Хосе Рисаль - Флибустьеры
- Тогда возьмите и скупите сейчас за гроши эти лачуги...
- А потом добейтесь отмены указа и перепродайте их за двойную цену... Недурное дельце!
Симоун улыбнулся своей ледяной улыбкой; заметив, что к ним подходит Кирога, он покинул сетующих коммерсантов и пошел навстречу будущему консулу. Самодовольное выражение вмиг исчезло с лица Кироги, он состроил умильную гримасу истого торгаша и согнулся чуть не до земли.
Китаец Кирога питал к ювелиру величайшее почтение не только из-за его богатства, но прежде всего из-за близости Симоуна к генерал-губернатору об этом шептались все кругом. Говорили также, что Симоун, поддерживая честолюбивые мечты китайца, советует властям учредить консульство; на это прозрачно намекала некая враждебная китайцам газета в нашумевшей полемике с другой газетой, ратовавшей за людей с косицами. Самые осведомленные, подмигивая, прибавляли полушепотом, что "Черное преосвященство" советовал генералу всячески поощрять китайцев, дабы сломить упорно отстаивающих свое достоинство филиппинцев.
- Чтобы держать народ в повиновении, - якобы сказал ювелир, - нет лучшего способа, как унизить его в собственных глазах.
И слова эти скоро подтвердились.
Община метисов и община тагалов ревниво следили одна за другой; весь их воинственный пыл, вся энергия растрачивались на взаимную вражду и недоверие. И вот однажды, во время мессы, старейшине тагалов, сидевшему справа от алтаря и отличавшемуся крайней худобой, вздумалось заложить ногу на ногу, чтобы в этакой светски непринужденной позе икры его казались полней и все могли любоваться его изящными ботинками. Тогда старейшина общины метисов, который сидел на противоположной скамье и из-за подагры и чрезмерной полноты не мог заложить ногу на ногу, широко раздвинул ноги и выставил вперед свое толстое брюхо, туго обтянутое жилетом и украшепное великолепной золотой цепью с бриллиантами.
И та и другая сторона усмотрели вызов в действиях противника и борьба началась: на следующей мессе у всех метисов, даже у самых тощих, появилось брюшко, и сидели они расставив ноги, точно верхом на лошади: тагалы же все, как один, заложили ногу на ногу, даже толстяки.
Видя это, китайцы тоже придумали себе особую позу:
сели так, как сидят у себя в лавках, - подвернув под себя одну ногу, а другую свесив до полу. Посыпались протесты, жалобы, требования нарядить следствие, жандармы вооружились и приготовились к гражданской войне, священники потирали руки, испанцы веселились и брали деньги со всех подряд, пока наконец генерал не разрешил конфликта, приказав всем сидеть так, как сидят китайцы, ибо хотя китайцы и не самые ревностные христиане, зато они больше всех платят. Тяжко пришлось тут метисам и тагалам панталоны они носили узкие и потому не могли копировать позу китайцев. А дабы намерение унизить их было вполне очевидным, исполнение указа обставили как можно торжественней - вокруг церкви, где бедняги обливались потом, выстроился целый отряд кавалерии. Дело дошло до кортесов, но кортесы одобрили указ: поскольку китайцы платят больше, они имеют право устанавливать свои порядки даже на религиозных церемониях, а что они нередко отрекаются от веры и издеваются над христианами, - это-де значения не имеет. Тагалы и метисы смирились, но зато они усвоили, что глупо растрачивать силы по такому ничтожному поводу.
Коверкая слова и приниженно улыбаясь, Кирога приветствовал Симоуна; голос его звучал слаще флейты, он то и дело приседал, но ювелир бесцеремонно прервал его:
- Браслеты понравились?
При этом вопросе оживление Кироги вмиг улетучилось, нежные, воркующие нотки в голосе сменились жалобными, он согнулся еще ниже и, сложив ладони и поднеся их к лицу - китайская манера приветствовать, - простонал:
- Уй-уй, синьо Симоун! Моя погуби, моя лазоли!
- Да что вы, Кирога! Погибли, разорены! А откуда столько шампанского, столько гостей?
Кирога зажмурил глаза и скорчил горестную гримасу.
Пес! Эта история с браслетами разорила его вконец. Симоуд усмехнулся: если торгаш-китаец хнычет, значит, дела его хороши, если же уверяет, что все идет как нельзя лучше, стало быть, ждет банкротства или готовится удрать в свой Китай.
- В аса не знай, моя погуби, моя лазоли? Ах, синьо Спмоун, моя бу-бух!
И китаец, наглядно изображая свое бедственное положение, сделал рукой жест, показывавший, как он проваливается в бездну.
С трудом сдерживая смех, Симоун сказал, что ничего не понимает, ровным .летом ничего.
Тогда Кирога повел ювелира в отдаленную комнату и, тщательно заперев дверь, поведал причину своего разорения.
Три бриллиантовых браслета, которые он давеча попросил у Симоуна, будто бы показать своей благоверной, на самом деле предназначались вовсе не ей этой бедной индианке, вечно сидевшей взаперти, как китайские женщины. Нет, он взял их для некой очаровательной особы, приятельницы влиятельного чиновника, который мог помочь в одном деле, сулившем китайцу тысяч шесть песо чистой прибыли. В женских вкусах Кирога не очень-то разбирался и, желая блеснуть галантностью, попросил у ювелира три роскошных браслета ценой в три-четыре тысячи песо каждый. С простодушным видом и нежной улыбкой он предложил даме выбрать браслет, какой ей больше по вкусу, но дама, с еще более простодушным видом и еще более нежной улыбкой, сказала, что ей нравятся все три, и забрала их.
- Аи-аи, худо! Моя погуби, моя лазоли! - причитал китаец, похлопывая себя по щекам маленькими ручками.
Ювелир рассмеялся.
- У-у, нехолесый синьола, не настоясий синьола! - жаловался китаец, огорченно качая головой. - Совсем стыда нет, засем моя обмани, моя бедный китайса! Не настоясий синьола, нет, полостей кплистьянка болъсе стыд!
- Выходит, вас надули, надули! - веселился Симоун, легонько хлопая китайца по животу.
- Все-все бели в долг, никто не плати. Лазве халасо? - И он начал пересчитывать на пальцах, украшенных длинными ногтями: - Чиновника, офисела, лейтенанта, солдата... Аи, синьо Симоун, моя погуби, моя бу-бух!
- Ну-ну, не хнычьте, - сказал Симоун. - Я ведь не раз выручал вас, когда офицеры просили взаймы... Я давал им деньги, чтобы они вам не досаждали, хотя знал, что заплатить долг они не смогут...
- Э, синьо Симоун, васа давай деньга офисела, моя давай зенсина, синьола, моляка, все-все...
- Ну что ж, с них и получите!
- Моя получай? Васа нисего не знай, нисего! Калта игилай, никогда не плати! Халасо васа консул имей, заставляй плати, моя консул не имей...
Симоун задумался.
- Послушайте, Кирога, - немного помолчав, сказал он, - я берусь получить деньги с тех офицеров и моряков, которые вам должны, только дайте мне их расписки.
Кирога опять застонал: ему никогда не оставляли расписок.
- Если придут к вам просить денег, посылайте ко мне, я выручу вас.
Кирога рассыпался в благодарностях, но вдруг вспомнил о браслетах и снова заныл:
- Полостой килистьянка больсе стыд!
- Карамба! - вздохнул Симоун, искоса глядя на китайца, словно изучая его. - А мне-то как раз нужны деньги, и я надеялся, что вы заплатите за браслеты. Но все можно уладить, я не хотел бы, чтобы вы обанкротились изза такой безделицы. Окажите мне одну услугу, и я вам скощу две тысячи из вашего должка. Вы, я знаю, получаете через таможню все, что захотите, лампы, кандалы, посуду, медь, мексиканские песо. А оружие монастырям поставляете?
Китаец утвердительно кивнул: да, только взяток надо много давать.
- Моя все-все делай для святой отес!
- Так вот, - вполголоса сказал Симоун, - мне надо, чтобы вы взяли к себе несколько ящиков с ружьями; они прибыли сегодня вечером, и я прошу вас спрятать их у себя на складе. Дома у меня все не помещаются.
Кирога всполошился.
- Не тревожьтесь, никакой опасности для вас нет. Эти ружья подбросят потом в разные дома и сделают обыск.
Кое-кто окажется в тюрьме, а мы с вами заработаем, похлопотав об освобождении арестованных. Вы меня поняли?
Кирога колебался, оружие внушало ему страх. Правда, в столе у него лежал незаряженный револьвер, но китаец притрагивался к нему не иначе как зажмурив глаза и отвернув лицо.
- Если вы боитесь, я попрошу кого-нибудь другого, но тогда мне потребуются мои девять тысяч - придется подмазать, чтобы смотрели сквозь пальцы.
- Халасо, халасо! - согласился наконец Кирога. - Толико хватай много-много, да? И обыска делай, да?
Вернувшись в залу, Кирога и Симоун застали там отужинавших гостей за оживленной беседой: шампанское подействовало возбуждающе, и языки развязались.
В одной группе, состоявшей главным образом из чиновников, к которым присоединились несколько дам и дон Кустодио, речь шла о посланной в Индию комиссии для изучения солдатской обуви.
- А кто в этой комиссии? - спросила пожилая дама.
- Полковник, два офицера и племянник его превосходительства.
- Всего четыре человека? - удивился один из чиновпиков. - Хороша комиссия! А если их мнения разойдутся, что тогда? Дело-то они хоть знают?.
