Елена Прудникова - Творцы террора

Судя по ситуации, в то время на посту наркома внутренних дел нужен был совершенно особый человек: с одной стороны, бескомпромиссный в борьбе с врагами, которых действительно было немало, а с другой, достаточно устойчивый, чтобы не воспринять славные чекистские «традиции», жалобы на которые сыпались в Кремль в невероятном количестве. Как раз таким человеком был его преемник на посту наркома Берия, сумевший обуздать НКВД. По всей видимости, таким был и Ежов. Если бы все пошло нормально, как задумывалось, он вскоре вошел бы в Политбюро и работал себе, занимаясь органами внутренних дел.

Но не вышло. У Ежова, как оказалось, имелись две уязвимые точки. Он был все-таки в глубине души амбициозен. И он не был профессионалом.

А теперь поговорим немного о кадровой политике Советской власти.

С самого Октября сплошь и рядом было так, что начальником какого-нибудь дела назначали проверенного партийца, из «старых большевиков». Этих людей тасовали, как колоду карт, перемещали с одного дела на другое. Характерный пример – уже знакомый нам Акулов. Во время войны он был партийным работником, затем занимался профсоюзами, был зам. наркома рабоче-крестьянской инспекции, перешел в чекисты, потом в прокуроры, и снова на партработу…

Позднее на руководящих постах номенклатурщиков стали сменять профессионалы. Так, Акулова на посту прокурора СССР сменил высококлассный юрист Вышинский, Ежова на посту наркома внутренних дел – чекист-профессионал Берия. Но в 20-х – начале 30-х годов в Советком Союзе существовала номенклатура профессиональных управленцев, которых кидали с одного поста на другой, часто совершенно несходный. Это было правило.

Как вы думаете, каким образом вновь назначенный начальник входил в курс дела, в котором не очень-то разбирался? Ну конечно же, его обучали подчиненные.

В наследство от своего предшественника Ежов получил уже изрядно разложившийся аппарат и, вместо того чтобы привести чекистов в чувство, сам воспринял их «славные» традиции. Ну, и чему те бойцы, которых развел в аппарате Ягода, могли научить нового наркома? Да, часть из них Ежов арестовал – но другие-то остались! До сих пор Николай Иванович видел «органы» снаружи, а теперь оказался внутри структуры. И сразу познакомился с такими вещами, как следствие, сроки, доказательства, признания.

– Как же вы с такими работаете? – наверняка спрашивал он Фриновского, глядя на какого-нибудь арестованного.

– Да проще простого! – смеялся бывший заместитель Ягоды. – Хлопнуть водки, врезать по почкам – и будет шелковый!

Берия, знавший оперативную и следственную работу не понаслышке, ответил бы что-нибудь вроде: «Ты мне не вкручивай. Я сам знаю, когда надо бить, а когда не надо. Больно умные вы все тут…» Да он и вопроса бы такого не задал, и Фриновский бы с ним другим тоном говорил.

А что мог ответить Ежов?

Без сомнения, до прихода в НКВД он не был таким, каким стал впоследствии. Однако вниз идти легко. Матерые чекисты, первым из которых как раз и стал взятый Ежовым в заместители Фриновский, обработали нового наркома, привили ему свои ценности. Ценности были простыми, как три копейки. Чем больше врагов сдадим, тем лучше. Жизнь человеческая – пустяк, не стоит создавать себе проблем. Врагов надо бить – тогда расколются. Водка чекисту – первый друг. Мужики были крутые, сильные… настоящие, таким море по колено, от того, что ты над ними начальствуешь, голова кружится. И Николай Иванович, незаметно для себя, подчинился своим подчиненным, потом начал участвовать в допросах, затем самолично избивать арестованных…

Похоже, наука поначалу давалась нелегко. Он, до тех пор не замеченный в особом пристрастии к спиртному, стал много пить. Хотя, конечно, мужики ягодинской закваски могли споить даже ящерицу, которая, как говорят, вообще ничего не пьет.

С другой стороны, и сам Ежов был непрост. 10 апреля 1939 года, после ареста, в его квартире провели обыск. Проводивший его капитан докладывал, среди прочего:

«При обыске в письменном столе в кабинете Ежова в одном из ящиков мною был обнаружен незакрытый пакет с бланком «Секретариат НКВД», адресованный в ЦК ВКП(б) Н. И. Ежову, в пакете находилось четыре пули (три от патронов к пистолету «Наган» и одна, по-видимому, к револьверу «Кольт»). Пули сплющены после выстрела. Каждая пуля была завернута в бумажку с надписью карандашом на каждой: «Зиновьев», «Каменев», «Смирнов» (причем в бумажке с надписью «Смирнов» было две пули). По-видимому, эти пули присланы Ежову после приведения в исполнение приговора над Зиновьевым, Каменевым и др.».

Во время расстрела этих людей Ежов в «органах» еще не работал, был тихим и вежливым. Пули ему прислали приводившие приговор в исполнение чекисты. Чем так насолили председателю комиссии партийного контроля именно эти люди? Почему именно их пули он, отправивший на смерть десятки тысяч, хранил у себя дома как дорогую память?

…В общем, бравым чекистам было за что зацепить нового наркома. И зацепили. И стал он вынашивать о-о-очень интересные планы…

Но об этом – чуть-чуть ниже…

Глава 6

Момент истины «партийной гвардии»

Истина в России всегда имеет характер фантастический.

Вся беда в том, что к весне 1937 года Ежов оказался в положении «сам себе контролер». Сталин думал, что он справится. А он не справился, и оказавшаяся без узды контора пошла вразнос.

Ведь в чем основное противоречие любой полиции? В том, что она вроде бы стоит на страже справедливости, но о ее работе судят не по уровню справедливости в обществе, а по количеству выявленных преступников. И любая полиция, естественно, стремится к тому, чтобы их было как можно больше. Справедливость как таковая ее не волнует. А вот для того, чтобы полицейские ловили кого надо, а не шили дела кому попало, как раз и существуют самые разные виды надзора.

А поскольку с надзором в СССР было плохо, то власти, предвидя опасный момент, решили его усилить и поставили во главе НКВД контролера. В общем-то, не самое плохое решение…

Подвел, как в большинстве катастроф, человеческий фактор…

Так кто все же санкционировал пытки?

Короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен.

Все время существования, с самого 1917 года, в правоохранительных органах Советской России применялись так называемые «физические методы» воздействия. И все время власть с этой практикой боролась, жестоко и неуклонно.

В основном в таких эксцессах все же оказывалась замечена милиция, где с кадрами было еще хуже, чем везде. В начале 30-х годов зампред ОГПУ Г. Е. Прокофьев, начальник милиции, издал приказ № 00359, касательно избиений и грубости. Там прямо говорилось, что в ряде управлений избиения заключенных, да и просто граждан, грубость по отношению к населению вошли в систему.

Наримановский район. Уполномоченный Сивов избил заключенного до того, что тот сошел с ума. Коллегией ОГПУ Сивов приговорен к 10 годам концлагерей (максимальный по тому времени срок). Емецкий район Северного края. Делопроизводитель Покровский избил задержанного и револьвером нанес четыре раны в голову и одну в ногу (10 лет концлагерей). Пензенская область. Командир взвода Зайцев развлекался тем, что раздевал детей от 12 до 15 лет, порол крапивой, а потом бил резиновой палкой (10 лет лагерей). В конце концов озверевший от своих работничков Прокофьев приказал вместе с преступниками отдавать под суд и их начальников. Если и помогло, то ненадолго…

В 1934 году письмо некоего Ревиса, заключенного соловецких лагерей, о преступных методах ведения следствия, добралось до Политбюро. По этому поводу Сталин писал Куйбышеву и Жданову: «Обращаю ваше внимание на приложенные документы… Возможно, что содержание обоих документов соответствует действительности. Советую:

а) поручить комиссии в составе Кагановича, Куйбышева и Акулова проверить сообщение в документах;

б) вскрыть до корней недостатки “следственных приемов” работников бывшего ОГПУ;

в) освободить невинных пострадавших, если таковые окажутся;

г) очистить ОГПУ от носителей специфических “следственных приемов” и наказать последних “не взирая на лица”.

Дело, по-моему, серьезное и нужно довести его до конца»[60].

Брались за эти дела, и доводили до конца, о чем свидетельствует возраставшее из года в год количество осужденных работников органов внутренних дел, но что толку, если беззакония было – море. Да к тому же сплошь и рядом происходили такие, например, истории. В 1929 году семеро работников ОГПУ были исключены из партии и преданы суду за незаконный расстрел арестованного. Их отправили в Северные лагеря, поручив каждому «ответственную работу в лагерной обстановке». Один из них, например, возглавлял экспедицию. «В результате самоотверженного труда» уже в 1931 году все они были освобождены и восстановлены в ОГПУ. Надо полагать, раскаялись. И, конечно, когда им дали право бить и стрелять, они сами этого не делали и товарищей удерживали. Смешно, правда?