Юрий Мухин - Победила бы нынешняя Россия в Великой Отечественной? Уроки войны
По этим же немецким данным о потерях, советская авиация 22 июня в воздухе и на аэродромах потеряла 1000 самолетов, а за первые две недели войны – 3500. Ну и что? В западных округах было 33 авиадивизии с более чем 10 тыс. самолетов. Давайте посчитаем. Немцы напали на нас с 4 тыс. боевых самолетов, а у нас и через две недели осталось еще 6,5 тыс. – полное превосходство в количестве! Почему же наши войска все время были без авиационного прикрытия и поддержки? А потому, что для прикрытия и поддержки сухопутных войск летчики должны были знать, кто именно в их помощи нуждается. А как это узнать без связи?
Еще в 1939 году на 4 тыс. самолетов всех немецких ВВС приходилось 16 полков и 59 батальонов связи, то есть – примерно 15 связистов на один самолет.
Вот как, к примеру, немецкий летчик описывает обычный боевой вылет:
«Мы летели над Черным морем на высоте примерно 1000 метров, когда наземный пост наблюдения передал сообщения: «Индейцы в гавани Сева, ханни 3–4» (Русские истребители в районе Севастопольской гавани, высота 3000–4000 м).
Мой ведущий продолжал набирать высоту, а я прикрывал его сзади и внимательно высматривал русские самолеты. Вскоре мы набрали высоту 4000 м и с запада вышли к Севастополю. Вдруг мы заметили истребители противника, они были чуть ниже нас. В моем шлемофоне раздался голос ведущего: «Ату их!»
Мы снизились и атаковали противника. Это были «яки», мы кружили вокруг них минут десять, но не смогли сбить ни одного истребителя. Вскоре противник отступил. Наземный пост наблюдения передал новый приказ: «Направляйтесь к Балаклаве, там большая группа Ил-2 и истребителей».
Bf 109 сбавил скорость, и его пилот показал мне, чтобы дальше пару вел я. Теперь я шел впереди, а «мессершмитт» прикрывал мой хвост. Вскоре мы добрались до Балаклавы и увидели в воздухе разрывы снарядов нашей зенитной артиллерии. Начался новый бой с «яками», на этот раз мне удалось сбить одного. Объятый пламенем истребитель противника врезался в землю».
Заметьте, поскольку немцев все время с земли наводили, то они всегда начинали бой с выгодной для себя позиции и внезапно для наших.
А у нас даже в 1942 году командующий ВВС в приказе отмечал, что 75 % вылетов советской авиации делается без использования радиостанций. Они, кстати, в это время были только на командирских самолетах, а у остальных – приемники. А командные пункты авиации появились только к концу войны, да и то, судя по всему, это было далеко не то, что было у немцев.
История нам нужна для того, чтобы не совершать ошибок в сегодняшнем дне. Но чему нас учит история по Хрущеву? Ведь и сегодня в нашей армии командно-штабные машины не бронированы и имеют столь характерные очертания, что их и чеченцы выбивали в первую очередь.
На конференции по безопасности России в одном из докладов было сообщено, что сегодня у нас все автоматические телефонные станции по контракту реконструируют американцы компьютерными системами, они же и программируют эти системы. Для чего это? Для того чтобы в угрожающий момент по всей России вышла из строя телефонная сеть?
Я писал, что у Тухачевского (даже если он не был осмысленным врагом) отсутствовало образное мышление – он не мог себе представить, как будут выглядеть бои будущей войны. Когда он был начальником Генштаба, то его хватало на то, чтобы самому изготавливать скрипки, на то, чтобы выдрессировать мышонка и научить его разным фокусам. Но побывать на фронтах войн, которые велись в то время в мире, или хотя бы расспросить участников, или хотя бы вникнуть в сообщения и попытаться представить себе, как люди воюют и как будут воевать, – на это его не хватало.
Не представляя, как будут вестись бои, он неспособен был заказать оружие победы в этих боях, и это хорошо видно по тому, что именно он заказал промышленности и конструкторам в 1931–1936 годах, когда был замнаркома по вооружению. Давайте и мы продолжим оценку результатов работы этого стратега.
Итальянский генерал Дуэ (Douhet) выдвинул идею, что победу в будущей мировой войне определят только военно-воздушные силы. Та страна, которая сумеет уничтожить авиацию противника и разбомбить его города, будет победительницей.
Города – это очень большая цель. И когда летчик с большой высоты целится в Кремлевский дворец, но попадает в ГУМ – это тоже неплохо. Когда город бомбят 1200 самолетов сразу, то кто-нибудь попадет и во дворец.
Отсюда вытекало, что необязательно иметь бомбардировщики, которые могли бы уничтожить с одного захода небольшую цель (танк, паровоз, автомашину, мост). Достаточно иметь много больших бомбардировщиков, бомбящих только с горизонтального полета и большой высоты. Короче – фронтовая авиация (авиация поля боя) не нужна.
Сторонником доктрины Дуэ был Гитлер, но отличие тогдашней Германии от СССР было в том, что Геринг, наряду с тяжелыми бомбардировщиками, заказал конструкторам и промышленности и пикирующий бомбардировщик Ю-87 (на котором немецкий летчик Рудель отчитался в уничтожении 600 наших паровозов), и трижды проклятую нашими войсками «раму» – немецкий разведчик и корректировщик артиллерийского огня «Фокке-Вульф 189». Кроме этого, немецкий бомбардировщик Ю-88 мог и штурмовать, и пикировать, и даже быть тяжелым истребителем. Дуэ – он, конечно, Дуэ, но и в своей голове надо же что-то иметь!
Тухачевский следовал доктрине Дуэ тупо до тошноты. В то время, когда он занимался вооружением Красной Армии, самолеты поля боя не то что не заказывались, а и те, что имелись, планомерно сокращались. С 1934 по 1939 год наша тяжелобомбардировочная авиация (которая в годы войны не имела никаких сколько-нибудь значительных достижений) выросла удельно в составе ВВС Красной Армии с 10,6 до 20,6 %, легкобомбардировочная, разведывательная и штурмовая авиация снизилась с 50,2 до 26 %, истребительная увеличилась с 12,3 до 30 %. Как интеллектуал-экономист Гайдар пер «в рынок», так и стратег Тухачевский пер в доктрину Дуэ.
И бросились мы конструировать самолеты поля боя уже без Тухачевского только в 1938–1940 годах, в результате летчики просто не успевали обучиться на них летать. Так, к примеру, по воспоминаниям ветерана, когда они в 1941 году пересели на пикирующий бомбардировщик Пе-2, то война заставила командование бросить их в бой, даже не дав обучиться тому, для чего этот самолет и предназначен – пикированию. Учиться им пришлось в боях.
Наверное, в таком положении дел не один Тухачевский виноват, но ведь всех остальных считают идиотами (Ворошилова, Кулика, Сталина) и только его «генеалиссимусом» военного искусства. Да и не это главное. Главное, что именно Тухачевский отвечал за вооружение Красной Армии тогда, когда надо было разработать оружие будущей войны. Он обязан был застрелиться, но не допустить такого положения. И не забудем: авторитет его был таков, что даже Сталин перед ним извинялся по пустячным поводам. Так что, будь он действительно военным специалистом, он бы нашел способы исправить положение.
Напоминаю, что я считаю Тухачевского предателем, но для чистоты исследования его как военного не придаю этому значения. Считаю, что он честно пытался вооружить Красную Армию.
В таком случае, он не понимал, что победу делают все рода войск воедино. И не понимал этого ни в каких вопросах. А ведь военный должен ясно представлять себе, как ведется бой. Возьмем, к примеру, артиллерию.
Есть орудия, из которых стреляют только тогда, когда враг виден в прицеле, – противотанковые и зенитные пушки, небольшое количество легкой полевой артиллерии. Но самая мощная артиллерия стреляет с закрытых позиций, т. е. сами орудия находятся в нескольких километрах от цели. (Сегодня – до 30–50 км). Наводят их в цель по расчетным данным.
Точно рассчитать невозможно, но даже если бы это было и так, существует масса факторов, отклоняющих снаряд. Поэтому хотя сами орудия располагаются так, что их расчеты не видят противника, но его обязаны видеть командиры батарей и дивизионов, которые находятся там, откуда цель видна, и которые корректируют огонь. Делают они так: сначала дают стрелять одному своему орудию и по взрывам его снарядов исправляют наводку орудий всей батареи. А когда пристрелочные взрывы начинают ложиться рядом с целью, дают команду открыть огонь всем орудиям и уже десятками снарядов уничтожают ее.
Но это если они цель видят. Если в районе поля боя есть каланча, высокое здание или хотя бы холмик, с которого они могут заглянуть в глубь обороны противника.
Вот немецкий генерал Ф. Меллентин критикует наших генералов: «Они наступали на любую высоту и дрались за нее с огромным упорством, не придавая значения ее тактической ценности. Неоднократно случалось, что овладение такой высотой не диктовалось тактической необходимостью, но русские никогда не понимали этого и несли большие потери». Наш историк Н. Зенкович Меллентину подпевает, а как же: немец, умный! Ну а спросить Меллентина: а чего тогда немцы защищали эту «высоту», если она не представляла «тактической ценности»?
