Льюис Спенс - Тайны древних бриттов

То, что языческие ритуалы в Шотландии считались «обычным делом», достаточно ясно видно из одного места в «ХроникахЛамеркоста» (кн. II, ч. VIII), откуда явствует, что Джон, приходский священник Инверкейтинга, что в Файфе, должен был отчитываться перед своим епископом в 1282 г. зато, что праздновал пасхальную неделю «согласно ритуалам Приапа», собрав девушек из города и заставив их петь и танцевать вокруг фаллической фигуры божества. В свое оправдание он сказал, что это «обычное дело для всей страны», и ему было дозволено сохранить свой приход. Точно то же самое в этот же период делал жрец Дарвела Гадарна в Уэльсе, который совершал подобные ритуалы 5 апреля, в пасхальный день. Нет сомнений в том, что та упорная борьба, которую вела кельтская церковь в свой ранний период за свой отдельный праздник Пасхи, возникла из особого почитания кельтского сезонного празднества, восходящего к древности.

Для нас, несомненно, было бы интересно коротко рассмотреть систему подобных друидических ритуалов, о которых мы имеем какую-то информацию, — это помогло бы нам выяснить, в какой мере они способны пролить свет на тайную традицию. Ритуал, который, возможно, описывался чаще, чем любой другой, — это сбор омелы. Из рассказов Плиния и Максима Тирского мы знаем, что дуб являлся священным деревом для кельтов, отсюда следует, что сбор омелы был явно связан с основами их веры. Могилы друидов были выложены дубовыми бревнами, а их священные церемонии неизменно украшали дубовые ветки. Одним словом, сам дуб являлся их божеством.

Омела не часто встречается на дубе, она, скорее, склонна паразитически произрастать на тополе и иве. Я считаю, что большинство писавших о ней в аспекте культового поклонения прошли мимо ее подлинного значения. Ее считали знаком особого расположения бога, символом бессмертия, света с неба и т. д.! Но я полагаю, что она была символом сущности жизни, древние рассматривали ее как протоплазмцческий материал существования.

Ее собирали в шестой день лунного стояния. Плиний указывает, что особые приготовления к празднеству и жертвоприношению проводились поддеревом, на котором росла омела, туда приводились два белых быка, чьи рога никогда не были связаны. Одетый во все белое друид забирался на дерево и срезал омелу золотым серпом. Она падала на растянутую внизу белую ткань. В том месте приносились в жертву быки, и возносились молитвы богу. Среди кельтов омела была известна как «всеисцеляющее» средство, бытовало мнение, что отвар, приготовленный из нее, делает бесплодных животных плодовитыми, что поддерживает мое мнение о том, что это растение считалось протоплазмой жизни. Кэнон Мак-Каллох мудро видит в рассказе Плиния описание ритуала, который «представлял собой смягченный вариант, реликт того, что когда-то было очень важным, но, скорее всего, дело в том, что Плиний приводит здесь лишь несколько живописных деталей и проходит мимо основного смысла ритуала. Он не говорит нам, кем был тот бог, о котором он упоминает, — может быть, это был бог солнца иди бог растительности… быки, возможно, были воплощениями бога растительности». Я думаю, что бог омелы и бык были как раз тем Ху, о котором я уже говорил. Вспомним о том, что изображению Дарвела Гадарна (сожженному в Смитфилде в 1538 г.) приносились в жертву быки. Я полагаю, что этим образом являлся дуб антропоморфной формы. Очевидно, речь шла именно о деревянной фигуре, и мы ведь, конечно, знаем, что «Дарвел Гадарн» было, по сути, другим именем Ху Гадарна, бога изобилия, неизменно ассоциировавшегося в кельтском фольклоре с быком, — бык фактически был его символическим изображением.

По-видимому, омела в качестве символа сущности жизни вошла в ритуал инициации в тайной традиции точно так же, как пшеница присутствовала в элевсинских мистериях. Она рассматривалась в качестве целебного средства от многих расстройств. Очевидно, на нее смотрели как на изначальную силу самой жизни. Являлись ли «жемчужинами» на оправе котла вдохновения ягоды омелы? Такое предположение может показаться притянутым, но я считаю, что подобная версия вполне вероятна. Может быть, Ху или Артур принесли из Аннуна не только лишь котел вдохновения, но и секрет самой жизни, эмблемой которой служила омела?

Много писалось о приносимых друидами человеческих жертвах. Какому богу или богам приносились эти жертвы? Нам известно, что сооружались огромные плетеные фигуры, и они наполнялись жертвами — преступниками или рабами. Единственными известными мне изображениями британских богов, воспроизведенными методом плетения, являются фигуры Гога и Магога — гиганты в лондонской Ратуше. В любопытной анонимной работе «Гиганты в Ратуше», изданной в 1741 г. и представляющей сейчас большую редкость, говорится, что те фигуры, которые были заменены нынешними в 1708 году, были созданы плетением. Теперь немного поговорим о генеалогии Гога и Магога.

В течение почти двухтысячелетий своего существования имперский Лондон сохранил такой объем сказаний и легенд, который вполне соразмерен его величию и знаменитости. Однако для изучающего эти предания должен представляться исключительно важным тот факт, что, по меньшей мере, восемьдесят процентов этого наследия имеет кельтские и докельтские, причем исключительно благородные источники. Римские, саксонские и норманнские вторжения едва ли в какой-то степени повлияли на окраску исконной лондонской мифологии, по своему характеру столь же всецело бриттской, как и народные сказания Уэльса.

И действительно, географические названия, относящиеся к Лондону, по всей видимости, отсылают к определенным бриттским богам, его покровителям. Доктор Генри Брэдли, известный авторитет в этом вопросе, говорит, что «Лондон» является притяжательной формой названия «Лондинос», образованного от старокельтского прилагательного, означающего «свирепый», а г-н Гордон Хоум, специалист по римскому периоду Лондона, высказывает мнение, что «единственное заключение, к которому можно прийти, это то, что сдвоенные холмы вблизи Темзы составили в отдаленный период владение и, несомненно, укрепление человека или семьи, носящей имя Лондинос».

Все это здраво и достаточно ясно, но все же кто были те «свирепые» на сдвоенных холмах вблизи Темзы? Если обратить взгляд на другие города, близкие по своему возрасту к Лондону, то сразу бросится в глаза тот факт, что значительная часть их получила свои названия по именам их богов-хранителей. Камулодунум, или Кол-честер, — это не что иное, как крепость или холм Камулуса, кельтского бога войны, название «Эборакум», или «Йорк», берет свое начало в имени иберийского божества Ипора, или Гипериона, а Кориниум, или Сиренсестер, являлся городом Коринеуса, эпонимического божества острова. Существует множество подобных примеров. Поэтому представляется весьма вероятным, что Лондон был так назван не по названию племени или клана, но по имени богов, властвовавших над этой областью.

Немало присутствует в преданиях богов, чьи имена заслуживают увековечения во внушительных названиях географических мест. Почти с незапамятных времен имена Гога и Магога ассоциировали с этой областью. Ее легендарное название Кокайгне, столь же неотъемлемое для нее, сколь неотъемлемы название Лионесс для Корнуолла или Альба для Шотландии, порой интерпретировалось как «земля или область Гога», приятное место или рай кельтского бога Огмиоса. Нет никаких сомнений в истинно британском характере титанов-богов Гога и Магога. В давние времена их изображения были высечены на склоне плимутской скалы, холмы Гог-Магог в Кэмбриджшире до сих пор хранят в своей памяти их имена. Высеченные и раскрашенные статуи Гога и Магога, возвышающиеся в дальнем конце Ратуши, являются преемниками фигур, которые носили по улицам столицы в Михайлов день, а также на празднованиях в честь вступления в должность лондонского лорд-мэра.

В своей книге «Новый взгляд на Лондон» (1708) Хэттон уверяет нас, что извозчики в городе имели обыкновение божиться «Гогом и Магогом», и далее из текста следует, что даже в такой поздний исторический период отдельных лондонцев охватывал настоящий ужас при одном упоминании этих имен. «Некоторые подмастерья, — замечает он, — настолько пугались имен Гога и Магога, насколько малые дети пугаются упоминания об ужасных черепе с костями». Эти имена должны были вызывать гораздо более сильный страх, чем перспектива быть представленным пред очи лорда-мэра или управляющего двором короля. Конечно, такой укоренившийся ужас мог сохраниться только на основе исключительно сильной народной памяти о древних жертвоприношениях указанным божествам, и изучающий традицию, вероятно, не ошибется, приравняв гигантов Лондона к Огмиосу, свирепому кельтскому богу красноречия, который, облачившись в львиную шкуру, с булавой в руке, тащил за собой людей в цепях и раз за разом требовал чинить человеческую бойню. Магог, «Мать Гог», это, очевидно, его женский двойник, и замена этого образа мужской фигурой Коринеуса, очевидно, является результатом относящихся к более позднему периоду нерешительных уступок в приглаженной британской мифологии Джеффри Монмутского и Джона Мильтона. Возможно, также, что имя Ог, или Огмиос, в позднейшие времена некие «авторитеты» спутали с именами Гога и Магога, библейских царей страны Васан. Вообще представляется вполне вероятным, что холмы-близнецы по обе стороны реки Уолбрук могли считаться местом обитания Ога и его супруги, точно так же, как сдвоенные скалы на самом краю земли когда-то считались их цитаделью.