Генрих Бёмер - История ордена иезуитов
Таким образом, и богослужение, и работу в «христианской республике» всегда сопровождает музыка, нередко даже очень хорошая музыка. В этой глуши раздаются прекрасные старинные мелодии Нидерландов и Испании; к ним присоединяются иногда удачные композиции самих отцов-иезуитов. Многие из них, например благодушный отец Сепп, среди чикитосов слывут еще и «известными композиторами» и довольно часто, даже каждый вечер, устраивают регулярные концерты на площади, к великой радости «христиан». Танцы или, лучше сказать, балет играют в поселениях такую же большую роль, как и музыка. Танцы в обычном смысле слова, конечно, запрещены. Напротив, мимические движения всякого рода старательно поощряются. Миссионеры сами управляют ими. В этих балетах одинаково вызывает удивление и замечательная ловкость «христиан», и блестящая роскошь их костюмов.
Так беззаботно и радостно протекает жизнь краснокожих христиан. Иезуиты заботятся о них, как отцы; и, как отцы, они наказывают их за малейшие проступки. Смертная казнь неизвестна в этой счастливой стране: кнут, пост, тюрьма, выставление у позорного столба на общественной площади, публичное покаяние в церкви являются единственными наказаниями, которые грозят христианину даже за самые тяжелые преступления. Строго запрещено выдавать преступника светским судьям. И красные дети Парагвая не знают другой власти, кроме власти своих добрых отцов. Они едва ли подозревают о существовании верховной власти испанского короля. Даже монеты с изображением короля они видят только в одном случае — в день свадьбы, когда, по испанскому обычаю, жених и невеста обмениваются несколькими реалами. Они почти никогда не видят ни губернатора провинции, ни епископа, потому что и тот и другой принадлежат к числу тех белых, посещение которых настолько неприятно для отцов-иезуитов, что они всячески стараются избежать его.
Но можем ли мы на этом основании сказать, что миссия гуаранисов была настоящим государством? Не представляют ли из себя названия «христианская республика», «государство иезуитов» простые образные выражения? Точно ли выражают они сущность этого создания миссионеров? Ведь в таком случае пришлось бы считать автономными государствами и сотни других иезуитских миссий, а также миссии францисканцев, капуцинов, августинцев, потому что и они организованы таким же образом. На самом деле эти замечательные коммунистические общины не являются автономными государствами; они образуют лишь особую разновидность колоний, которую вызвало к жизни само испанское правительство и развитию которой оно содействовало в собственных интересах; колоний, искусственную изолированность которых от всех европейских поселений оно само стремилось поддерживать при помощи строгих законов и с начальниками которых оно предпочитало общаться непосредственно через головы высших должностных лиц провинции.
Христианская республика Парагвая отличается от других колоний этого рода лишь в том отношении, что монашеское правительство и связанная с ним коммунистическая система хозяйства достигли здесь большего совершенства, чем где бы то ни было. Но не говорит ли этот строгий коммунизм, по крайней мере, о политических и социальных тенденциях, которые составляют исключительную особенность Общества Иисуса? Нисколько. Во всех колониях этого рода мы находим зародыши коммунизма, и во всех них эти зародыши развились самостоятельно одинаковым путем. До принятия христианства гуаранисы не были знакомы ни с домашними животными, ни с железными орудиями, ни с оседлой жизнью, ни с частной собственностью. Они узнали все это только от иезуитов.
Поэтому вполне естественно, что орден сохранил в своих руках распределение этих вещей, тем более что дикари не сумели бы рационально пользоваться ими. Можно только спросить себя, разумно ли поступали иезуиты, оставляя индейцев в состоянии вечного детства; разумно ли было превращать в постоянный институт патриархальный коммунизм, навязанный первоначально силой обстоятельств; и соответствовали ли результаты этой системы воспитания огромным жертвам, принесенным ими для обращения гуаранисов?
Первое впечатление при виде иезуитских поселений, конечно, поразительно: индейцы как будто вполне цивилизованы, они как будто могут делать все. Все, что они потребляют: съестные припасы, одежда, домашняя посуда, рабочие орудия, машины, мебель, церковные украшения, музыкальные инструменты, предметы культа, — все изготовляется на месте самими христианами. Они умеют даже отливать пушки, колокола, полиграфический шрифт, изготавливать часы, печатать книги, ваять статуи, писать картины.
Таким образом, совокупность поселений Параны и Уругвая составляет большой экономический организм, самостоятельно производящий все, что потребляет. Только соль и железо иезуиты вынуждены, к своему великому сожалению, ввозить извне с большими издержками. Но чем ближе присматриваешься к этой цивилизации, тем более поражаешься ее искусственным характером. Как только «христиане» перестают получать от иезуитов модели и руководящие указания, они уже не в состоянии сделать ничего хорошего. Может быть, у них отсутствуют творческие способности? Нисколько. Несомненно, что они бедны в смысле цивилизации, но отнюдь не неспособны к ней.
К несчастью, иезуиты не развили их естественных творческих дарований; в своем нетерпеливом стремлении создать как можно скорее цивилизацию по европейскому шаблону они выдрессировали индейцев, превратив их в настоящие машины. Избавив индейцев от материальных забот, они лишили их и той небольшой доли инициативы, которая существовала у них раньше. Поэтому высокая культура миссий является, в сущности, лишь искусственным, оранжерейным продуктом, который несет в самом себе зародыш смерти. Ибо, несмотря на всю дрессировку, гуаранис остался в своей основе тем, чем был: ленивым, ограниченным, чувственным, прожорливым и грязным дикарем. Он, как утверждают сами иезуиты, работает лишь до тех пор, пока чувствует за собой палку надсмотрщика. Как только его предоставляют самому себе, он равнодушно позволяет жатве гнить на полях, приходить в упадок орудиям, погибать стадам.
Случается даже, что во время полевых работ он вдруг распрягает вола, закалывает его, разводит костер из деревянных частей плуга и вместе со своими товарищами пожирает полусырое мясо, вплоть до последнего куска. Он хорошо знает, что за это получит 25 ударов кнута и что добрые миссионеры ни в коем случае не позволят ему умереть с голоду. К несчастью, его прожорливость, как показывает приведенный выше пример, так же велика, как и его лень. Семь тысяч жителей Сан-Мигуэля ежедневно съедают сорок быков. Но слово «есть» является эвфемизмом в применении к этому способу еды, так как «христиане» с такой жадностью поглощают огромные куски полусырого мяса, что «кровавый сок стекает с обоих углов их прожорливого рта».
Еще печальнее, чем этот старый каннибальский аппетит, их грубая чувственность. Отталкивающее впечатление производит слабое развитие чувств, весьма важных для общественной жизни: любви к родителям и супругам, отвращения к грубо-безнравственным поступкам, привязанности к родному дому, к очагу, к родине. Все эти чувства известны гуаранису-христианину, имеющему за собой полдюжины предков-христиан, не более, чем лесному индейцу, который обращается со своей женой как с вьючным животным, хладнокровно покидает своих старых родителей в нужде или даже убивает их и чувствует себя хорошо всюду, где находит еду.
Нравственная жизнь гуараниса благодаря воспитанию иезуитов обогатилась лишь небольшим количеством новых приобретений, но они производят в этой обстановке странное впечатление. Он превратился в благочестивого и суеверного католика, который всюду видит чудеса и находит удовольствие в самых жестоких самоистязаниях; он научился повиноваться и питает, правда, не очень глубокую, но зато весьма упорную чисто детскую привязанность к добрым отцам-иезуитам, которые так заботливо пекутся о его благосостоянии. Этот не слишком блестящий результат в достаточной мере доказывает, что воспитательная система ордена страдала серьезными недостатками.
В чем заключались эти недостатки? Очевидно, в том, что иезуиты никогда не старались развивать в своих краснокожих детях творческие способности и чувство ответственности, что они сами изобретали за своих «христиан» игры и танцы и вообще думали за них вместо того, чтобы заставить их самих думать; словом, ограничивались чисто внешней дрессировкой дикарей, а не воспитывали их. Этот недостаток отчасти объясняется слишком малым числом миссионеров: учитель, которому приходится заниматься с большим количеством детей, всегда будет склонен скорее дрессировать, чем воспитывать их. Но наиболее серьезная ошибка состояла в том, что миссионеры поверхностно понимали свою задачу — ошибка, которая повторяется во всех иезуитских миссиях, — они слишком много заботились о внешних массовых успехах и почти не обращали внимания на развитие в душах действительно религиозных чувств и интеллектуальной и моральной культуры.
