Андрей Буровский - Столица на костях. Величие и проклятие Петербурга

В.Н. Топоров хорошо показал, кто собирался на Аптекарский остров, в это особенное место, почему там собирались именно такие люди и что из этого получалось. Но он не показал, что именно происходило с этими людьми на Аптекарском острове. Менялись ли они оттого, что здесь живут? Вопросы даже не поставлены.

Тем более Владимир Николаевич никак не описывает Аптекарский остров как пространство, в котором обитает человек.

А ведь давно уже существует такой раздел географии, как антропогенное ландшафтоведение. Населенные пункты в этой дисциплине рассматриваются как особый тип ландшафтов — селитебные ландшафты. Стоит применить аппарат ландшафтоведения к исследованию городов — и многое, непостижимое до сих пор, становится понятным, вполне доступным для анализа.

Итак, Санкт-Петербургское городское урочище…

Урочище состоит из множества связанных между собой антропогенных фаций. Как антропогенное урочище — явление и природное, и человеческое одновременно, так и каждая антропогенная фация — порождение и природы, и человека. Поэтому антропогенная фация — явление более частное, более локальное, чем фация природная.

Если даже одинаковый тип застройки распространяется в разных географических ландшафтах — уже возникают разные антропогенные фации. «Шлакоблочные пятиэтажные дома, связанные заасфальтированными дорожками и с пустырями между ними» могут находиться и в Петербурге, и в Крыму. А в Петербурге они могут находиться на субстрате Карельского перешейка, поймы Невы, Васильевского острова… И каждый раз образуются новые фации.

Глава 4 Урочища в урочище

Матрешка, матрешка, лети выше солнца…

Санкт-Петербург — это антропогенное урочище. Но внутри этого громадного города очень хорошо прослеживаются другие урочища — поменьше. Дело вовсе не только в том, что «старые города имели социальную и этническую дифференциацию отдельных районов. В одних районах жила по преимуществу аристократия (в дореволюционном Петербурге аристократическим районом был, например, район Сергиевской и Фурштадтской), в других мелкое чиновничество (район Коломны), в третьих рабочие (Выборгская сторона и другие районы заводов, фабрик и окраины). Довольно компактно жили в Петербурге немцы (Васильевский остров: см. роман Н. Лескова «Островитяне»; немцы населяли отдельные пригороды — Гражданку, район Старого Петергофа, район в Царском Селе и пр.).

Этими же чертами отличались и дачные местности (например, на Сиверской жило богатое купечество; квалифицированные мастеровые жили на даче с дешевым пароходным сообщением — по Неве, а также на Лахте, в Келломягах около Сестрорецкой узкоколейной железной дороги, и пр.). Были районы книжных магазинов и «холодных букинистов» (район Литейного проспекта, где со времен Н. А. Некрасова располагались и редакции журналов), кинематографов (Большой проспект Петербургской стороны) и др.»[78].

Тут, как мне кажется, смешиваются два явления: расселение по сословно-классовому принципу и удивительная концентрация разных видов интеллектуальной жизни города в каких-то местах.

Еще можно как-то объяснить причины, в силу которых аристократия жила на Фурштадтской, а рабочие как-то поближе к фабрикам и заводам. Но уже не так легко объяснить (по крайней мере, рациональными причинами), почему немцы выбрали именно Васильевский остров. То есть можно сослаться на «случайность», на «так получилось», но если попытаться все же не отмахнуться от явления, а постараться его понять — сразу же приходится рассуждать о стремлении инородцев как-то отделиться, хотя бы рукавами Невы, о том, что Васильевский был для немцев чем-то вроде замка с поднятыми на ночь мостами… То есть я совершенно не настаиваю на верности именно этой догадки — но в любом случае приходится иметь дело с совершенно иррациональными вещами.

И уж совсем непостижимо: почему, по каким законам возникали в городе районы кинотеатров, районы букинистов, районы редакций журналов? Какая сила привязывала редакции к району Литейного?

Это понять совсем непросто, а быть может — и вообще невозможно.

Но внутри Санкт-Петербурга и правда есть участки, отвечающие одному из понятий урочища.

Во-первых, это огромные территории, на которых застройка однотипная — и в то же время отличается от окружающей. Если сосновая роща посреди степи может быть названа урочищем, то и ведь тогда и «застройка пятиэтажными шлакоблочными зданиями, с обширными пустырями и заасфальтированными площадками и дорожками на месте соснового брусничного бора на субстрате карельских гранитов» — это тоже антропогенное урочище. Особенно если со всех сторон — девятиэтажная застройка, и этот участок выделяется.

Или, допустим, «каменные жилые здания середины — конца XIX в. с дворами и хозяйственными постройками (дровяными сараями, конюшнями), центрированные вокруг брусчатой мостовой на месте смешанных дубово-сосновых лесов с травяным подлеском на маломощных каштановых почвах». Опять же — если вокруг другая застройка; допустим, одноэтажная деревянная, то, несомненно, мы имеем дело с урочищем… По крайней мере, в одном из двух возможных смыслах этого слова.

Такие урочища возникают там, где застройка возникла примерно в одно время и окружена застройкой других эпох. Причина появления такого острова застройки обычно очень проста, даже прозаична: в этом месте стали селиться люди примерно одного сословия, класса, имущественного состояния.

Такие урочища могут быть крайне различны в каждую эпоху и к тому же быстро меняются исторически. Но урочища вообще не вечны; и холм, покрытый соснами, и луг и бор в излучине реки, и леса и луга на острове Невы — все это неизбежно исчезнет, изменится, превратится в другое урочище. В масштабах жизни человека это урочище очень долговечное, почти что вечное, но это — если мерить одну сущность сроками жизни другой — гораздо более подвижной.

Если же говорить о творениях рук человеческих, то кто сказал, что антропогенное урочище должно быть так же долговечно, как и природное? Совершенно необязательно.

Отдельные небольшие урочища складываются там, где участки городской застройки (пусть разного времени, разного назначения) объединены вокруг какого-то важного элемента городского ландшафта: например, крупной улицы, площади, аллеи или набережной.

Дворцовая площадь — это урочище, потому что это — сопряженная система фаций городской застройки: мощеной площади, разного типа строений вокруг, арки Генерального штаба, Александрийского столпа, Зимнего дворца.

Точно так же и Исаакиевская площадь — нецельная цельность площади, аллеи, газонов, Медного всадника, Исаакиевского собора, Англетера и других сооружений.

В качестве городских урочищ можно рассматривать и Невский проспект, и Университетскую набережную, и Аллею Энтузиастов, и Площадь восстания.

Между всеми этими урочищами нет четкой грани, переходы между ними проницаемы… Но разве этого нельзя сказать и о природных урочищах? Из одинокой сосновой рощи посреди луга мы без особого труда выходим к холму, на одном склоне которого растут дубы, а на другом — кустарник. Так же с Дворцовой площади мы легко выходим на Невский через арку Генерального штаба. Из урочища в урочище.

Комплексы сооружений

Для Санкт-Петербурга очень типичны огромные сооружения и комплексы сооружений — дворцов, храмов, учреждений общественного назначения. Каждый такой комплекс включает здания (часто очень различные) и разным способом организованные участки окружающего пространства — то есть отвечает всем признакам урочища.

Такие «городские урочища общественного назначения», по сути дела, уникальны. Это касается и Зимнего, и Петропавловской крепости, и Менделеевской линии, и Меншиковского дворца, и Михайловского замка. К числу таких урочищ относятся и городские парки — и Летний, и Таврический, и Ботанического института, и рекреационный комплекс на Каменном острове.

Аничков дворец — это комплекс одностильных, но все же различных зданий, площади двора и парка.

Ботанический институт — это огромный парк, в котором находятся оранжереи, а также в общей сложности девять зданий, возведенных в разное время, в разном стиле и разного назначения. Все эти сооружения объединены только тем, что все это — Ботанический институт Императорской академии наук, а потом — Академии наук СССР.

Можно поставить весьма интересный вопрос, разрешение которого явно невозможно в масштабах этой книги: как на территории города сопрягаются эти небольшие уникальные урочища? И друг с другом, и с массивами жилой застройки. Ведь соединение нескольких таких урочищ образует столь потрясающие места, как Стрелка Васильевского острова или комплекс сооружений по улице профессора Попова: Электротехнический институт, стадион, окрестности телевизионной вышки, и территориально сопряженный комплекс из нескольких зданий Ботанического института и Ботанического сада, оранжерей и парка.