Владимир Шигин - Дело «Памяти Азова»
— Товарищи! — надрывался взлохмаченный, невзрачного вида человек в штатском. — Вас все время держат в неволе! Не позволяют курить на улицах и в общественных местах! Не пускают в рестораны и сады! Запрещают съезжать на берег! Заставляют надрываться на тяжелой, никому не нужной работе! Кормят негодной пищей! Поминутно бьют, всячески унижают ваше человеческое достоинство! И это будет продолжаться, пока существует проклятое самодержавие! Чего вы смотрите? Чего ждете? Только свергнув царя, вы добьетесь равноправия, откроете путь к социализму, равенству, братству и свободе!
— Правильно! Правильно! — послышались голоса.
Ободренный сочувствием оратор еще больше воодушевился.
— Долой самодержавие! Долой офицеров! Только в борьбе обретете вы право свое!
Толпа электризовалась все больше и больше. В этот момент один из артельщиков подводных лодок пробился к стоявшему в первых рядах боцману подводной лодки „Лосось“ — высокому, вечно угрюмому латышу Розену.
— Господин боцман, мы только что привезли из города провизию, и, пока выгружали ее на пристань, какая–то сволочь сперла французскую булку.
Розен возмутился.
— Вот сукин сын! А вы чего смотрели?
— Да разве доглядишь, когда столько народу!
Суд боцмана был скор и не лишен остроумия.
— Идем! — обратился он к стоявшим рядом матросам подводного плавания и медленно направился к оратору.
— Да здравствует российская социалистическая республика! — надрывался агитатор.
Вдруг мощная боцманская рука стащила его с камня.
— Чего зря разоряешься? Сволочь ты эдакая! Так тебя перетак! Держи его, ребята!
— Что? В чем дело? — полепетал не на шутку перетрусивший оратор…
— А то, что у нас французские булки украли! А все ты виноват! Так твою перетак! Вали его на камень, ребята, да всыпьте побольше горячих! Так его перетак!
Настроение толпы резко изменилось. Под громкий хохот и прибаутки аудитории оратора разложили и выпороли на славу.
По окончании экзекуции незадачливый агитатор дрожащими руками подхватил свои брюки и юркнул в толпу.
— Го–го–го, — надрывалась команда.
— Держи его, держи!
Унтер–офицерские дудки заливались вовсю пронзительными свистками, ускоряя бегство революционера, единомышленники которого давным–давно уже скрылись из виду».
О чем молчат историки
Одним из наиболее темных вопросов истории мятежа на «Памяти Азова» является вопрос: был ли он стихийным и случайным? Если в случае с мятежом 1905 года на черноморском броненосце «Князь Потемкин» все же имелся повод — борщ из несвежего мяса, то на «Памяти Азова» ничего подобного не было. При этом в советское время историки были поставлены в нелегкое положение. С одной стороны, надо было объяснить восстание на боевом корабле издевательствами офицеров, плохой кормежкой, невыносимыми условиями жизни. С другой же стороны, надо было показать решающую роль партии большевиков и провокационную роль их извечных конкурентов — эсеров. Все эти три оставляющие — стихийность выступления, провокационную сущность эсеров и руководящую роль РСДРП (б), несмотря на их полную взаимную противоречивость, надо было как–то увязать между собой. Из–за этого и приходилось историкам во главе с С. Найдой писать на одной странице о стихийности выступлений матросских масс, а уже на следующей — о руководящей и направляющей роли эсдеков.
В связи с этим весьма режет глаза частое упоминание в описаниях мятежа на крейсере некой особой боевой дружине, которая к моменту мятежа на крейсере была уже давно сформирована и сразу же активно и со знанием дела начала действовать. Если боевая дружина готовилась к захвату власти на корабле, то о какой стихийности бунта вообще можно говорить! Во–вторых, кто руководил этой дружиной — эсеры или социал–демократы? То что захватившие власть на «Памяти Азова» власть боевики ждали прибытия на борт известного эсера Фундаминского с еще двумя эсерами, а не какого–нибудь видного социал–демократа, наводит на мысль, что именно эсеры и готовили весь мятеж, именно им подчинялась и боевая дружина — некий прообраз современного корабельного спецназа.
Весьма примечательная фраза на этот счет есть в документальном рассказе Льва Шейнина «Карьера Кирилла Лавриненко»: «Крейсер оказался в руках восставших. Командование крейсером приняла на себя боевая дружина (выделено мной. — В.Ш.)». Что это еще за боевая дружина? А это ни что иное, как заранее специально подготовленная для насильственного захвата крейсера группа боевиков во главе с профессиональным террористом Коптюхом—Минесом! Следователю Шейнину о боевой дружине рассказал непосредственный участник событий Лавриненко. После этого все разговоры о некой стихийности и неком революционном порыве матросских масс просто смешны. Захват корабля и убийство офицеров совершали заранее подготовленные для этого люди. Каждый из них четко знал, когда и что ему делать, кого именно и как он должен убить. Говоря современным языком, это была хорошо спланированная спецоперация, которую готовили не дилетанты, а профессионалы. Еще более странным выглядит то, что, оказывается, охранное отделение прекрасно знало состав этой боевой дружины и даже место обитания ее руководителя.
Из доклада в охранное отделение Санкт-Петербурга от Ревельского жандармского управления: «Со времени прихода летом сего года судов Балтийской эскадры в Ревельский рейд, как и в минувший год, установлено было наблюдение за поведением судовых команд и их сношениями с неблагонадежными на берегу. Установлено было, что на судах „Память Азова“, „Рига“, „Рында“, „Николаев“, отчасти „Слава“, среди нижних чинов имелись лица, составлявшие как бы группу (вроде боевой дружины), которая руководила революционной пропагандой среди матросов, в свою очередь, будучи направляема к тому посторонними агитаторами. Получены были сведения, что с „Памяти Азова“ и „Риги“ чаще других имели сношение с частными лицами: 1) минный квартирмейстер Сидоров, 2) артиллерийский квартирмейстер Лобадин, 3) артиллерийский унтер–офицер Костин, 4) Трофим Тухин, 5) минер Осадчий, 6) Иванов, 7) Шевчук („Рига“), 8) Колодин (боцман), 9) Аникеев, 10) Гаврилов (боцман), 11) Рукавишников (машинист), 12) Крючков (гальванер) и 13) Рубайлов (боцман). Из них крупным главарем, влиявшим очень сильно на других, был Лобадин, ближайшими помощниками его — Костин, Осадчий, Аникеев и Гаврилов. Все означенные матросы главным образом сносились с неким Оскаром Минесом, известным у них под кличкой „Оська“. Личность эта подлежит точному установлению. У этого лица или через его посредство составлялись сходки и, между прочим, по агентурным указаниям, в доме 19 кв. 13 по М. Юрьевской улице в Ревеле, где, по справкам, оказался проживавшим студент Эрнест Грюнберг с женой Александрой Артемьевой и сестрой Урлиной Грюнберг».
Сразу же возникает законный вопрос: если о существовании боевой дружины было прекрасно известно, то почему сразу же не были приняты необходимые предупредительные меры? Возможно, в охранном отделении полагали, что все на самом деле не столь серьезно, как докладывают ревельские жандармы. Во–вторых, возможно, там просто не справились с тем потоком информации о беспорядках, которые в то время буквально захлестнули Россию. Наконец, в–третьих, возможно, просто понадеялись на извечное русское «авось». А вдруг пронесет и ничего страшного не случится? Увы, не пронесло, и случилось! Самое печальное, что своей информацией жандармы не поделились ни с командованием флота, ни с командиром «Памяти Азова», и те ничего не смогли противопоставить захвату корабля боевой дружиной.
Еще один неудобный эпизод событий на «Памяти Азова» — это эпизод контрвосстания. Абсолютно понятно, что переменная и часть постоянной команды сами схватили главарей мятежа и освободили офицеров. Но написать правду об этом значило поставить под сомнение саму классовую теорию. Как же могут классово близкие зачинщикам восстания матросы отбить у них корабль и передать его царским властям? Поэтому историки и писатели, освещавшие тему мятежа на «Памяти Азова», изворачивались кто как мог. Вот писатель–историк Кардашев: «Офицеры призвали на помощь кондукторов, гардемаринов и учеников, проходивших на корабле морскую практику. Завязались схватки. Восставшие матросы были обезоружены. Только из–за их неорганизованности офицерам удалось подавить восстание в самом его начале». Здесь все обман. Офицеры (а на борту оставался только тяжело раненный старший офицер и два мальчишки–мичмана) сидели под арестом и никого никуда призывать не могли. Смехотворно звучит и утверждение, что мятежники были неорганизованны и только потом обезоружены. Но ведь они до этого уже сутки властвовали над крейсером, что же помешало им организоваться? И как могли оказаться более организованными выступившие против них кондукторы и матросы, все действия которых были откровенным экспромтом?
