыбкой Донахью, - смешно, что ты защищаешь Рузвельта. Уж кому-кому, но не тебе...
- Почему?
- Потому что ты работал по "магии" и великолепно знаешь - Рузвельт ежедневно читал наши сводки и был в курсе того, что японский генконсул в Гонолулу регулярно осведомляет Токио о состоянии гавани. Рузвельт знал, что готовится нападение на Гавайи. Но он не счёл нужным предупредить как следует Киммела и Шорта. Сделал это умышленно.
- Чушь! - крикнул Уайт. - Предупреждение о предстоящем нападении должны были своевременно сделать Маршалл и Старк, стоявшие во главе армии а флота, это входило в их прямые обязанности. А они этого не сделали. Виновны они.
Донахью посмотрел на ручные часы:
- Мне надо ехать... Знаешь к кому? Помнишь Терано, у которого мы тогда... коренастого, с мордой жуира?
- Помню.
- Он работает сейчас в демобилизационном департаменте, разбирает архивы. Передает нам документы бывшего морского генерального штаба. Я доеду к нему выяснять тайны.
Уайт улыбнулся:
- Тайну сигнала о нападении...
- Да, и тайну зашифрованной записки с тремя "кью" в конце. Терано может помочь, если только захочет. - Донахью встал. - Передай привет очаровательной миссис Уайт. Жаль, что так и не повидался с ней. Рад был себя увидеть, дорогой Ник! Надеюсь, встретимся в Америке.
2
- Так что вот, дорогой мой, - Донахью вынул трубку изо рта и пустил струю дыма в потолок, - вы в моих руках. Могу удавить вас, как котенка, в любую секунду. Извините за грубое сравнение, но это действительно так.
Терано провел тыльной стороной ладони по подбородку и опустил глаза. Спустя несколько минут он поднял голову и посмотрел на Донахью.
- Я умру сегодня вечером... - медленно заговорил он. - Хотя нет, надо закончить опись бумаг по операции у Маршальских островов. И объяснить все помощнику. Это займет у меня... - он подсчитал на пальцах. - Можно будет умереть в пятницу.
Донахью поднял руку в перчатке:
- Не торопитесь, я не гоню вас. Я ничего не имею против того, чтобы вы жили еще сто лет. Могу дать торжественное обещание: никогда не выдам вас.
Терано пожал плечами:
- Операцию по изъятию вы проводили вдвоем, значит, обо всем знает и ваш помощник. Знают об этом и другие - все причастные к операции, и все, кто читали ваш отчет. Круг посвященных довольно широк.
- Нет. Операция была сверхсекретной. Поэтому отчет о проведении операции я делал устно - никаких документов не осталось. Те, кто помогали нам по технической части во время операции на пароходе, не знали вашего настоящего имени. И в устном докладе адмиралу Старку я тоже не называл вас, и он не спрашивал. Ваше имя известно только мне и моему бывшему помощнику. Но он не скажет, это я гарантирую. О том, что мы читали все японские телеграммы, которые зашифровывались на машинке "девяносто семь", мы через некоторое время объявим на весь мир. Но никто не сможет узнать, где мы взяли машинку. Ведь она была послана не только в Вашингтон.
- Ее послали еще в Лондон, Берлин, Рим и Москву, - пробормотал Терано, - затем в Батавию, Манилу, Сингапур и Гонконг...
- Значит, операцию с машинкой могли провести где угодно. Так что не беспокойтесь, никто не узнает. - Донахью засмеялся. - Можете жить и после пятницы.
Терано встал и поклонился:
- Вы мне возвращаете право на жизнь. Не знаю, как благодарить вас.
- Я делаю это вовсе не потому, что меня очаровали ваши глаза. А вот почему. Мне надо непременно выяснить две тайны, о которых я говорил в самом начале нашей интимной беседы. Повторяю. Первая - тайна записки, которая была переслана капитан-лейтенанту Идэ через офицера, приезжавшего в Гонолулу за два дня до начала войны. Вторая - почему получилась такая ерунда с сигналом, поданным в виде сводки погоды четвертого и пятого декабря, то есть перед самым нападением на нас. Ведь сигнал гласил о другом... Вы должны выяснить это лично для меня. И как можно скорее: я тороплюсь обратно в Америку.
Терано наклонил голову набок:
- Насчет сигнала о нападении выяснить нетрудно. Это можно сделать через бывших чинов первого отдела моргенштаба. Но с первой тайной будет труднее, потому что все, кто были в курсе наших специальных мероприятий на Гавайях, погибли.
- Значит, нить утеряна? Жалко... - Донахью вынул из кармана конверт. Все эти годы я хранил записку. Никто из наших криптоаналитиков не мог разгадать. Особенно меня интригуют три буквы в конце.
Терано задумался. Он тер шею, мычал, поднимал глаза к потолку. Он мучительно вспоминал и вдруг хлопнул себя по лбу:
- Как это я раньше не догадался? Надо будет разыскать кого-нибудь из "института Усигомэ", специальной криптографической группы при моргенштабе. Они знали все коды. Дайте записку. У вас осталась копия?
Донахью передал Терано конверт.
- Итак, обещаю вам, - Донахью приложил два пальца к сердцу, - никогда не называть вашего имени. Слово американского офицера.
Терано вскочил и низко поклонился. Донахью прищурил глаза и щелкнул пальцами:
- Вот что, на всякий случай. Напишите в виде заявления и подпишите: такой-то, занимавший перед войной и во время войны такие-то посты.
Терано подошел к столу и взял авторучку:
- По-японски?
- Нет, по-английски.
- Кому адресовать?
- Без адресата.
- Что писать?
- Напишите, что вы помните, как покойный Идэ незадолго до начала войны прислал вам секретное письмо из Гонолулу через... назовите чье-нибудь имя. Только настоящее.
Немного подумав, Терано сказал:
- Можно назвать капитана третьего ранга Янагидзава. Он недели за две до начала войны вернулся в Японию из Америки и проезжал через Гонолулу.
- А где он сейчас?
- Погиб на Сайпане.
- Великолепно. Значит так. Напишите, что Идэ в письме, пересланном вам через этого Янказа... как его... сообщил, что самым активным среди его агентов является местная студентка, японка... Как ее? - Донахью щелкнул пальцами. - Хайами... или Хайамэ Марико...
- Хайами?
- Ну может быть, я не совсем точно произношу.
- У нас нет фамилии Хайами или Хайамэ. Надо уточнить, а то получится странно - японец путает японскую фамилию.
