Нина Молева - Московские загадки
И небольшая подробность. Старший сын «бунташного» Гаврилы Григорьевича – Григорий Гаврилович – был любимцем царя Алексея Михайловича, наместником Нижегородским, в 1650 году послом в Польшу, боярином и оружничим. Каждый из членов семьи решал свою судьбу по собственному усмотрению. Но по-настоящему всю эту ветвь Пушкиных поэт не мог называть своими прямыми пращурами, зато к числу их потомков относилась его будущая супруга – Наталья Николаевна Гончарова. Поэт принадлежал к младшей ветви семьи, члены которой не поднимались выше звания стольника. Именно стольник Петр Петрович Пушкин, прямой пращур Александра Сергеевича, упоминается в Росписном списке Москвы 1638 года, где указано, что владеет он домом в Армянском переулке, на церковной земле «Николы Чудотворца у столпа». Соседствует с ним Василий Никонович Бутурлин и несколько иностранцев. Этот район Москвы был настолько густо заселен иностранцами, главным образом английскими купцами, что причты соседних церквей обращались с жалобой к царю Алексею Михайловичу: из-за засилья иноземцев совсем обезлюдели православные приходы.
Стольник был человеком достаточно состоятельным, чтобы к владению на Маросейке прикупить еще и большой двор на Рождественке, в приходе Николая Чудотворца что на Божедомке (домовладение № 15). В 1660 году стольника не стало, ему наследовали вдова и дети, из которых Петр Петрович-младший продолжал здесь жить до своей смерти в 1692 году.
Прямой прадед поэта Александр и дед Лев владели обширными землями по Божедомскому переулку (бывш. Делегатская ул.) и Самотечному переулку. Всего им принадлежало 5 участков, с которыми поспешила расстаться бабка поэта, Ольга Васильевна Пушкина, отдавшая предпочтение Огородной слободе.
Зато былые пушкинские земли у Самотеки приобрели самую широкую известность. Они перешли после Нелидова и московского генерал-губернатора Тормасова в 1824 году к Ивану Николаевичу Римскому-Корсакову. Впрочем, надо отдать должное Тормасову, он многое сделал для преображения пушкинского сада. Он значительно расширил его за счет соседнего владения, вырыл новый пруд, за средним прудом построил круглую беседку со статуей Екатерины Великой в память о посещении императрицей его владений. Сад наполнили цветники и статуи, была высажена большая дубовая аллея. Как это было принято, московская публика могла посещать сад бесплатно, смотреть иллюминации, полеты воздушных шаров, слушать выступления заезжих знаменитостей и песельников, разъезжавших на шлюпках. «Корсаковские вечера» по возвращении Пушкина из ссылки входят в моду, но вскоре после его отъезда в Петербург начинают приходить в упадок. Судьба сада переходит в руки антрепренеров.
Трубная площадь.
С 1853 года он оживает под именем «Эрмитажа». Здесь проходит, в частности, антреприза Лентовского, но уже в последней четверти XIX века сад начинают вырубать, застраивая доходными домами.
Служило ли это свидетельством хозяйственных талантов деда или простым следованием московским обычаям, но Лев Александрович не упускал возможности «прикупить землицы» по всему городу. В 1746 году 1 июня он купил у И.И. Головина «белое место» в приходе Николы что в Хлынове за 10 рублей. По купчей l751 года к нему перешли строения на дворцовой земле размером в 440 сажен в приходе «Николы в Плотниках», бок о бок с первой семейной квартирой внука на Арбате. Но уже отец поэта собственного дома в Москве не имел и всю жизнь довольствовался «съемными» квартирами, которые постоянно менял. Состоятельные москвичи постоянно покупали и перекупали дворы, тем более не задерживались на «съемных» квартирах.
В 1927 году комиссия постановила отметить мемориальной доской дом № 10 вместо дома № 27 по той же Немецкой улице. Как удалось выяснить архивистам, из этого последнего семья Пушкиных выехала за несколько недель до рождения своего первенца. Причину внезапного и столь несвоевременного, учитывая состояние Надежды Осиповны, переезда установить не удалось.
Сад «Эрмитаж».
Единственное, представляющееся достаточно убедительным предположение – смерть при каких-то особых обстоятельствах дворового человека Пушкиных Михайлы Степанова, которая могла испугать будущую мать. Впечатлительность и даже склонность к галлюцинациям «Прекрасной креолки» не была секретом для окружающих. Об особых обстоятельствах в данном случае свидетельствовал факт, что кончина была зарегистрирована в церковно-приходских книгах дважды: два разных дня, два разных порядковых номера. Опасность морового поветрия – эпидемии?
Немецкая улица, в настоящее время носит имя Баумана.
Положим, подобная разгадка выглядела не слишком убедительной. Церковную документацию всегда отличала исключительная скрупулезность, особенно в части смертей и рождений. А главное – почему здесь имело место именно повторение: «Умре по христианской должности маиа 3 дня во дворе графини Екатерины Александровны Головкиной у жильца ее коллежского асессора Сергея Львовича Пушкина дворовый человек его Михайла Степанов, коему от роду 48 лет, погребен 5 дня на Семеновском кладбище». Запись под № 58. И дальше запись под № 64, автор которой просто не мог не видеть предшествующей записи: повторяя имена домовладелицы и Сергея Львовича Пушкина, она свидетельствовала о смерти дворового человека Михайлы Степанова, от роду имевшего 47 лет и погребенного 6 мая. Две смерти разделяло два дня.
Общепризнанная ошибка. А если предположить другое решение? Тезки с одинаковыми отчествами не были редкостью. Следовательно, речь могла идти о двух разных людях, погибших от одной и той же возникшей в перенаселенном дворе заразы. Тогда становится объяснимым поспешный переезд семьи, готовой согласиться на любую крышу над головой.
Как принято было считать, убежищем стал ветхий домишко во дворе, бывшего сослуживца Сергея Львовича Скворцова (Немецкая ул., 10). Дом был бедным, остро нуждавшимся в ремонте, но Пушкины и не собирались в нем задерживаться. Сразу после родов они выехали в Михайловское, а оттуда и вовсе в Петербург. Поэт буквально с приходом на свет стал странником.
Это отвечало интересам Пушкиных. Но ведь еще существовал владелец дома, который вряд ли бы согласился на подобный переезд без оформления соответствующих документов, которое требовало времени. А что, если именно отсюда дорога вела в дорогую сердцу поэта «страну Молчановку»? Там жила одна из близких подруг Надежды Осиповны, там она могла найти временный приют безо всякой регистрации в церковных исповедных росписях. Отсюда и задержка с обрядом крещения младенца на целых двенадцать дней. Впрочем, загадке позднего крещения предшествовала загадка дня рождения.
И опять перед архивистами возникал злосчастный дьячок Александров, ошибавшийся каждый раз, когда дело касалось именно Александра Сергеевича Пушкина. Он записывает рождение поэта 27 мая, а дальше все исследователи начинают доказывать правоту отца, уже после смерти сына назвавшего 26-е. Впрочем, так считал и сам поэт, и в данном случае его слово было принято как решающее. Независимо от того, ошибся дьячок Александров или нет, 26 мая было куда более торжественным и символическим днем: церковь праздновала Вознесение, мирские власти – рождение первой и единственной дочери будущего Александра I великой княжны Марии Александровны. Вслед за Иваном Великим гудели колокола во всех городских церквях, и народные гуляния продолжались до поздней ночи. Это была пора белых московских ночей.
В Москве начала XXI века память о Пушкине сосредоточивается на Арбате, или, точнее, – от Арбата до Остоженки. Так удобней для соответствующих учреждений, но так не было в действительности. Раннее детство поэта – самое для него дорогое, перенесенное в его поэзию, – это Чистые пруды, Огородники, Покровка.
Но ведь все было совсем не просто и с крещением мальчика. Надежда Осиповна сообщила кузену Александру Юрьевичу, что именно он будет записан крестным отцом новорожденного. А в церковных записях стоит другое имя – графа Артемия Ивановича Воронцова, мужа троюродной сестры бабушки Марии Алексеевны Ганнибал, отца ближайшей подруги «Прекрасной креолки» графини А.А. Бутурлиной. Вряд ли граф присутствовал при крещении. Подобно кузену Александру Юрьевичу, он находился в отъезде с января 1799 года, оставив старую столицу ради столицы на Неве. Кумой была приглашена другая бабушка поэта – Ольга Васильевна Пушкина. Но даже с ее именем возникает путаница. В записи о крещении она названа просто вдовой, в выписке, сделанной для Консистории спустя три месяца, графиней. Другое дело, что с таким почтением ее воспринимали собственные дети, хотя и бунтовали против материнской воли. Ведь женился же Сергей Львович на «Прекрасной креолке, бесприданнице и дочери арапа-двоеженца», по выражению возмущенной свекрови.
