Лев Прозоров - Мифы о Древней Руси. Историческое расследование
1092 год – половецкие ханы, Тугоркан и Боняк были приглашены в Константинополь, где встретили самый льстивый прием и получили роскошную трапезу[218].
Официально прием был по поводу того, что оные ханы вкупе с византийской армией добили остаток печенегов, бывших союзников империи – вот так ценили былые заслуги византийские владыки.
…в следующем, 1093 году половецкие ханы Боняк и Тугоркан напали на Русь.
«Половцы же, взяв город, запалили его огнем, и людей поделили, и много христианского народа повели в вежи к семьям своим и сродникам своим; страждущие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и беде, с осунувшимися лицами, почерневшими телами, в неведомой стране, с языком воспаленным, раздетые бродя и босые, с ногами, исколотыми тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: «Я был из этого города», а другой: «А я – из того села»; так вопрошали они друг друга со слезами, род свой называя и вздыхая, взоры возводя на небо к Вышнему, ведающему сокровенное»[219].
Да… мы очень многим обязаны Византии…
Глава 6. Некоторые мифы о славянском язычестве
Мифов таких множество.
Часть из них порождена вполне академической наукою – когда слабо соприкасающееся с источниками предположение, поддержанное, или паче того – высказанное академическим авторитетом, приобретает сперва статус «историографической традиции», а там и «научного факта». Ситуация, нередкая отнюдь не только в области изучения славянского язычества – мы с вами, читатели, видели уже множество тому примеров.
Немало мифов породило и зародившееся славянское неоязычество – в основном потому, что на рубеже восьмидесятых-девяностых годов минувшего столетия первым из нас мучительно не хватало информации – и додумывали кто во что горазд, да и в имевшейся информации, что называется, не очень-то копались. Теперь многие поспешные решения уже обрастают многолетней привычкой, или хуже того – чувством собственной важности какого-нибудь «волхва», «жреца» или «старейшины»
И растут – на радость злопыхателям (впрочем, в абсолютном большинстве ничуть не менее безграмотным) ряды верующих в «славянскую троицу Перуна, Сварога и Велеса», в «Борьбу Светлых Богов с Чернобогом и Мареной» и так далее, и тому подобное.
Буду рад, если статьи этого раздела дадут кому-нибудь повод хотя бы задуматься.
«Периодизация язычества» или описание ритуала?
«Се слов(ене). ип ти начаша требы класть. Роду и Рожаницам преже Перуна бога ихъ, а переже того клали требу упирем и берегиням(1)»[220].
Эта цитата из «Слова святого Григория» известна всем, кто так или иначе интересовался исконной верой Руси. Немало послужил ее популярности Б.А. Рыбаков, в своих трудах «Язычество древних славян» и «Язычество древней Руси», отметив «замечательную периодизацию славянского язычества, которая содержится во всех его списках»[221]. И действительно, вырисовывавшаяся схема столь совпадала с догмами материалистического религиоведения, что не заметить этого было крайне трудно – в полном соответствии с «историческим материализмом» все начиналось с анимистических культов духов природы, упырей и берегинь, потом были Божества плодородия и, наконец, развитый пантеон небесных Богов.
Однако же покойный ныне академик, к глубокому сожалению, совершенно не дал себе труда задуматься над вопросом – как такая последовательность могла прийти в голову средневековому книжнику-монаху. Он не был знаком с анимистическими культами племен Америки, Австралии и Африки, то есть о непосредственном наблюдении речи вести не приходится. Никакой источник не мог ему подсказать эту мысль тогда – как никому впоследствии, ибо таких источников просто нет. Ни один эллин, ни один скандинав не описывал «перехода» от почитания нимф и сатиров или троллей и ундин к почитанию Олимпийцев или Асов. Подобный переход до сих пор нигде и никем не наблюдался и является голой схемой, созданной европейскими учеными Нового Времени по ознакомлении с вышеупомянутыми анимистическими культами. Эти культы были – совершенно, отметим, произвольно – сочтены изначальной формой религии – под влиянием совершенно определенной мировоззренческой парадигмы. Парадигма эта была средневековому сознанию, как христианскому, так и языческому, совершенно чужда. Языческому, пожалуй, в особенности.
Чего не портит пагубный бег времен?Отцы, что были хуже, чем деды, – насНегодней вырастили; нашеБудет потомство еще порочней[222].
Восклицал римлянин-язычник Гораций. Та же схема отражена в «Трудах и днях» греческого язычника Гесиода, в «Бхагавадгите», в ирландском «Плаче Морриган», в «Старшей Эдде» Германцев, в незамысловатой русской поговорке: «Встарь люди были божики, а мы люди тужики, а познейские будут люди пыжики: двенадцать человек соломинку поднимать, так, как прежние люди поднимали такие деревья».
Общим местом любого языческого мировоззрения является убеждение в движении мира от Золотого Века, когда Боги ходили среди людей и земля была неотличима от рая, к пропасти Пралайи, Рагнарекка, Конца Времен. Очевидно, что сказочка про тупых дикарей-предков, только и знавших, что класть требы упырям с берегинями, и лишь спустя века невесть с чего дотумкавшим до поклонения Перуну и Хорсу, в языческом сознании просто не могла возникнуть.
С христианами было все еще проще. «Боги языцей – бесы» (Втор., 32:16–17, Пс., 105:37, Коринф., 10:10). Точка. Никаких качественных различий в этом отношении для христианина не существовало и не существует, поклоняться нимфе рощи или Громовержцу – равно впадать в «прелесть диавольскую».
На самом деле, если бы мне или кому-то другому пришло в голову утверждать, что русский монах XII века изобрел паровоз, с таким фантазером никто не стал бы и спорить. Но когда тем же людям рассказывают о том, что тому же самому иноку пришла в голову идея, возникшая позже паровоза – идея «эволюции религии» – все воспринимают подобную весть с потрясающим спокойствием.
Между тем для того, чтобы подобные идеи возникли в голове ученой публики, нужна была Эпоха Великих Географических открытий, начавшаяся плаванием Колумба, и открывшая европейцам мир диких племён Африки, обеих Америк, Австралии и тихоокеанских островов – мир племён, пребывавших в состоянии анимизма.
Нужна была эпоха Просвещения с её скептичным, отстранённым подходом к понятию религии, когда духовная жизнь стала предметом научного исследования.
Нужен был технологический и научный прорыв Века Пара, сделавший понятия развития и прогресса чем-то само собою разумеющимся, законом природы, а стремительные общественные изменения только укрепляли эту веру.
Только после всего этого британец Эдуард Тайлор, ученик немецкого философа-эволюциониста Фридриха Густава Клемма и исследователь жизни диких народов, в 1872 году издает книгу «Первобытная культура». В этой книге впервые выдвигается понятие «эволюции религии» и понятие анимизма, а также впервые выстраивается схема, сходство которой с мнимой «периодизацией» «Слова святого Георгия» ввело в соблазн Рыбакова.
Наконец подобному восприятию решительно противоречат источники по русскому язычеству, которые упоминали культ берегинь, Рода с Рожаницами, и Перуна с присными, как явления вполне синхронные. Все эти культы бытовали одновременно, а не предшествовали друг другу.
Я не первый, кто возражает против такого понимания цитаты о берегинях с упырями, Роде и рожаницах и Перуне. Первым, как ни поразительно, высказался публикатор и первоисследователь «Слова святого Георгия», Измаил Иванович Срезневский. «Принявши такое чтение надо принять, что сочинитель имел понятие о трех периодах русского язычества, что период обожания Перуна он считал последним, период поклонения Роду и Рожаницам ему предшествовавшим, а период поклонения упырям и берегиням древнейшим. Мог ли сочинитель иметь такое понятие о русском язычестве и желать его выразить? Мне кажется, не мог. Не мог потому, что ему как христианину средних веков не могло придти на мысль рассматривать язычество как явление историческое, постепенно изменявшееся»[223]. Как видим, упрек академика предшественникам – они-де «не заметили» содержащуюся в памятнике «замечательную периодизацию» – несправедлив, и несправедлив, я бы сказал, необъяснимо. Возможность трактовки «Слова…», как «периодизации» – заметили сразу. И сразу же дали возражение, на которое ни один из сторонников периодизации (среди коих Борис Александрович также был отнюдь не первым) за полтора столетия изучения памятника так и не сподобился что-нибудь ответить.
Итак, принять толкование сведений «Слова святого Григория» Рыбаковым невозможно категорически.
