Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Федор Леонидович Синицын
Несмотря на перенос завершения строительства коммунизма в неопределенное будущее, концепция «развитого социализма» не противоречила положениям Программы КПСС (1961 г.)[664], так как достижение коммунизма по-прежнему оставалось целью советского общества, хотя и «постепенно, эволюционным путем… по мере вызревания материальных и духовных предпосылок»[665].
Общность черт «развитого социализма» и коммунизма (в целом как формации), по мнению советских идеологов, состояла в достижении превалирования общественной собственности, плановом ведении хозяйства, увеличении общественных фондов потребления, участии масс в управлении, углублении демократии. Считалось, что «за этими общекоммунистическими чертами — будущее»[666].
В то же время, как подчеркивал Г.Е. Глезерман, «различия между социализмом и коммунизмом весьма значительны». Они включали в себя распределение «по труду» (а не «по потребностям»), наличие «общенародного государства», существенные различия между городом и деревней, физическим и умственным трудом[667], недостаточную «социально-экономическую зрелость» (по меркам коммунизма), «наличие собственной материальнотехнической базы и социалистической формы собственности, которая в отличие от коммунистической состоит из государственной и кооперативной»[668], сохранение производства, «в котором масса непосредственного рабочего времени, количество затраченного живого труда выступает как решающий фактор создания общественного богатства»[669].
Кроме того, Г.Л. Смирнов отмечал и еще одно отличие «развитого социализма» и коммунизма — присутствие отрицательных, с точки зрения идеологии, «явлений, которые перешли из капитализма» — «родимых пятен» социалистического общества, которые и создавали его «незрелость… по сравнению с коммунистическим»[670].
Ф.И. Бурлацкий подчеркивал, что «ускорение темпов перехода к коммунистическому обществу» нельзя форсировать: «Пытаться строить коммунизм, прежде чем утвердится, упрочится и разовьется социализм, — это так же бессмысленно, как возводить крышу здания, не имеющего фундамента и стен». В СССР отмечали ошибочность самовольного введения «коммунистических мер» на некоторых предприятиях в рамках соревнования за звание «коллектива коммунистического труда», когда по приказу руководства вводились различного вида бесплатные услуги для работников — отмена платы за питание, квартиру, отопление, транспорт и т. д., а также устанавливалась практика распределения зарплаты поровну[671].
Предпосылками «полного коммунизма» были обозначены весьма значительные достижения, которых в СССР еще не было: повсеместное распространив НТР, в том числе автоматизация и интеллектуализация труда, «ликвидация противоположности между городом и деревней», «устранение классовых различий», выработка у советских людей сознательности[672]. При отсутствии всех этих достижений говорить о построении коммунизма считалось преждевременным.
Таким образом, в середине 1960-х гг. в СССР со стороны и властей, и общества возник запрос на переработку идеологии. Отечественные экономисты высказывают мнение, что причиной этой переработки было осознание советским руководством во второй половине 1960-х гг. невозможности выйти на намеченные XXIII съездом КПСС рубежи в экономике[673]. Однако задача переработки идеологии была поставлена раньше, в том числе и на самом XXIII съезде, а ее предпосылкой была не экономика как таковая, а совокупность многих аспектов жизни советского общества. Тем не менее новая концепция идеологии действительно базировалась на «материальных» (экономических), а не «духовных» основах.
Перенос завершения строительства коммунизма на неопределенное будущее и разработка стадиальности социализма, обосновывающей такой перенос, были решением проблемы устранения хрущевского наследия в идеологии и одновременно возвращением последней от утопии к реалиям. В. Заславский назвал этот процесс «переходом советского марксизма-ленинизма от фазы революционной идеологии к фазе консолидирующей идеологии»[674]. С другой стороны, сохранение этой цели в принципе и объявление «развитого социализма» важной ступенью на пути к коммунизму стало отповедью на заявления западных социал-демократов о том, что социализм и коммунизм — это альтернативные, исключающие друг друга пути развития.
Разработка новой концепции идеологии преследовала несколько краткосрочных и перспективных целей: снять ответственность с нового руководства страны за провалившуюся хрущевскую программу форсированного построения коммунизма, дать советским людям приемлемый образ будущего, а также объяснить неравномерность развития социализма в разных соцстранах.
2.2. «Ленина никому не дадим в обиду»
Концепция «развитого социализма» в период правления Л.И. Брежнева стала идеологической базой советского общества. В рамках этой концепции и других исканий власти пытались дать ответ на конкретные вызовы времени. В ноябре 1966 г. на заседании Политбюро Ю.В. Андропов отметил, что необходима «единая точка зрения на базе марксистско-ленинского учения по основным вопросам внешней и внутренней политики нашей партии», в том числе «в освещении вопросов о Сталине, об Отечественной войне, о перспективах развития нашей страны и партии и т. д.». Он заявил, что это «не только наше внутреннее дело, этого просят и ждут от нас наши друзья в социалистических странах, да и все коммунистическое движение мира»[675].
Действительно, «идеологический вакуум» привел к тому, что по многим «острым» проблемам не было ясности ни в СССР, ни в «мировой системе социализма». По словам писателя А.Н. Васильева, перед XXIII съездом КПСС (1966 г.) «излишнюю нервозность… вызвали слухи о возможной реабилитации Сталина»[676]. Аналогичная ситуация сложилась в ГДР, где в конце 1965 г. интеллигенцию «пугали» тем же — причем делали это, как ни странно, работники Идеологического отдела ЦК СЕПГ[677], т. е. априори наиболее идейные коммунисты.
Ответом руководства СССР на вызов десакрализации власти и идеологии было «восстановление ленинских основ» в том и другом. Л.И. Брежнев заявил, что курс его политики — это «ленинизм», и с его приходом к власти «партия непоколебимо встала на защиту ленинизма»[678]. С. Шаттенберг пишет, что Брежнев, «как и все партийные руководители… использовал Ленина для легитимации собственной позиции, для подтверждения новых тезисов и мер и для того, чтобы позиционировать себя в качестве его наследника»[679]. Это так, но очевидно, что Брежнев стал делать на «ленинизме» акцент сильнее, чем прежние руководители страны. Такой подход был обусловлен тем, что ко второй половине 1960-х гг. В.И. Ленин остался единственным советским руководителем, у которого сохранился некоторый авторитет среди населения СССР и других соцстран.
Новая концепция советской идеологии была напрямую увязана с именем В.И. Ленина. Кроме того, что было объявлено о ленинском авторстве самого термина «развитое социалистическое общество», власти СССР стремились сделать имя и идеи Ленина снова «актуальными», соответствующими духу второй половины XX в. На заседании Политбюро в ноябре 1966 г. Л.И. Брежнев заявил, что «нужно… соединить… эпоху между Лениным и нашими днями», собрав воедино «все лучшие идеи наших современников, всё, что сделали наш народ и наша партия за это время». П.Н. Федосеев считал необходимым принести в массы идею, что «Ленин предвидел
