Елена Прудникова - Второе убийство Сталина
Росло большевистское влияние и в армии, где начали повсеместно создаваться военные организации. Большое влияние имела фронтовая газета «Окопная правда» — тем более что большевики были не связаны никакими правительственными обязательствами и однозначно выступали за выход России из войны, которая давно всем осточертела.
30 мая — 3 июня 1917 года прошла Петроградская конференция фабзавкомов, на которой в отличие от состоявшегося сразу же вслед за ней съезда Советов три четверти Делегатов были настроены пробольшевистски.
…Итак, 3 июня открылся I съезд Советов и продолжался три недели — до 24 июня. 18 июня 1917 года у могилы жертв революции большевики провели колоссальную демонстрацию, на которую собралось около 400 тысяч человек. Основным ее лозунгом было «Долой войну!», но были и другие: «Долой десять министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!». Количество собравшихся говорило о резко возросшем влиянии большевиков. Теперь их уже нельзя было не принимать всерьез. Партия росла, она выдвигала популярные лозунги, в том числе антивоенные, и становилась опасна для властей.
По горькой иронии судьбы как раз в этот самый день, 18 июня, на фронте началось наступление. Учитывая состояние армии и ситуацию со снарядами и патронами, можно было не сомневаться в том, что оно провалится. И оно действительно провалилось. Власть, едва опомнившаяся от первого кризиса, вошла в новый виток штопора. Впрочем, можно было попытаться переложить вину с больной головы на не очень больную, что и было незамедлительно сделано — большевиков обвинили в разложении армии. Да, они действительно настойчиво и систематически занимались разложением армии, но не они были первыми в этой работе. Всей их деятельности было далеко до последствий, вызванных знаменитым «Приказом № 1» Временного правительства, которым его автор, популярный адвокат Соколов, начал разложение армии, призвав выбирать комитеты от нижних чинов для контроля за командирами и посеяв семена недоверия к офицерам. Большевики лишь воспользовались плодами его законотворчества. Но не будет же правительство бить себя по голове!
Власти явно пора было принимать меры к этим зарвавшимся радикалам — но нужен был повод, и он не замедлил появиться. В конце июня весть о поражении докатилась до Петрограда. Примерно тогда же Временное правительство решило для некоторой нормализации обстановки в столице расформировать и отправить на фронт несколько пробольшевистски настроенных частей Петроградского гарнизона. Точнее, крайне лево настроенных, ибо трудно сказать, насколько они были большевистскими — параллельно там вели агитацию и братки-анархисты, призывавшие к немедленному свержению правительства. Если Ленина смущало хотя бы отсутствие большинства в Советах, то эту публику не смущало вообще ничего. И когда 3 июля три министра-кадета подали в отставку, в пулеметном полку решили — все, ура, правительство рушится! Пулеметчики мгновенно разослали делегатов в другие части и на заводы и потребовали от РСДРП(б) немедленного выступления — мы вам сочувствуем, так выполняйте наши наказы!
Вот только этого сейчас и не хватало! Точно оценивая свои силы, совещание ЦК, ПК и Военной организации большевиков приняло решение — выступление не поддерживать. (По счастью, в этом совещании не принимал участие Ленин, а то вообще неизвестно, чем бы все кончилось.) Но части-то считаются большевистскими! Значит, именно партия должна как-то разруливать ситуацию, и переговоры с ЦИК, с мятежниками, со всеми на свете были поручены самому трезвому, умеренному и выдержанному дипломату из большевистской верхушки — Сталину. Он должен был одновременно удерживать солдат от стрельбы, не допустить кровопролития со стороны правительства, успокаивать ЦИК, предупреждать провокации… А события выходили из-под контроля — толпа не подчинялась уже и большевикам, она не подчинялась никому. По счастью, удалось переключить выступление с немедленного захвата власти на проведение мирной демонстрации под лозунгом «Вся власть Советам!», в которой приняло участие около полумиллиона человек, — Временное правительство к тому времени изрядно всем надоело. Демонстрация прошла на удивление мирно, кроме случайной стрельбы и небольших провокаций, никаких эксцессов не было — а ведь могли полгорода разнести, представляете себе, что такое пятьсот тысяч возбужденных демонстрантов!
ЦК принял решение о прекращении уличных выступлений, однако это было легче решить, чем сделать — народу понравилось выступать. А тем временем назрел и новый скандал. Одновременно в столицу пришло два сообщения: паническое известие о прорыве фронта немцами и материалы о том, что Ленин получал деньги от германского генерального штаба. Ленину было глубоко безразлично, от кого получать деньги на революцию — от немцев, от чертей, или же от марсиан, — но объясняться по этому поводу было не время и не место. Сталину удалось решить вопрос по-кавказски, то есть с помощью личных связей. Председатель ЦИК меньшевик Чхеидзе был его старым знакомым, и грузин грузину помог — Чхеидзе обзвонил редакции газет и попросил не публиковать компромат на Ленина. Авторитет председателя ЦИК был велик, и маневр почти удался — материал напечатала лишь одна маленькая газетка «Живое слово», которой кто-то поверил, кто-то не поверил, — но скандала не получилось.
Итак, вооруженного выступления не состоялось, скандал с разоблачением тоже провалился, однако для повода хватило и того, что было. 5 июля ЦИК дал министрам- социалистам полномочия «для борьбы с анархией», а также объявил в городе военное положение и организовал военный штаб, в который вошли меньшевики и эсеры. Большевикам, на которых возложили ответственность за беспорядки, были предъявлены довольно жесткие условия — они должны очистить дворец Кшесинской, большевистски настроенному гарнизону Петропавловки следует разоружиться. Сталин снова ведет переговоры — с ЦИК, с гарнизоном, который он уговаривает сдаться без боя, чтобы избежать кровопролития. «Вы сдаетесь не правительству, вы сдаетесь Советам» — этот аргумент убедил матросов, и они сложили оружие. Одновременно ему пришлось сдерживать пыл военного представителя ЦИК эсера Кузьмина, которому тоже очень хотелось активных действий. Если бы военный отряд Советов вступил в бой с гарнизоном и пролилась кровь, это дало бы повод правительству применить к большевикам силу и разгромить партию. А если бы на помощь гарнизону пришли другие антиправительственно настроенные части? В то время у правительства было еще достаточно власти, чтобы вызвать войска с фронта и разом покончить как с Советами, так и с большевиками.
Несмотря на то, что инцидент завершился мирно, к партии большевиков принимались жесткие меры. 6 июля был проведен обыск в особняке Кшесинской, устроен погром в типографии «Труд», где печатались большевистские и профсоюзные материалы. В городе было фактически объявлено осадное положение, началось разоружение (или по крайней мере попытки оного) рабочих, солдат, матросов. Были арестованы многие большевистские руководители. 7 июля отдан приказ об аресте Ленина.
Сталин укрыл Ильича в квартире Аллилуевых, где жил в то время. Там, на квартире, разгорелась и знаменитая дискуссия — являться ли Ленину в суд. Ногин, памятуя, должно быть, дореволюционные процессы, предложил пойти в суд и «обличить» там Временное правительство. На что Ленин, которого совсем не тянуло на подвиг самопожертвования, заявил: «Гласного суда не будет», а трезвый реалист Сталин мрачно добавил: «Юнкера до тюрьмы не доведут, убьют по дороге». В итоге решено было отправить Ленина подальше от Петрограда. Сталин собственными руками сбрил знаменитую ленинскую бородку, Ильичу надели на голову кепку, накинули аллилуевское пальто до пят, после чего Сталин и Аллилуев проводили его до вокзала и отправили в Разлив. Можно было вздохнуть свободно: Ильич вне опасности. Кстати, без него и как-то спокойней…
Приказа об аресте Сталина не отдавали, поскольку арестовывать его было не за что — у всех в памяти он остался миротворцем. Можно сказать, что именно благодаря его восточной хитрости партия вышла из июльских событий относительно целой и боеспособной. Более того, обретя ореол гонимой, она стала приобретать все больше сторонников, так что в августе большевиков уже насчитывалось около 240 тысяч — среди новичков, кстати, было немало людей, покинувших ряды других левых партий. Впрочем, «друзья-социалисты» эсеры и меньшевики этого не знали, считая, что большевики разбиты и как политическая сила уничтожены. И никто как-то не стремился их в этом заблуждении разубеждать…
Итак, Ленин и Зиновьев в Разливе, Каменев в тюрьме. Кто остался во главе партии? На VI, подпольном съезде РСДРП(б) с отчетным докладом и докладом о политическом положении в стране, которые по рангу должен был читать лидер, выступил Сталин — вот и судите, кто главный. Рассорившись с ЦИК, большевики сняли лозунг «Вся власть Советам!», отчего ситуация стала совершенно сюрреалистической: долой правительство, но неизвестно в чью пользу. В пользу партии большевиков? А как же Маркс? Еще одной темой дискуссии на съезде стал теоретический вопрос: возможно ли перерастание буржуазной революции в социалистическую и построение социализма в России раньше, чем на Западе? Преображенский, например, предлагал в резолюции о завоевании власти указать, что направить страну по социалистическому пути можно будет только при наличии пролетарской революции на Западе. По этому поводу ему возразил Сталин, попутно открыв новое направление марксизма. «Не исключена возможность, — говорил он, — что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму… Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего». Что-что, а убеждать он умел. Естественно, эти чисто теоретические нюансы не повлияли бы на реальную работу, которая определялась далеко не теориями, но лучше, чтобы никто в момент принятия решения не кричал над ухом: «Это не по Марксу!» А «творческий марксизм» был просто гениальной находкой — он позволял в будущем подвести обоснование подо что угодно.
