Вольдемар Балязин - Иван Грозный и воцарение Романовых
«Филарета „встречали“ главные герои отшумевшей Смуты, те, чьи пути не раз пересекались с его собственными. Кто, как не Гаврило Пушкин вместе с Наумом Плещеевым, привез когда-то в Москву „прелестные“ грамоты Лжедмитрия I и читал их всенародно на Лобном месте? И не с Трубецким ли вместе Филарет „сидел“ в таборах у Лжедмитрия II, „Тушинского вора“, и стал там впервые патриархом, как тот – боярином? И не тому же ли Трубецкому с Пожарским суждено было затем разрубить гордиев узел, взяв у поляков Москву осенью 1612 года? И не архимандрит ли Дионисий рассылал тогда из Троицы патриотические воззвания, призывая не покоряться „литве“? Наконец, не боярин ли Морозов вышел шесть лет назад на февральский снег Красной площади и объявил об избрании царем 16-летнего Михаила Романова? Царь, встречая отца, отвесил ему земной поклон: „Его же благочестивый царь Михаил срет далече от царствующего града яко пять поприщ и с коня ссед, пешима ногама сему предходя и честь достойную сему принося, и главу яко отцу и учителю к ногам сего покланяет; тако же и сей земли касается, и сына яко царя в лепоту почитает: и оба лежаста на земли, ото очию яко реки радостные слезы пролияша“».
Патриарх и «Великий Государь»
22 июня в Золотой палате Кремля Михаил торжественно «умолил»«отца принять патриаршество, одновременно вручив власть». О том, как получил он сан патриарха в первый раз, было забыто.
«И уже не „воровской“ патриарх, а законный, венчанный 24 июня Константинопольским патриархом Феофаном, Филарет сразу стал более чем главой церкви. Он стал официально именоваться великим государем – формально соправителем своего сына. На деле же – сосредоточил все в своих руках. Теперь, на 64-м году жизни, что, по меркам XVII в., означало глубокую старость, Филарет, наконец, получил власть. Он был хвор телесно, но дух его закалился в испытаниях. У него был свой план государственной политики. Этот план преследовал определенные цели – свести счеты с Сигизмундом».
«Между тем с 1622 г. Филарет отказывается от идеи опоры на представителей „всея земли“ и перестает собирать „земские соборы“, чувствуя свою власть уже достаточно сильной. Он официально именовался „великим государем и патриархом“, соединяя в одном лице верховную светскую и духовную власть в государстве, освященную к тому же авторитетом царского родителя – писала В. Г. Вовина, раскрывая и конкретный механизм его власти. – Филарет являлся истинным государем, на котором лежало решение всех духовных и светских вопросов.
Положение его как великого государя подчеркивалось учреждением особых патриарших стольников, по численности равных стольникам царским. В боярских списках за 20-е годы XVII в. они шли вслед за государевыми стольниками, правда, по знатности в целом уступали им; даже те их них, кто имел княжеский титул, принадлежали обычно к захудалым родам. Патриаршие стольники набирались из жильцов, городовых детей боярских. Поместные оклады их также были ниже, чем у царских. Формально входя в состав государева двора, они несли службу непосредственно при особе Филарета, то есть на патриаршем дворе.
Кроме того, Филарет учредил несколько особых патриарших приказов. Они управляли и патриаршим двором, и делами патриаршей епархии, расположенной в сердце России и равной по размерам европейскому государству. Царской грамотой 1625 г. эта область превращалась, по сути, в „государство в государстве“, где полновластным правителем становился патриарх».
Хлопоты отца-патриарха о счастье сына
В 1619 году, когда Филарет вернулся в Москву, его сыну Михаилу было ровно двадцать пять лет. Несмотря на довольно зрелый возраст, он еще не был женат, хотя за три года до появления в Кремле отца попытался было жениться.
Летом 1616 года, после обычных для того времени царских смотрин, из сотен пригожих и красивых девиц отобрал Михаил более всех понравившуюся ему Марию Ивановну Хлопкову – девушку, конечно же, из дворянской семьи, но не очень знатной и совсем небогатой.
Михаила обручили, но до свадьбы дело не дошло: невеста заболела. Было решено – дело отложить, ибо риск был велик: больная царица, кому она нужна?
Марию и ее родственников отвезли в Тобольск и постарались эту печальную историю предать забвению.
Когда же через три года после случившегося из Польши возвратился Филарет, он заинтересовался странной болезнью девушки и выяснил, что царская невеста стала жертвой оговора двоюродного брата Михаила – его тезки – Салтыкова.
Филарет велел вернуть Марию в Москву, ее родственников – в Нижний Новгород, а интригана отправил в ссылку.
Следовало подумать о продолжении не просто рода Романовых, но о продлении новой царской династии.
Филарет взялся за дело основательно, и русские послы, отправляющиеся за границу, стали искать для своего царя подходящую невесту, но один брачный проект сменялся другим, а дело с места не двигалось.
Наконец, через пять лет, в августе 1624 года устроили еще одни смотрины и отобрали для жениха боярышню, княгиню Марию Владимировну Долгорукову. Но через четыре месяца, 7 января 1625 года, она умерла.
Жених-царь и невеста-нищенка
На следующий год после смерти Марии Долгоруковой в Москве снова собрали на царские смотрины сотни невест-красавиц. Смотрины еще готовились, а сотни претенденток с замиранием сердца ждали решения своей участи.
Однажды Михаил Федорович шел по Кремлю неброско одетый, будто боярский сын или заезжий княжич. И вдруг он увидел двух девушек, шедших впереди него.
Одна из них, богато одетая и всячески изукрашенная, шла впереди, вторая – бедно прибранная, без единого украшения – шла следом за нею опустив глаза.
Царь остановился, стараясь остаться незамеченным. Девушки вошли в церковь, а Михаил Федорович, поозиравшись, заметил Никиту Вельяминова, одного из своих кравчих, и велел ему войти в церковь, узнать, кто такие эти девицы, и сделать все так осторожно, чтобы ни одна из них о том не знала.
Через час Никита доложил, что боярышня из Можайска, а привезли ее на смотрины, а служанку ее отправили с нею вместе, и зовут бедную девушку Евдокией Стрешневой, а отец ее Лукьян Стрешнев – дворянин-однодворец и живет где-то поблизости от Можайска.
Трое следующих суток пребывал Михаил Федорович будто в бреду – так сильно понравилась дотоле неведомая Евдокия Лукьяновна Стрешнева. За эти дни сумел он узнать, что Евдокия осталась сиротой, когда была еще отроковицею, и когда отец ее ушел на войну с поляками, то упросил дальних родственников ее покойной матери взять девочку в дом свой на воспитание. А когда через несколько лет вернулся обратно, то нашел свой дом опустевшим, раскраденным и разоренным, поля свои заросшими бурьяном, а деревеньку свою вконец обезлюдевшей. Сказалась Смута и на его вотчине. И остался в деревеньке всего один двор, и сидел на том дворе единственный его холоп – страдник-бобыль Каллистрат, у коего, как и у его боярина, не было ни семьи, ни скарба, ни рухляди.
Вздохнул помещик Лукьян Степанович Стрешнев и поехал в Можайск поглядеть на свою дочь. А приехав, и возрадовался, и опечалился. Возрадовался оттого, что увидел юную красавицу, а поговорив, узнал, что Евдокиюшка и грамотна, и умна, и сердцем добра.
А опечалился оттого, что была его дочь не то приживалкой, не то служанкой у своей троюродной сестры – злой, завистливой и спесивой.
Хотел было отец забрать дочь с собою, да подумал: «А куда? Под дырявую крышу, под коей – стол, скамья да две плошки?» И оставил дочь скрепя сердце.
Когда узнал Михаил про это, то решился на невиданное и дотоле неслыханное: попросил отца-патриарха и мать-царицу выслушать его по делу великому – о суженой его – и судьбу их решить, как будет угодно им и Господу. Он знал, что разговор легким не будет, но поклялся Богу и самому себе, что от намерения своего не отступит и скорее примет схиму, чем откажется от бедной сироты.
Поближе к вечеру пришел он на половину патриарха Филарета Никитича, где была уже и матушка его – царица Ксения Ивановна. И лишь поближе к утру вышел он оттуда.
Царский тесть – Лукьян Стрешнев
В полдень обоз из тяжелых рыдванов выехал из Москвы к Можайску. После двухдневной дороги и долгих расспросов отыскали царские посланцы одинокую избу, из которой вышел нечесаный мужичонка в лаптях и зипуне из мешковины и сказал, что кличут его Каллистратом, что живет с барином в этой вот избе, а сам барин ныне пашет землю.
Каллистрат ткнул пальцем в сторону, и московские гости увидели пахаря, шедшего за плугом босиком, в старых портах и рваной рубахе. Заметив господ, пахарь остановил лошадь и пошел им навстречу.
И Каллистрат, и его барин несказанно удивились, когда все господа стали низко кланяться Лукьяну Степановичу и даже Каллистрату ласково и дружелюбно улыбаться. Старший из них сказал, что отныне Лукьян Степанович – царский тесть, а патриарху сват. Стрешнев начал молить их Христом, чтобы перестали шутить над ним, просил поискать кого-нибудь другого, того самого, к кому они и ехали. Но господа стояли на своем… Взяв его под руки, повели к избе.
