Последний крестовый поход (ЛП) - Элари Ксавье
Что касается Людовика, то, хотя он и был прикован к постели, он продолжал осуществлять командование и полномочия короля. Так он принял посланников константинопольского императора Михаила Палеолога. Как мы уже видели, послы пытались убедить короля помешать Карлу Анжуйскому начать наступление, которое он готовил в Греции, в поддержку принца Ахайи Вильгельма Виллегардуэна. Как отмечает греческий историк Георгий Пахимер, французский король "был братом Карла по рождению, но совсем не братом по нравам". К сожалению, говорит Пахимер, "король, не способный ни к чему, то больной, то занятый войной, откладывал рассмотрение их дела и занимался своим лечением". Однако за несколько дней до смерти он все-таки принял византийских послов, продемонстрировав, продолжает Пахимер, "свою склонность к миру и готовность поддержать его всеми силами, если он выживет". Примат говорит совсем другое. По его словам, Людовик не принял послов императора, которые удалились, удрученные и даже плачущие, как женщины — традиционный образ по отношению к византийцам[161].
В течение августа Людовик также приказал своим заместителям во Франции взять заем в размере 100.000 турских ливров, по залог дохода от десятины, а также от доходов с королевского домена. Король явно исчерпал финансовые резервы, с которыми он начинал свое предприятие. Чтобы вознаградить своего сына Пьера, графа Алансонского, за его достоинства, он увеличил его апанаж ежегодной рентой в 2.000 турских ливров. Людовик также позаботился о том, чтобы заменить двух своих душеприказчиков, графа Вандомского и архидиакона Парижа, которые слегли от болезни, деканом Сен-Мартен-де-Тур и Пьером Барбе, архидиаконом Дюнуа[162]. Однако конец был не за горами, несмотря на заботу врачей, окружавших его, включая метра Дюдона, который несколько месяцев спустя стал одним из первых свидетелей чуда, приписываемого Людовику. Приняв церковные таинства, король Франции умер в понедельник 25 августа.
Прибытие Карла Анжуйского
Именно в момент смерти своего брата король Сицилии наконец-то высадился на побережье Туниса, а один из его кораблей прибыл несколькими часами ранее, принеся радостную весть[163]. Если смерть Людовика вызвала смятение в лагере крестоносцев и большую радость среди тунисцев, то прибытие его брата восстановило равновесие. Карл Анжуйский, как и его брат, любил театрализованные действа, даже если они были в несколько ином стиле. Чтобы впечатлить публику зрелищем своей силы, он приказал, чтобы при его высадке звучали трубы и другие музыкальные инструменты, рассчитывая, что армия крестоносцев воспримет объявление о его прибытии с воодушевлением! Естественно, мучения умирающего короля и общее положение армии делали атмосферу в лагере крестоносцев довольно мрачной, и прибытие армии Карла было не таким триумфальным, как ожидал Сицилийский король.
Как только ему сообщили о смерти брата, Карл принял решение вести себя бесстрастно, чтобы не усиливать волнения, которые он ощущал в армии. Только когда он оказался перед телом брата, его глаза наполнились слезами. По словам Пьера де Конде, он сокрушался причитая, целуя ноги умершего: "О мой господин! О мой брат!". "Но, ― говорит Гийом де Нанжи, ― потом он вспомнил, что плакать свойственно только женщинам, встал и огляделся вокруг так гордо, как будто был ничуть не тронут смертью брата". Не время было опускать руки[164].
Что надлежало делать с останками короля? Для большинства погибших во время крестового похода погребение в тунисском песке, вероятно, являлось единственным вариантом. Возможно, легат и многие присутствующие священнослужители освятили кладбище для погребения останков погибших. Однако же тела важных людей или, по крайней мере, их кости должны были быть возвращены на родину. Филипп де Монфор, сеньор де Кастр, умер 28 сентября и один из его рыцарей похоронил его внутренности и плоть в лагере и привез кости и сердце обратно в Кастр, где они были захоронены в церкви Сен-Венсан почти год спустя, 9 сентября 1271 года. Кости легата Рауля Гроспарми были доставлены в Трапани. Что касается короля и его сына, то они обязательно должны были быть похоронены во Франции. Останки Людовика, конечно же, должны были отправились в Сен-Дени, королевскую усыпальницу, Жан Тристан, напротив, должен был быть похоронен в аббатстве Ройомон, поскольку его отец решил, что отныне в Сен-Дени будут хоронить только королей.
Но тела еще нужно было подготовить. Тогда принято было варить их в смеси воды и вина, чтобы плоть отделилась от костей — поэтому требовался большой чан. Перед варкой из тела удаляли сердце и внутренности. После варки кости короля и его сына очистили, отбелили и поместили в два ларца с шелковой обивкой, наполненных специями[165].
Многие в армии не сомневались, что однажды Людовика канонизируют. По праву близкого родства, Карл Анжуйский получил сердце и внутренности своего брата, потенциальные реликвии, которые должны были служить напоминанием о связи между королем Франции и королем Сицилии. Карл немедленно отправил их в Монреале (Королевская гора), бенедиктинское аббатство недалеко от Палермо. Первоначально кости почившего короля были доверены Жоффруа де Болье для транспортировки по морю во Францию. Но Карл Анжуйский убедил своего племянника, нового короля Франции Филиппа III, оставить их в армии. Тут можно только восхищаться мастерством Сицилийского короля, который, будучи прекрасным руководителем, хорошо знал, что может укрепить боевой дух армии, оказавшейся в гуще опасностей[166].
Успехи крестоносцев
Смерть короля Франции и легата с разницей в несколько дней лишила крестовый поход двух лидеров. Но смерть Людовика стала самым серьезным ударом. Говорят, что после посещения останков своего брата Карл Анжуйский обратился к баронам и армии: "Мы потеряли одного господина, но обрели другого". Новым королем, по факту, стал принц Филипп, который раньше всегда находился в тени отца и матери. О появлении нового короля стало известно всему лагерю. 27 августа он принял оммаж (вассальную присягу) великих вассалов, в таком порядке: его дяди, Альфонс, граф Пуатье, и Карл Анжуйский, затем его зять король Наварры, его кузен граф Артуа, графы Фландрии и Бретани, и "все остальные, как графы, так и бароны, один за другим". Признания баронов, символизированное принесением оммажа, было достаточно для установления легитимности нового короля без необходимости в коронации[167]. Однако 25 августа и в последующие недели здоровье Филиппа, по-прежнему, вызывало беспокойство.
Каким бы ни было состояние короля Франции, с прибытием Карла Анжуйского крестовый поход обрел нового лидера. Всем было ясно, что именно король Сицилии взял на себя фактическое командование армией. Только что получив известие о смерти Людовика, Карл, еще до того, как отдать дань уважения останкам последнего, поговорил с другим их братом, Альфонсом де Пуатье, а затем отправился к своему племяннику Филиппу, новому королю Франции. Покинув шатер, где было выставлено тело Людовика, Карл наконец-то добрался до шатра другого своего племянника, графа Артуа и воспользовавшись этим, доверил своих детей графине Артуа, Амиции де Куртене. Как видим, Карл предусмотрительно заручился поддержкой всех принцев из рода Капетингов. И именно Пьер ле Шамбеллан, главный советник Людовика, ввел Карла в шатер, где лежало тело покойного короля. Все, кто имел значение, молчаливо признали его превосходство[168].
Популярность короля Сицилии также была очень сильна и в лагере крестоносцев. Выиграв две битвы, при Беневенто и Тальякоццо, Карл Анжуйский стал признанным полководцем. Возможно, он не обладал такой харизмой, как Людовик, но его слава во французском рыцарстве была велика, и ему, возможно, больше доверяли вести войну. Важно отметить, что Карл разбил свой лагерь перед лагерем крестоносцев, на полпути к лагерю мусульман и таким образом действительно взял на себя инициативу[169].
