Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения в России за 300 лет - Яков Моисеевич Миркин
Внешне крайне прост. Тайный советник, куча орденов, одетый в самое простое, в поношенный сюртук, поношенную шубу. Простой дом, простая еда, актерский (свидетель Шаляпин) и литературный таланты. Мы еще не родились, и неизвестно, родимся ли, на дворе год 1893-й, все еще спокойно и нет войны. Знаменитый историк Ключевский, 52 года, пишет в дневнике: «28 июня… „Александр“ бежит прямо на Запад, где горизонт догорает последним огнем вечерней зари. Над заревом повисли разорванными лоскутами темно-синие редкие облака. Речная даль впереди белеет тускнеющим стеклом, справа окаймленным чуть заметной линией низкого берега, и слева поднимается лесистая изогнутая стена. Впереди светло и свежо, а позади парохода сырая и серая мгла сливается с шумом взбудораженной воды и туда убегает черная струя дыма, медленно выползая из пароходной трубы».[280] Мир спокоен и очень хочется жить.
«Самый дорогой дар природы — веселый, насмешливый и добрый ум»
Что еще? Боготворим студентами. Всегда аншлаг на лекциях! В зале до двух тысяч человек, они сбегались со всей Москвы, висели гроздьями на подоконниках, забивали проходы. Яркая, образная речь, история — как живое действие, но строгое, данное в системе, ясный негромкий, певучий голос, который все очень любили (он преодолел детское заикание). «В аудитории напряженная тишина, разве только прорвется взрыв веселого смеха или восторженных аплодисментов. После таких лекций студенчество устраивало… бурные овации».[281] «Курсистки, чтобы проникнуть на лекции Ключевского в университет, куда их не пускали, переодевались студентами и остригали волосы».[282]
Сыпал шутками и афоризмами. Они были знамениты. «Человек — это величайшая скотина в мире». «Прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий». «История учит даже тех, кто у нее не учится; она их проучивает за невежество и пренебрежение». «Чужой западноевропейский ум призван был нами, чтобы научить нас жить своим умом, но мы попытались заменить им свой ум». «Пролог XX века — пороховой завод» (как он был прав!). «Всякий порядочный администратор… обязан охранять народное благо тем усиленнее, чем бессмысленнее его понимает народ». «Государство пухло, а народ хирел». А вот еще: «Самый дорогой дар природы — веселый, насмешливый и добрый ум».[283]
Добрый ум! Мы имеем дело с очень добрым человеком, но человеком впередсмотрящим, изучающим, пытающимся понять, как все устроено в России, в чем логика ее истории и как ее сберечь. «Народное благо» — это вопросы к нам, к тому, как мы понимаем нашу общую жизнь.
По Ключевскому, любое государство, любая система правления должны быть посвящены общему благу. Беда России в том, что она тысячу лет управлялась как вотчина, как личная собственность своего хозяина — в этом нет «общего блага», есть благо личное, «хозяина земли русской», по выражению Николая II.[284]
«Власть вопреки общему благу — простой захват»
Послушаем Ключевского. Сущность и задачи государства: «верховная власть, закон, народ и общее благо».[285] Идея народного русского государства «всею своею сущностью» отрицает вотчину, вотчинная схема заставляет «мыслить государя всея Руси не как верховного правителя русского народа, а только как наследственного хозяина, территориального владельца Русской земли».[286] Что было в истории России? «Государство понимали не как союз народный, управляемый верховной властью, а как государево хозяйство… Поэтому народное благо, цель государства, подчинялось династическому интересу хозяина земли и самый закон носил характер хозяйственного распоряжения… устанавливающего порядок деятельности подчиненного… порядок отбывания разных государственных повинностей обывателями».[287]
Повторим за Ключевским: народное благо — цель государства. Ключевая идея истории (любое время, любая власть, любой правитель, любая деятельность, объект которой народ) — увеличение «общего блага». История оценивается по его динамике. Отсюда знаменитое мотто Ключевского — «империя пухнет, народ хиреет».
«У нас выработалась низшая форма государства, вотчина. Это собственно и не форма, а суррогат государства. Но, скажут, этой формой целые века жил великий народ и ее надобно признать самобытным созданием народа. Конечно, можно, как „голодный хлеб“ можно признать изобретением голодающего народа; однако это не делает такого хлеба настоящим».[288]
«Голодный хлеб» — это хлеб из лебеды. «Петр I. Он действовал как древнерусский царь-самодур; но в нем впервые блеснула идея народного блага, после него погасшая надолго, очень надолго. Чтобы защитить отечество от врагов, Петр опустошил его больше всякого врага. Понимал только результаты и никогда не мог понять жертв». «После Петра государство стало сильнее, но народ беднее».[289]
Что в итоге сказал Ключевский? Что сказал историк, пользовавшийся всеобщей любовью в России, прошерстивший в своих «курсах русской истории» тысячу лет жизни народа в самых разных формах государства? Преподаватель истории для цесаревича Георгия Александровича (1893–1895)? Он сказал, охватывая суждением, по сути, века: «До Петра идеи „народного блага“ во власти нет. После Петра она погасла очень надолго».
И еще: «Власть как средство для общего блага нравственно обязывает, власть вопреки общему благу — простой захват».[290] «Задача в том, чтобы единоличная власть делала для народного блага то, чего не в силах сделать сам народ чрез свои органы. Ответственность в том, что одно лицо несет ответственность за все неудачи в достижении народного блага».[291] В этих суждениях есть всё, чтобы оценить каждого, кто был когда-то вознесен историей на вершины власти.
Как жить государству. Что впереди
Есть ли еще верховные «фигуры», кроме Петра I, которых обсуждал Ключевский: что случилось при них с «общим благом», «народным благом»? Уменьшилось или приросло?
Да, конечно. Это Екатерина II. Если не поминать конвейер войн («из 34 лет царствования 17 лет борьбы внешней или внутренней на 17 лет отдыха!»), если отставить в сторону четыре десятилетия «непрерывного военного напряжения»,[292] то именно в ее царствование в публичный обиход сверху, с самого трона были введены конструкты «блага», «добра» или даже «любви» как основы управления российским государством. «Очень верное правило, это всегда иметь целью общественное благо».[293]
Вот «Наказ» (1766–1767) Екатерины II для создания законодательной основы бытия России. Статья 1: «Закон Христианский научает нас взаимно делать друг другу добро, сколько возможно». Статья 13: «Какой предлог самодержавного правления? Не тот, чтоб у людей отнять естественную их вольность, но чтобы действия их направить к получению самого большого ото
